Как изобрести права человека
Книга о логике развития представлений о правах человека и о роли, которую сыграла в этом художественная литература
В начале своей книги Линн Хант, известный американский историк Французской революции, профессор Калифорнийского университета, задается вопросом, как и почему такие люди, как рабовладелец Джефферсон и аристократ Лафайет, стали авторами двух документов — американской Декларации независимости и французской Декларации прав человека и гражданина, — впервые в человеческой истории провозгласивших равноправие всех людей и самоочевидность прав человека. «Каким образом 
люди, живущие в обществах, основанных на рабстве, подчинении и естественной, как тогда казалось, сервильности, смогли вообще представить себе совершенно не похожих на них мужчин, а в некоторых случаях и женщин как равных? Как равноправие в подобных условиях стало “самоочевидной” истиной?» Ведь, по мнению Хант, признание самоочевидности прав человека «приводит к парадоксальной ситуации: если равенство прав настолько самоочевидно, то почему о нем вообще нужно заявлять и почему заявлено о нем было только в определенное время и в определенных местах? <...> И как права человека могут быть универсальными, если они не признаны повсеместно даже сейчас, в наше время». Книга Хант — это попытка найти ответы на эти вопросы.
Эмпатия, права человека и чтение романов
Хант приходит в выводу, что самоочевидными «права человека стали для людей XVIII века, когда эти права были осознаны ими не просто как доктрина, сформулированная в документах, а как нечто, основанное на расположении к другим людям, на совокупности убеждений о том, что представляют собой люди и как в светском обществе отличают хорошее от плохого, то есть на эмпатии». Эти чувства должны были испытывать многие люди, а не только философы, писавшие о них. А это означает, что философские идеи, правовые традиции и революционная политика нашли в человеке внутреннюю эмоциональную точку отсчета.
По мнению Хант, в основе этих чувств лежит, с одной стороны, способность человека к эмпатии, то есть к сопереживанию эмоционального состояния другого человека, а с другой — способность к моральной автономии, к самостоятельному выбору нравственных принципов и способов своих действий, готовность нести ответственность за свой выбор. Но «автономия и эмпатия — это культурные практики, а не просто идеи, и поэтому они имеют буквальное воплощение, то есть обладают как физическими, так и эмоциональными измерениями. Индивидуальная автономия зависит от возрастающего чувства обособленности и священности человеческих тел: ваше тело принадлежит вам, а мое принадлежит мне, и мы оба должны уважать границы между нашими телами. Эмпатия основана на признании того, что другие чувствуют и думают так же, как и мы, что наши внутренние чувства в некотором фундаментальном смысле похожи».
Конечно, автономия и эмпатия в той или иной мере были присущи человеку всегда, но именно в XVIII веке они стали основой глубочайших изменений в социальных представлениях людей. И это было не случайно. По мнению Хант, и это главное в ее книге, большое значение в формировании такого исключительного влияния эмпатии и автономии на человеческое общество в Европе XVIII века имели новые виды переживаний — от просмотра картин на публичных выставках до чтения чрезвычайно популярных эпистолярных романов о любви и браке. Такие переживания помогли распространить практики автономии и эмпатии. А газеты и романы создали «воображаемое сообщество», необходимое для процветания национального чувства.
При этом Хант отмечает, что «поскольку история, дисциплина, которой я занимаюсь, давно пренебрегает любой формой психологической аргументации — мы, историки, часто говорим о психологическом редукционизме*, но никогда не говорим о социологическом или культурном редукционизме, — то она во многом упускает из виду возможность аргумента, зависящего от описания того, что происходит внутри личности».
* Редукционизм — методологический принцип, согласно которому любое сложное явление (или обозначающее его выражение) представляет собой совокупность более простых и элементарных его составляющих (к ним оно может быть сведено и объяснено на их основе).
И Хант в своем историческом исследовании пытается перенести акцент именно на то, что творится в сознании отдельных людей, потому что считает, что изменения в представлениях о правах человека происходят из-за того, что многие люди благодаря взаимодействию друг с другом, а также чтению и визуальному опыту создали новый социальный контекст. «Короче говоря, я настаиваю на том, что любое объяснение исторических изменений должно в итоге учитывать изменение в сознании людей. Чтобы права человека стали самоочевидными, обычные люди должны были обрести новое понимание, которое основывалось на новых формах восприятия».