Имя собственное
Бренд дизайнера Виктории Андреяновой в этом году отмечает 25-летие. Молодо, свежо, правильная доза остроты — такими словами хочется говорить о вещах Victoria Andreyanova. Почему именно так?.. Лайфхаки, страхи и вдохновение дизайнера — в беседе ОК!
Вика, вашему бренду двадцать пять лет. С каким чувством вы воспринимаете эту дату и какие итоги подводите?
Что было — оно всё мое. (Смеется.) Да кто их считает! Это было невероятно интересно и трудно. Как правило, спрашивают в таких случаях, что бы я хотела изменить. Наверное, ничего. Просто есть моменты, где я недожала. Было бы еще лучше. Но в силу особенностей характера я не пилю опилки. А двигаюсь дальше. Когда смотрю на весь пройденный путь, считаю, что самое классное время было в начале пути. Время безответственности — когда ты не особо понимаешь, что ты делаешь, и когда работает только интуиция. И только профессионализм, который еще не заматерел. Когда ты в себе уверен просто так, когда тебе еще никто не надавал по рукам. Критика, могу сказать, только бодрит. Я советский человек. Мое становление пришлось на 70–80-е годы. Хотела сказать, что это отстой. Точнее, застой! (Смеется.)
А как же сегодняшняя волна воспоминаний и романтизации того времени?
Я ужасно завидую своей дочери. Она родилась в 1995-м. Она училась на дизайнера, и для нее 80-е — это такой мудборд! Такая фактура! Эти плечи! Просто мечта! А я понимаю, что просто вхожу в одну и ту же воду. И думала, что никогда это не повторится! Но фэшн — это такая сфера, где нельзя говорить «никогда». И сейчас я признаю, что ведусь на эти тренды. Очень интересное ощущение, когда примеряешь вещи а-ля 80-е. Как дизайнеру, мне всё это легко. Но как «носителю» — сложнее. Я пытаюсь убедить себя, что это — возвращение в молодость. Вот кто бы мог подумать, что наши ужасные 80-е будут в почете!
А 80-е для вас ужасные?
Наверное, да! В 84-м в Москву приехала выставка Yves Saint Laurent. В то время я училась на театрального художника. Так вот, эта выставка перевернула мое сознание — она направила меня в современный костюм. Театр — это гротеск. Я из мешковины делала парчу... Для театра это абсолютно нормальная технология. В одежде я не приемлю даже минимальную попытку от-кутюр, всё должно быть для жизни и простым в носке. Да, я художник, но самое большое счастье — когда я вижу, как носят мою одежду. Радуюсь как ненормальная! Вспоминаю, как сделала свое первое платье. На дворе 1989 год. Платье было довольно авангардное, в стиле мужской рубашки в крупную черно-белую полоску с желтым мужским галстуком. Это такая форма свободы! Предполагалось, что стройная девушка наденет это платье. Иду я как-то по Красной Пресне и вижу, как на меня надвигается женщина громадного размера, которая влезла в мое платье только потому, что там большая прибавка и оно, по сути, оверсайз. Она влезла в него и заполнила его всё до миллиметра. А мой галстук, который должен небрежно ниспадать, на ее тройном подбородке был подвязан жутким бантом. Всё это меня ввергло в такой стресс! Я прибежала в Центр моды, в котором работала тогда, и давай реветь! Мы снимаем лукбук на модели и выбираем типаж, кто будет носить. Продаем образ жизни... Так вот, это мечта дизайнера, а не того, кто носит. Ты родил вещь и отпустил ее в люди! На этом всё. Она начинает жить своей собственной жизнью. В этом и есть самое главное противоречие в нашей профессии.