«Женщина в Азии себе не принадлежит»: как девочек воспитывают согласно традициям
Екатерина Манойло получила премию «Лицей» за роман «Отец смотрит на Запад». История девушки, выросшей в патриархальной семье, во многом автобиографична. Литературный обозреватель Forbes Woman Наталья Ломыкина поговорила с писательницей о том, как семейное насилие лишает будущего, почему его поддерживают традиции и что говорят о романе читательницы.
Дебютный роман победительницы премии «Лицей» Екатерины Манойло о девочке Кате — дочери казаха Серикбая и его русской жены Наины — хочется читать как вымысел о давно минувших днях, когда в деревнях крали невест, а свекрови помыкали невестками. Но 34-летняя Екатерина Манойло, сама дочь казаха и русской, ничего не придумывает.
Жизнь главной героини романа — тоже Кати — определяется и упорядочивается вековыми традициями. Например, сварливая тетка Аманбеке с первых дней зовет девочку Уболсын — в переводе «Да будет сын». Катя — и героиня, и писательница — сумела вырваться из мира своего отца и обрести свой голос. Литературный обозреватель Forbes Woman Наталья Ломыкина поговорила с ней о том, почему традиции насилия устойчивы.
— Почему настолько живучей оказалась традиция ждать мальчика, чтобы он продолжил род? Почему навязчивое желание произвести на свет сына настолько сильно и у мужчин, и у женщин даже теперь, когда не надо оберегать дом от хищников и силой защищать нажитое от врагов?
— Я не знаю, к сожалению. Но это факт. В романе я просто описывала ту среду, которую хорошо знаю. У меня нет статистики, но такое происходит повсеместно.
Почему женщины хотят мальчиков? Мне кажется, самое логичное объяснение — что они не хотят своим детям такую судьбу, как у себя. Они хотят, чтобы их ребенок был счастлив, а наиболее счастлив он будет, если родится мальчиком.
Достаточно раз окунуться в эту тему, чтобы увидеть, до какой степени женщина в Азии себе не принадлежит. К счастью, существует много людей, которые поднимают эту проблему — в кино, в литературе.
В Кыргызстане был резонансный случай, когда девушку по имени Бурулай, украли замуж по местным обычаям. Тогда успели вызвать полицию, но в отделении ее оставили наедине с женихом. И спустя какое-то время нашли труп Бурулай. Он ее зарезал! Полиция так девушку «защищала», что у него еще и нож при себе был. После этой трагедии была волна общественного внимания, выходили фильмы, короткометражки — проблему активно освещали. Но, как это обычно бывает, поговорили, поохали, поахали и забыли. И все остается по-прежнему до следующего громкого дела.
— Незадолго до нашего разговора гремела история четырех сестер из Дагестана, которые сбежали из семьи от насилия и принудительных браков. При этом в полиции им говорили: понимаем, но ничем вам помочь не можем, это семейное дело. Их даже обвиняли в том, что они нарушают традиции.
— Самое страшное, что большинство жертв воспринимают неравноправие как норму и считают, что их не нужно спасать, что проблема насилия преувеличена. И тем самым женщины только подкрепляют убеждения тех мужчин, которые так поступают. И если даже женщина в Азии смеет что-то сказать или обратиться за помощью в кризисные центры, можно ставить таймер и засекать, через сколько за ней приедут и ей же еще и достанется.
У себя в городе я помню только один случай, когда молодая девушка пошла против традиций и сохранила свободу. Она вышла замуж, причем не в ЗАГСе, а в мечети, что гораздо серьезнее. Однако ей не понравился муж, и она наотрез отказалась с ним жить и вступать в интимные отношения. Ей было лет 13–14, но она устояла против всей родни. Правда, семья ее отговаривала более-менее мягко, без применения физической силы. Пытались вразумить уговорами, пугали, что останется старой девой, но она отстояла свою свободу. Все еще «старая дева» — 18-летняя.
— В романе вы говорите, что люди, которые растут в атмосфере неравенства, не отдают себе отчет в том, что несвободны, для них это естественная среда. Как было с вами? Что изменилось после переезда?
— Изменилось, скорее, не после переезда, а с того момента, как я разорвала отношения с родственниками отца. Могу сказать, как на меня повлияло детство. Я очень долго не могла говорить «нет» вообще. У меня в глубоком детстве были странные отношения с двоюродными братьями. Я об этом еще никому не рассказывала.
Это были сексуальные домогательства от моих братьев в дошкольном возрасте. Это были троганья и поцелуи. Мой двоюродный брат целовал меня и говорил мне открыть рот, а я стискивала зубы, потому что было неприятно. Он сказал, чтобы я об этом никому не говорила. И я не говорила. Он был взрослый, после армии, а мне шесть лет. Слава богу, он отстал, когда украл себе невесту. Только тогда я выдохнула.
Мне кажется, все это губительно. Ты сначала позволяешь какие-то вещи делать с собой, а потом думаешь: ну, наверное, он старше, он мужчина, он лучше знает, он сильнее… Начинаешь думать: ну если ему так нужно, я помогу ему «разгрузиться после рабочего дня», «удовлетворить потребность». Как-то так себе это объясняешь, хотя в детстве, разумеется, такими словами не мыслишь и, к счастью, в шесть лет ты не очень много потребностей можешь удовлетворить.