Человек, улетевший в космос из своей комнаты: что рассказал миру Илья Кабаков
В ночь с субботы 27 мая на воскресение стало известно, что в американском Лонг-Айленде накануне своего 90-летия умер Илья Кабаков, самый известный и успешный российский современный художник
Илья Кабаков — единственный художник российского происхождения — мировая величина в современном искусстве. Впрочем, в последнее время Кабакова все чаще называли американским (после отъезда из страны в 1988 году он редко бывал в Москве и в России, а с 2008 года не приезжал и не контактировал с российской художественной средой), украинским (поскольку он родился в Днепропетровске) и еврейским художником (по этому принципу работы Кабакова приобретает миллиардер Вячеслав Кантор — в его частном музее МАГМА хранится работа 1982 года «Жук», проданная в 2008 году на лондонском аукционе Phillips de Pury за £2,9 млн — почти $6 млн, — что составляет актуальный мировой рекорд цены на работу современного художника постсоветского пространства).
Безусловное мировое влияние и заслуга Ильи Кабакова и его соавтора с 1990-х годов, жены Эмилии Кабаковой, в том, что они смогли с помощью тотальных инсталляций (особый жанр современного искусстве, изобретенный Кабаковыми) рассказать о мироощущении советского человека. Используя поэтику коммунальных квартир, сортирных лабиринтов, лагерной нищеты, художник наполнял их голосом свободного, ироничного, независимого героя, даже если для обретения этой свободы духа ему приходилось умирать в больнице или улетать в космос через дыру в потолке своей комнаты. Сила этого высказывания оказалась столь мощной, что его безошибочно воспринимали зрители во всем мире, независимо от страны проживания, пола, национальности, религии, уровня жизни, профессии и годового дохода.
Успеху Кабакова как художника способствовало его личное обаяние и ирония. Лучшим комментатором и интерпретатором работ Ильи Кабакова всегда оставался сам Илья Кабаков. Появление «тотальной инсталляции» он объяснял так: «Если обратиться к разнице художественных принципов у нас и на Западе, ее можно сформулировать так: если на Западе выставляется «объект» как главное действующее лицо, а пространства вообще не существует, то «мы», возможно, должны, наоборот, выставлять «пространство», а уже потом помещать в него предметы. Это и теоретически, и практически приводит к необходимости создания особого вида инсталляции — инсталляции «тотальной».
Прежде, чем сформировались пелевинские и сорокинские миры, в Москве 1970-х открылись миры Кабакова. Художники его круга собирались в мастерской в чердачном пространстве бывшего доходного дома страхового общества «Россия» на Сретенском бульваре. Облик своей студии, в которой он работал с 1967 года до отъезда из России, Кабаков описывал так: «Почти 30 лет я просидел у себя на чердаке. Я уходил из дома рано и уже в восемь часов (час езды на машине или на метро) поднимался на свой чердак, в мастерскую. Проходил мимо помойных и мусорных ящиков у ворот, через внутренний двор, грязный, засыпанный хламом и пылью летом и мокрым, тающим, тоже грязным снегом зимой, и поднимался по черной лестнице (с черного хода), на каждой из площадок которой, пока я забирался на пятый этаж, встречали меня по два ведра с мусором и с объедками…Наконец я на последней, чердачной площадке. Она тоже вся завалена старой дрянью: старый дубовый кухонный шкаф с точеными колонками, огромные кровати, этажерка, гигантское разбитое зеркало в резной раме. Потрясенный красотой некоторых предметов, я затаскивал их к себе в мастерскую и пользовался ими: столами, стульями, старым диваном».
Там, на сретенском чердаке, за застольными разговорами под абажуром, сделанном из нижней юбки жены художника Виктории Мочаловой, и возник комплекс художественных идей, которые философ Борис Гройс назовет «московским романтическим концептуализмом». В круг московских романтических концептуалистов в разные годы входили художники и поэты Андрей Монастырский и группа «Коллективные действия», Эрик Булатов, Виктор Пивоваров, Дмитрий Пригов, Лев Рубинштейн, Андрей Филиппов, Никита Алексеев, Вадим Захаров, Павел Пепперштейн.