Андрей Шаронов: «У России нет задачи отделиться от всего мира»
Несмотря на изменение экономической ситуации в стране, Россия не отказывается от стратегической цели — достичь к 2060 году углеродной нейтральности. Глава «Альянса по вопросам устойчивого развития» Андрей Шаронов рассказывает, как новые условия сказываются на ESG-повестке и почему она нужна в первую очередь именно жителям России
Стратегическая повестка и глобальные игры
РБК: Останется ли ESG-повестка актуальной в новых экономических условиях?
А.Ш.: Сейчас почти все страны мира сползли вниз по пирамиде потребностей Маслоу. В некоторых случаях — вплоть до физического выживания, безопасности и снабжения продуктами питания. В такой ситуации говорить, что углеродные единицы по-прежнему важны, было бы нечестно.
Но значительная часть глобального сообщества и большое число людей в России считают, что ESG-повестка является стратегической. Со стратегической точки зрения все задачи остаются. Будут лишь тактические рекомбинации.
Даже после переориентации российского бизнеса на рынки Азии и Ближнего Востока мы все равно столкнемся с понятными и довольно жесткими ESG-требованиями.
РБК: В азиатских странах тоже жесткие требования?
А.Ш.: Компания Kept (бывшая KPMG. — РБК) проанализировала по нашему заказу ситуацию с ESG-инфраструктурой, требованиями, ландшафтом в Юго-Восточной Азии и на Ближнем Востоке. Исследование коснулось 13 юрисдикций и 19 бирж.
Так вот, во всех странах есть национальные политики в области устойчивого развития, социальной ответственности и корпоративного управления. При этом 90% бирж рекомендуют компаниям предоставлять нефинансовую ESG-отчетность, а 50% сделали это обязательным.
Требования Гонконгской и Шанхайской бирж к нефинансовым отчетностям выглядят строже, чем требования Лондонской биржи. Вообще Китай, как крупнейший торговый партнер Евросоюза, очень быстро движется к синхронизации своих таксономий с ЕС. К российским компаниям, которые будут торговать с КНР, также через какое-то время «прилетят» эти европейские требования, но уже через китайскую юрисдикцию.
РБК: Текущая политическая ситуация не помешает выработке единых глобальных стандартов ESG?
А.Ш.: Возможно, она замедлит процесс. Но стратегически видна тенденция на конвергенцию, на сближение национальных законодательных требований. Количество рейтингов будет уменьшаться, их методологии станут более похожими и сопоставимыми. Вся эта сфера станет более упорядоченной по всему миру. Поскольку у России нет задачи отделиться от всего мира, мы останемся частью глобальной экономики и будем вынуждены включиться в эту игру.
Безуглеродная Россия и перспективные болота
РБК: Как по вашему, Россия в последние годы скорее следовала глобальным ESG-трендам или сама задавала их?
А.Ш.: Точно не задавала. Хотя недавно я узнал, что в 1960-х советские исследователи были одними из лидеров научной мысли в области климатических изменений. Они говорили об антропогенном факторе, указывали на риски. В итоге повторилась история с генетикой: мы начали развивать тему, но по политическим причинам выпали из процесса.
Участие в международном движении — конференции в Рио-де-Жанейро, Киотском протоколе, Парижском соглашении по климату — не стало для России серьезным драйвером, который бы привел к появлению у нас рынка углеродных единиц. После Парижского соглашения дискуссии по ESG-повестке в России стали более интенсивными. Многие участники дискуссий утверждали, что выдвижение ESG-требований — это недобросовестная конкуренция со стороны развитых стран, которым значительно легче и дешевле приближаться к нужным показателям, чем России.