Прощай, эмпатия
Почему дети перестали понимать чувства друг друга
Мужчина, пришел один. Такое в нашей детской поликлинике нечасто случается.
На взводе, ходят желваки на скулах, хрустит пальцами. Прошу не хрустеть. Извиняется, сплетает пальцы в замок и некоторое время молчит, опустив голову и глядя в пол.
Жду. Рано или поздно он скажет, зачем пришел. Визит явно не пустой.
— Я избил сына, — наконец тяжело роняет он.
— Сколько сыну лет?
Старшие подростки могут достать своими попытками эмансипации и проверкой границ кого угодно. Если сыну, допустим, 17–18 и у обоих взрывной характер, дело может дойти и до драки.
— 12, скоро будет 13.
— Вы были пьяны? — Мужчина не выглядит злоупотребляющим алкоголем, но первое впечатление может быть обманчивым. Проспался, испугался, раскаялся, но проблемы с пьянством не признает, новое поколение, о психологах все слышали — визит в детскую поликлинику становится более-менее понятным. Но тут, конечно, надо будет его к наркологу посылать.
— Нет, я был абсолютно трезв. Я совершенно не злоупотребляю. Два бокала вина по праздникам, и все. Занимаюсь спортом.
— Мальчик существенно пострадал? — продолжаю спрашивать я, думая о юридическом.
Может быть, я должна куда-то об этом сообщить? Я начинала работать 25 лет назад, когда подобные правила были более чем размыты, и как они с тех пор изменились, толком не знаю.
— Нет, физически с ним все в порядке, — говорит мужчина, назвавшийся Виктором. — А вот душевно… или как там говорят — психически? Психологически? Впрочем, душевно — самое точное.
— Вы говорите о психологической травме, полученной ребенком?
— Нет.
Опять замолчал. Я готова подождать еще. Вижу, что он не уйдет, не обсудив того, с чем пришел.
— Я сам виноват.
Теперь молчу я, хотя мне, конечно, хочется согласно кивнуть и сказать: «Разумеется!»
— Я виноват с самого начала, что не настоял на своем. Мне было проще устраниться. Тем более что их против меня было сначала двое, а потом уже трое.
— Ваша семья — это вы, ваш сын Игорь…
— Еще жена и теща. Мы живем вчетвером.
Картинка в моей голове более-менее сложилась. Отец хотел «мужского воспитания», но не очень знал, как к нему подступиться. Жена и особенно теща были против. Избалованный двумя женщинами мальчишка, разумеется, в своих интересах «вбивал клин» между родственниками, манипулировал при полном попустительстве всех сторон и постепенно, с годами «борзел». В конце концов по какому-то поводу отец вышел из себя и выместил на сыне свою родительскую неудачу. Разумеется, разбираться во всем этом следовало раньше, но хорошо, что хоть теперь пришел. Интересно, придут ли по моему приглашению жена и теща?
— В чем же, по вашему мнению, вам «следовало настоять на своем с самого начала»?
— В семь лет он задавил тумбочкой хомяка. Намеренно.
Все мои глубокомысленные соображения по поводу происходящего накрылись медным тазом.
— Рассказывайте подробнее, с самого начала.
Игорь родился недоношенным, но более-менее здоровым и развивался нормально. Однако в женской части семьи бытовало мнение, что «мальчик маленький, слабенький, болезненный, надо с ним аккуратно». Игорь действительно был некрупный, видимо, статью пошел не в достаточно высокого и широкоплечего Виктора, а в миниатюрную мать.
«Драться нельзя, тебя побьют, — учили мальчика с самого раннего детства, — если тебя кто-то обижает, скажи воспитательнице, родителям, учительнице». Игорь так и поступал. Рос совершенно не драчливым, хорошо играл с девочками, рано научился интриговать.