«Многие из нас как будто мысленно живут где-то еще»
Игорь Поплаухин о своем фильме про Янку Дягилеву
На фестивале «КАРО.Арт» пройдет московская премьера фильма «На тебе сошелся клином белый свет» Игоря Поплаухина, рассказывающего о последнем дне Янки Дягилевой. Поплаухин, получивший за свою короткометражку «Календарь» приз в Канне и выигравший Гран-при «Кинотавра», дебютировал с фильмом-трипом, где нет сюжета, перепутано время, зато есть героиня, которая разговаривает с близкими и призраками и блуждает по дачной местности перед тем, как навсегда исчезнуть в весеннем сибирском лесу. О том, почему байопик Янки Дягилевой не понравится ее фанатам, как можно снимать фильм о самоубийстве и чем привлекает современных режиссеров время распада СССР, Игорь Поплаухин рассказ Константину Шавловскому.
Как у вас появилась идея снимать фильм про Янку Дягилеву?
Наверное, все началось с троллейбуса. В девятом классе я поступил в новую школу, в которую нужно было добираться на трех видах транспорта, и последний отрезок, между метро «Университет» и школой, мы ехали на троллейбусе, где со мной часто происходили самые интересные вещи. Именно там от одноклассников мне в руки попала аудиокассета Янки Дягилевой. Мне сказали: «Если ты любишь Земфиру, то это тебе точно понравится». И так, через Янку, я открыл для себя сибирский андерграунд — не через Летова, как многие другие. Разумеется, меня, как и многих, волновали странные обстоятельства ухода Янки Дягилевой из жизни: 9 мая 1991 года она отдыхала со своими родными и близкими на даче, в какой-то момент ушла в лес и не вернулась. Есть несколько версий того, что в этом лесу на самом деле произошло. В 2017 году мне довелось пережить гибель близкого друга, моего товарища по киношколе Максима Шавкина. Меня и раньше посещали мысли написать сценарий про последний день Янки, а то, что произошло с Максимом, во многом и по обстоятельствам, и по месту действия отдаленно напоминало то, что случилось с Янкой. И так сложилось, что буквально через несколько месяцев после того, как Максима не стало, мы с моим другом и оператором Женей Родиным сняли короткометражный фильм «Календарь», и он открыл нам путь в индустрию. И я понял, что хочу снимать именно эту историю.
Почему для рассказа о личной трагедии вам потребовалась чужая история?
Мне было очень страшно говорить о себе напрямую. Поэтому поклонники Янки Дягилевой, Егора Летова и сибирского панка, скорее всего, будут разочарованы этим фильмом — как будто бы в нем больше Игоря Поплаухина, чем Янки Дягилевой. Но при этом я думаю, что лучшие экранизации — это экранизации, уходящие далеко от оригинала, и мне кажется, то же самое верно и для байопиков. Как, например, «Последние дни» Гаса Ван Сента, с которым наш фильм неизбежно сравнивают, потому что они очень структурно похожи. У Ван Сента, как мы помним, даже героя зовут не Курт Кобейн, а все равно мы понимаем, что это история Курта Кобейна.
Янка Дягилева — культовая фигура сибирского рока, а вы — коренной москвич, и, когда Янки не стало, вам было пять лет. Как вы работали с контекстом, который ни хронологически, ни географически с вами не совпадает?
Естественно, я прочитал все, что мог и что было доступно про Янку, и очень многие вещи, многие факты, которые я узнал, легли в основу сценария. Поэтому люди, которые разбираются в ее биографии, найдут в фильме немало «пасхалок». Мы много говорили с Анной Владыкиной, одной из лучших подруг Янки. И после беседы она на своей машине привезла нас на ее могилу. Янка похоронена на огромном кладбище, которое одновременно является лесом: вы приезжаете в лес, и этот лес и есть кладбище. И рядом с могилой есть нечто вроде почтового ящика, из которого можно достать толстую тетрадь в клеточку, в которой люди до сих пор оставляют для нее свои послания. Очень много совершенно будничных сообщений, например: «Яна, привет! Женя женился, Катя переехала на улицу Ленина, у нас все хорошо». Меня поразило чувство обыденности, с которым люди отправляли письма на тот свет.
И вы это ощущение захотели перенести в кино?
Да, наверное, это была одна из наших целей. Мы не стремились делать символический фильм, перегруженный метафорами и образами, а хотели снимать вещи такими, какие они есть. Но при этом чтобы любая из них в любой момент экранного существования в то же время отсылала нас куда-то в другой мир. Можно сказать, мы шли в сторону так называемого магического реализма. А еще между собой мы употребляли термин «агиография». В житиях святых все события описываются очень обыденно — даже если речь идет об оживлении мертвых людей или о превращении воды в вино,— как какой-то факт из трактата Геродота. Просто кто-то восстал из мертвых. Просто вода превратилась в вино. И нам хотелось пройти по этой грани объективного и потустороннего.