«Деньги — это ловушка». Французский писатель Жан-Кристоф Гранже о нацизме, депрессии и жизни по Фрейду
58-летний француз Жан-Кристоф Гранже — один из самых популярных в мире авторов детективных романов. Его книги переведены на 30 языков и практически все экранизированы. В интервью Forbes Life писатель честно рассказал, как боролся с депрессией, искал собственного отца и почему на литературе невозможно заработать даже во Франции
Вот уже 20 лет бывший журналист-международник, Гранже умело смешивает мрачный психологизм и извращенную жестокость с современной повесткой и превращает классический полицейский детектив в головокружительные триллеры. В марте на русском языке вышел новый роман Гранже «Последняя охота», в котором писатель вернулся к герою бестселлера «Багровые реки» Полу Ньеману и отправил его Шварцваальд расследовать убийство богатого немецкого аристократа. В интервью литературному обозревателю Forbes Наталье Ломыкиной Гранже пояснил, как из сценария сериала получился новый роман, впервые признался в безумии отца и собственных травмах, рассказал об отношении к наркотикам, презрении к французским СМИ и зависимости от денег.
На русском языке вышел ваш новый роман «Последняя охота». Прежде у вас не было романов со сквозным героем, кроме дилогии «Лонтано» и «Конго реквием». Почему вы вернулись к Пьеру Ньеману, тем более столько лет спустя?
Я всегда избегал использовать одних и тех же персонажей, предпочитая создавать новых. Но в этот раз у меня была идея написать серию историй, в которых полицейский помогает жандармам по всей Франции. Почему бы не выбрать для этой цели Ньемана? Он ведь именно этим занимался в «Багровых реках». Сначала я решил использовать эти истории в эпизодах сериала, над которым мы работали во Франции. Но в то же время некоторые сюжеты так сильно мне понравились, что я решил написать на их основе и роман тоже. Моя бабушка говорила: «Только идиоты никогда не меняют свою точку зрения».
В «Последней охоте» вы касаетесь темы нацизма. Затронула ли Вторая мировая вашу семью?
Меня воспитывала бабушка, которая прошла через две мировых войны. Я никогда не слышал, чтобы она говорила о «немцах», только о «бошах» (презрительное прозвище немцев во Франции — прим.ред), о «фрицах», о «сволочах» и так далее. К счастью, у меня было достаточно времени, чтобы во всем разобраться и полюбить, например, немецкую культуру. Я пианист, поэтому могу с уверенностью сказать: в том, что касается классической музыки, немцы самые великие. Я часто обращаюсь в своих книгах к теме нацизма, поскольку меня очень интересует Зло с большой буквы. Нацизм — печальная и большая часть этой области. Сейчас, кстати, я работаю над историческим романом, действие которого происходит в Берлине 30-х годов.
То есть вы прочно осели в Германии.
В 90-е годы, до того как стать писателем, я около 10 лет работал специальным корреспондентом. У меня было много командировок, но некоторые места, которые я посетил, произвели на меня неизгладимое впечатление. Шварцвальд в Германии — один из таких регионов. В то время я мечтал написать детективный роман. Во время той поездки я подумал: «Да это же идеальное место для триллера!».
У ваших героев, даже положительных, обычно есть сильные фобии и серьезные психологические травмы. Например, Пьер Ньеман с детства боится собак (и уж вы позаботитесь, чтобы ему пришлось с ними встретиться). Консультируетесь ли вы с психологами, создавая характеры героев?
Это одна из причин, почему мне так нравится придумывать новых персонажей. Они все должны были пережить какую-то травму, быть сложно устроенными, в их судьбе должна быть некая неизбежность. В этом мы недалеко ушли от греческой трагедии. В некотором плане даже у моих положительных персонажей сложный жизненный путь, полный травматизма и внутренних ран. Чтобы описать такое, не нужно консультироваться с психологом. У каждого из нас есть такие раны. Мне достаточно вдохновляться самим собой.
Как вы относитесь к тому, что сейчас во всем принято искать первопричину, родовые травмы, депрессию и так далее. Насколько детство определяет жизнь?
Возможно, это связано с моим собственным опытом, но я думаю, что наше детство определяет нас на 100%. Именно поэтому мне так нравится Зигмунд Фрейд. Я считаю, что, несмотря на критику, которой подвергаются его исследования сейчас, он гений ничуть не меньше, чем Эйнштейн или Леонардо Да Винчи. Он смог не только понять, что нас полностью формируют травмы, полученные в детстве, но и то, что люди предпочитают их скрывать. Поэтому я так люблю Фрейда: для него судьба каждого человека — это триллер с секретом, который нужно откопать.