Общество | Наши
Кредит на память
Сельский предприниматель взял кредит на ремонт фермы, а потратил его на мемориал героям Великой Отечественной. У местных властей денег на памятник не нашлось
– Кто деньгами богат, а я — детьми, у меня их шестеро,— Александр Тищенко, голый по пояс, стоит под иконами в своей избе — на плече у него армейская наколка в виде тигра, на пальце золотой перстень. Александр держит в руках фотографии сыновей.— Вот два моих старших: один сейчас в спецназе ГРУ в Ростове, второй — в морской пехоте в Севастополе. Третий, младший, сначала выучится на тракториста, потом тоже в контрактники, говорит, пойдет. Отслужат все и пусть возвращаются, будут хозяиновать, они ж мастера сельхозпроизводства, а я им тут ферму подниму. Даже название уже придумал — СЕГЕАЛ. Это из их имен: Сергей, Георгий, Александр.
Ферму поднять у 50-летнего хуторянина пока никак не получается. «Кредиты душат — у меня их четыре! Что там начальники про сельское хозяйство себе думают, я не знаю — такие проценты, такие налоги! Я пока оформлен как ипэ, у меня личное подсобное хозяйство — чтобы открыть фермерское хозяйство, надо кучу бумажек собрать, миллион постановлений исполнить. У меня и денег лишних нет, коров новых не могу купить, стадо поэтому не растет, а за свинину перекупщики по 80 рублей берут — это разве цена? Ты его выкорми! В прошлом году 30 свиней зарезал и так раздавал, соседям и родственникам. И в этом году, наверное, тоже будем давиться, но есть это мясо, перекупщикам не отдадим». Александр машет рукой: «Что говорить... Тяжело. Какая копейка появляется — все детям, детям. Еще младших надо выучить, внуки подрастают. Короче, денег нет». Но они держатся. Приобрели старенький советский трактор, выкупили за 115 тысяч бывшую колхозную ферму — зимой Александр как раз взял кредит, чтобы покрыть ее крышей: «Ее ж разграбили всю, шифер поснимали, окна вынесли». Но стоять этому зданию без крыши еще минимум год: все деньги индивидуальный предприниматель потратил на памятник павшим в Великой Отечественной.
Здесь, под Зайцевкой, в 1943 году шли ожесточенные бои — 47-я Гвардейская стрелковая дивизия несколько дней билась за опорный пункт в районе хутора. Небольшая по меркам той войны победа далась дорогой ценой: несколько сотен погибших и раненых. После дождя в полях здесь до сих пор вымывает множество осколков. Вымыло однажды и братскую могилу. «Наш селянин пас своих овец на окраине хутора, а перед этим шли сильные дожди, балку размыло, и он наткнулся на захоронение,— объясняет Александр.— Сколько там солдатиков было — бог знает. Мать рассказывала, что зима в тот год была лютая, земля промерзла, а дивизия шла вперед, поэтому павших хоронили наскоро, в неглубоких братских могилах. Этих вот нашли, перезахоронили с почестями, а место обнаружения вроде как отметить решили — положили обычные бетонные блоки. Я там частенько езжу и каждый раз при взгляде на эти плиты сердце дергало: ну разве достойны люди, сложившие свои головы за нашу землю, такого? Решил, что нужно увековечить».
Тищенко сам нарисовал эскиз будущего памятника. Купил и привез камень и полторы тонны цемента, нанял для установки кран-манипулятор, заплатил рабочим. «Конечно, мы, как могли, экономили,— не скрывает он.— Один из рабочих прямо на месте раствор месил, без всяких там мешалок. Я выпилил болгаркой из камня красные звезды, покрасил все сам, покрыл специальной пропиткой. Как раз весь кредит — около 100 тысяч — на это и ушел. А крыша пока подождет»
«Я негра видел»
«Не смейте павших забывать! Не смейте памяти их лгать! — местный коммунист, пенсионер Владимир Гудин, увидев журналистов, тоже выскочил из своего двора и начал читать стихи.— Я это декламировал на Девятое мая, когда было открытие этого обелиска». Тогда здесь прошел пышный митинг, приехало районное начальство, все выступили, дали интервью местной газете, селяне принесли портреты своих родственников-ветеранов, какой-то депутат рассказал о том, как важно не забывать павших, на областном сайте коммунистов назвали «инициаторами установки мемориала», а самого Тищенко так никто и не вспомнил. Но он не в обиде. «Я сам решил, сам и сделал. Ни у кого рубля не попросил. У местной администрации, знаю, денег нет. И то спасибо главе Надежде Александровне, по ее указанию хоть щебнем дорожку к памятнику засыпали».
Сами зайцевцы, пока длилась стройка, только подходили, любопытствовали, но денег не предлагали, хотя и побогаче Тищенко здесь есть фермеры. Кто-то из проезжающих мимо даже остановил машину, сказал рабочему: «В 43-м надо было крепость эту строить, а не сейчас». Тищенко так и не выяснил, кто это был, а то б... Один лишь пенсионер Иванов внучку прислал, передал с ней «на памятник» 3 тысячи рублей.
«Я еще по домам ходил, собирал деньги на венки и фейерверки к 9 мая,— снова берет слово коммунист Гудин.— Давали по 50–100 рублей, и такой красивый праздничный салют у нас получился». Гудин высадил у памятника цветы и присматривает теперь за ним — его дом как раз стоит на околице. Коммунист показывает списки погибших у хутора: красноармеец Василий Науменко, рядовые Петр Барыльников, Бобров, Веселов, Дурнев, Ежов, Звонарев, Зыков, Полушин, Смирнов, Галич — около полусотни известных имен. А сколько неизвестных!
«До сих пор иногда кости человеческие находят здесь, как и осколки,— говорит Гудин.— Была бы у нас парторганизация побольше, может, мы бы даже свой поисковый отряд организовали. Но сейчас коммунистов в Зайцевке осталось четыре человека». Когда-то здесь была довольно большая парторганизация, да и жителей было больше тысячи. Сейчас прописано около 500, живет и того меньше. Работы здесь почти нет, газ не провели, автобусы перестали ходить — дорога, как после бомбежки, даже таксисты из района отказываются по этим рытвинам ехать. «А когда-то был у нас большой колхоз,— сообщает Александр Штефан, еще один подошедший местный житель в майке с портретом Путина.— Ферма на 4 тысячи крупнорогатого была, 3 тысячи овец, пасека, птичник, три шахты, щебзавод. Зерна сколько было — у-у-у! А сейчас и треть той земли не обрабатывается». Из достопримечательностей рядом с Зайцевкой остался только естественный скальный массив, часть которого еще в 1970-х годах очистили и сделали пригодным для безопасного лазания. С тех пор сюда иногда наведываются альпинисты. «К нам со всей России приезжают, кто добраться может,— гордо сообщает коммунист Гудин.— Я один раз даже негра видел».
«Вот на кой черт олигархам столько денег! — вдруг, будто что-то вспомнив, спохватывается Тищенко.— Скинулись бы каждый понемногу и село б подняли. Зачем им эти миллиарды? Ну сколько одному человеку для счастья надо?.. Мне, чтоб и внукам, и детям помогать, тысяч 80 хватило бы. Да, 80 в месяц — и я был бы абсолютно счастлив». Коммунист и владелец майки с Путиным молчат. Не могут, наверное, подсчитать, сколько надо для счастья.
«Алкаш был, не скрываю»
И все же есть в Зайцевке несколько фермеров, которые занимаются сельским хозяйством. Есть и те, кто зарабатывает на обработке местного камня,— это, пожалуй, самый популярный здесь вид заработка. Даже Тищенко сделал себе каменный забор: «Если будут с Украины наступать — устрою тут дзот и буду отбиваться». Дом у него едва ли не самый бедный на хуторе — две комнатки, кухня, окна заколочены полиэтиленовой пленкой: «Стеклопакетов у нас нет, а зимой так теплее, не дует». У ворот стоят старые разбитые «жигули» — на зеркале висят игральные кубики, иконка и георгиевская ленточка. Во дворе — сарай, на крыше — голуби: «Смотрите, какие у них хвосты — чисто павлины. А как гуркатят, слышите?» Жена Марина улыбается: «Я когда Сашу полюбила — он уже голубей разводил. Ну и я привыкла. Вот сядешь иной раз вечером на скамеечке, сыпанешь им зерна на землю, они к тебе слетаются — и хорошо на душе». Муж с нежностью смотрит на жену: «А ведь голуби жрут больше курей!» Супруги признаются, что даже в самые голодные годы, в 90-е, когда дома иной раз и хлеба не было, они не убивали своих голубей: «А суп из молодой голубятины вкусный». Сейчас у четы Тищенко хозяйство большое: свиньи, овцы, гуси, 30 коров, собака Волга. «Две квочки цыплят вот начали лупить,— хвастается Александр.— Тридцать утей еще есть. Было б больше, но весной собака половину утей передушила — у, паскуда!»
Марина совсем не против того, что деньги, которые должны были пойти на ферму, муж потратил на памятник: «Зато наши внуки будут знать, кто это сделал и зачем». И вообще, она утверждает, что супругу своему полностью доверяет — если решил он так сделать, значит, так оно и правильно. Александр закуривает: «Вот как такую жену не любить? Люблю всю жизнь. Нет, шуб не дарю, цветов не дарю. Да вон у нее полный огород цветов».
Хозяин сообщает, что большую часть жизни выпивал: «Алкаш был, не скрываю. Зато хоть какая-то польза: дети маленькими насмотрелись на меня и сами вообще не пьют теперь. А в 2000 году племянница повезла меня кодироваться. Мне там говорят: ”Вам на сколько лет: на три или на пять? Цена одинаковая“. Ну я денег племянничьих пожалел, давайте, говорю, на пять лет, чтоб по полной. Шандарахнули они меня как-то через компьютер, с тех пор 17 лет ни капли. Мне б еще так Лешеньку закодировать!»
Лешенька, Алексей Вандин, работает у Тищенко пастухом, он же и каменную кладку у памятника делал. Мужик хороший, работящий, но если в запой уходит — беда. Взял пару лет назад микрокредит на опохмел, 3 тысячи рублей, так ему такие проценты набежали, что пришлось продать корову с теленком, чтобы расплатиться. «Как жить,— немного даже удивляется этому факту Лешенька.— Как хозяйство при таких порядках заводить?» Поэтому пока мужчина пасет чужих коров. Но работу свою любит: «Это Ромашка, вон Ночка, Бабочка, Вишенка, Красотка. Самая противная — Снежинка. Ей хоть кричи, хоть не кричи, идет куда хочет. А Чернявка самая спокойная — пока доишь, стоит не шелохнувшись».
Александр с удовольствием слушает отчет своего работника. Он считает, что в деревне так и надо жить — пасти коров, строить фермы, сеять зерно. «Я сам и сторожем работал, и пастухом 10 лет отпас. Зато мне ветврач теперь не нужен, сам и отел могу принять, и свиней кастрировать... Я раньше, когда пил, гавкучий был, ругался с тогдашним председателем колхоза, поэтому мне пая земли не досталось, но я сам потом выкупил себе. У меня сейчас 17 га пахотной земли, 37 — пастбищной... Не мешали б только, я бы так развернулся!» У Александра есть мечта: чтоб было у него 50 коров: «Да герефордской породы, все как одна. Крупные такие, за полтонны чтоб каждая».
Тищенко мечтает и отремонтировать наконец здание своей фермы, а то дожди окончательно разрушат там все. Но денег пока нет. А тут еще коммунист Гудин с новой «инициативой» подкатывает: предлагает установить возле хуторского клуба монумент единственному Герою Советского Союза родом из Зайцевки, наводчику противотанкового ружья Александру Галатову. «А у меня бабушка — Галатова,— вздыхает Александр.— Вроде как родственница... Короче, бьет меня коммунист и по патриотическим, и по родственным чувствам... Но если я еще один кредит на памятник потрачу, то люди точно скажут, что я ку-ку». И все же эскиз для нового памятника он уже набросал: две каменные тумбы, посередине стелла... «Знаете что? Я и звезды выпиливать уже начал»,— Тищенко, смущаясь, ведет нас за сарай, показывает свои заготовки. «Саша, сынок,— кричит он,— а ну погоняй голубей, чтобы москвичи их в небе сфотографировали».
Пятнадцатилетний Саша лезет на крышу — и голуби взлетают. Над этим маленьким домом под номером 37, над все еще стоящими в жирной донской пыли коммунистом Гудиным и путинцем Штефаном, над матерью шестерых детей Мариной, над ее хохочущими внучками, над красным знаменем Победы у самодельного мемориала, над русским хутором — взлетают куда-то ввысь, вверх, к красноармейцу Науменко, рядовым Барыльникову, Боброву, Веселову, Дурневу, Ежову, Звонареву...
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl