«Создавать островки безопасности»: Людмила Петрановская о том, как пережить кризис
Людмила Петрановская — семейный психолог, автор книг, сооснователь Института развития семейного устройства, который оказывает психологическую помощь семьям с приемными детьми. Мы поговорили с ней о том, какими могут быть отложенные последствия кризиса, как найти точку опоры в тяжелые времена и что делать, если разные взгляды на происходящее привели к расколу в семье.
― Похоже, нас всех ждут серьезные испытания. В новых условиях оказалось очень сложно работать. Как пережить этот стресс?
― Да, все вокруг в шоке, я в том числе. Ощущение такое, что мозг выгорел за время сильнейшего стресса от всех этих эмоций. Скоро все будем потихонечку возвращаться в рабочее функционирование, начнем планировать. Но пока всем тяжело.
С другой стороны, и я, и все мои коллеги отмечаем, что, когда работаешь, становится легче. Иногда в эти дни перед началом группы или консультации казалось, что нет сил, что нечего людям сказать, что хочется просто забраться под стол. А потом начинаешь — и дело идет. Работа — это кусок нормальной жизни, где ничего не изменилось. Это известное наблюдение: профессиональные компетенции при любых расстройствах психики страдают последними. А стресс — это тоже своего рода расстройство. И как ни странно, когда тебе самому плохо, ты все-таки можешь кому-то помочь.
― Как с точки зрения психологии описать то, что сейчас происходит? Нас ждет посттравматический синдром, о котором сейчас много говорят?
― О посттравматическом состоянии мы говорим, когда есть прямая угроза жизни, здоровью, благополучию. Все-таки в России мы сейчас не находимся в состоянии прямой угрозы. Если говорить, например, о россиянах, которые в ужасе от происходящего, то это, скорее, травма свидетеля и страх. Это разные ситуации.
Что можно делать? Испытывая запредельный стресс, связанный с угрозой жизни, мы включаем психическую защиту ― диссоциацию: «это не со мной», «я не вполне здесь». Люди с таким тяжелым опытом часто описывают, что они как будто наблюдали себя со стороны в это время. Это хороший защитный механизм, позволяющий сохраниться в ситуации ужаса, но в этом состоянии нельзя находиться долго, из него нужно выходить. И важно, как только человек снова оказывается в безопасности, вернуться к себе самому.
Пока безопасность не наступила, пугающие нас события продолжаются, важно создавать «островки безопасности», насколько это возможно. Если прямо сейчас удалось добраться до безопасного места — хорошо, если прямо сейчас есть возможность просто спокойно посидеть ― значит, я ценю эту возможность, если сейчас тепло, не страшно, близкие со мной — это уже какая-то безопасность. В такие моменты надо стараться быть «здесь и сейчас» всеми чувствами и осознавать это. Даже если это всего полчаса покоя, они должны быть ваши. Возвращайте контакт с телом, обнимайте близких, концентрируйте внимание на чем-то приятном: тепло от печки, солнечный свет, звук дождя, мурчание кошки. Это тот способ, с помощью которого мы сможем снизить издержки. Ведь любые испытания заканчиваются, а следы напоминают о себе десятилетиями, они калечат людей, их детей, всех вокруг. Мне кажется, сейчас очень важно об этом помнить и стараться снизить этот посттравматический след.
— А еще сравнивают реакцию на все события со стадиями проживания горя, потери.
― Конечно, но тут важно понимать, что описанные стадии проживания потери ― не только про горе. По сути, это стадии проживания адаптации к большим изменениям в жизни. Потеря ― это только один из видов изменений. Нечто подобное происходит и в ситуации счастливого приобретения — например, многие это проходят, когда появляется ребенок. Там есть и отрицание, и гнев, и торг, даже может быть депрессия.
Все эти стадии в реальности не движутся последовательно, это динамический, сложный процесс, который схож с адаптацией к кардинальным изменениям. Но, конечно, к потере адаптироваться гораздо больнее, чем к чему-то радостному. И да, мы все находимся в состоянии потери сейчас. Каждый теряет свое. Мы даже не можем пока провести инвентаризацию всего, что мы теряем, поскольку процесс не закончен. Поэтому пока сложно прийти к адаптации.
В этом смысле нынешняя ситуация сложнее, чем, например, когда происходит что-то разовое: стихийное бедствие или какая-то катастрофа, после которой люди начинают приходить в себя и восстанавливаться. А в нынешней ситуации пока непонятно, когда это закончится.
— За новейшую историю страны мы пережили уже столько кризисов, что есть ощущение, что мы закаленные и способны многое преодолеть. Так ли это?
― Да. Только отдельный вопрос: зачем это все? Зачем нам все время преодолевать? Как будто мы в какой-то петле: как только у нас начинается хоть сколько-нибудь нормальная жизнь, обязательно найдем способ все это уничтожить, обнулить и опять перейти в формат выживания.
Эта черта характерна для людей с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР). Они хорошо функционируют в стрессовой ситуации. И как только стрессовая ситуация рассасывается и жизнь начинает налаживаться, они осознанно или неосознанно создают себе новую стрессовую ситуацию. Потому что умеют жить только в состоянии острого стресса. И затягивают в эту воронку окружающих.
Вот и нам приходится все время выживать, бороться, постоянно что-то преодолевать. Это, конечно, беда, потому что это не позволяет восстановиться после всех травм. Как только начинает что-то восстанавливаться, как только люди размягчаются, как только они становятся эмпатичнее, задумываются о развитии, об обустройстве чего-то ― все сносит очередным кризисом.
― Да, многие говорят, что сейчас рушится то, что некоммерческие организации создавали долгие годы.