Коллекция. Караван историйЗнаменитости
Татьяна Борзых: "Ах, Ваня, Ваня Бортник..."
Это был человек редкой породы и верности. Всю жизнь Ваня провел в обнимку с частицей "не": не предавал друзей, не менял жен, не щадил себя, не уходил из театра. Я бы еще добавила: недополучал, не выпрашивал, не требовал...
Когда мы с Ваней познакомились, я была очень юной. Лет на семь его моложе, совсем девчонка, хотя и очень умная. Мой брат окончил МИФИ и меня всегда подталкивал шевелить мозгами: «Ты сейчас чем думаешь? Соображалку включай!» Я оканчивала вечернюю школу, рано стала подрабатывать. Мама по знакомству устроила меня в технический цех Театра Гоголя помощником осветителя. Через месяц я уже самостоятельно управлялась с осветительными приборами. В этом театре мы и встретились...
После окончания «Щуки» у начинающего артиста Вани Бортника был большой выбор — его звали шесть столичных театров. Но он по совету отца пошел в Театр Гоголя, который располагался в здании железнодорожного депо у Курского вокзала, его в народе прозвали «театром для командированных». Зато там достаточно хорошо платили. Директор театра ходил в форме железнодорожника, ничего не понимал в искусстве, хотя очень любил это дело. Актеров почему-то называл игроками. Кстати, Ваня у него числился не последним игроком.
Бортник, по его меткому выражению, переиграл в Театре Гоголя всех «дебилов молодого возраста». Иной раз ему приходилось выходить на сцену в трех спектаклях за день. Как характерный актер он мог перевоплотиться в кого угодно! Когда мы давали выездные спектакли в других театрах, местные актеры специально приходили посмотреть на молодой талант.
Все вокруг пели дифирамбы — вот Ваня нос и задрал, ходил по театру гоголем. Еще он с успехом примерил на себя роль донжуана, на него буквально все вешались. А тут ходит новенькая и не обращает на звезду внимания. Недотрога семнадцатилетняя! Вот он и решил лихо за мной приударить. Почему бы и нет? Молодой, красивый, обаятельный — никто не отказывает. Однажды во время спектакля в тишине зрительского зала раздался звук звонкой пощечины. Все повернулись в сторону яркого прожектора. Это Ваня хотел меня поцеловать, а я дала ему по морде.
Может быть, из-за того что я ему тогда вмазала, он и обратил на меня серьезное внимание. Никогда его не спрашивала, почему да как. А Ваня в одном из интервью похвастался: «Я понимал, что ей нравлюсь, — ведущий артист, морда смазливая». Не скажу, что это была любовь с первого взгляда. Хотя... Однажды, еще до моего прихода в Театр Гоголя, по телевизору показывали картину «Исповедь». Мне надо куда-то бежать, а я от экрана не могу оторваться — так мне молодой актер, который играл художника Василия, понравился. Только потом, когда у нас вовсю уже роман закрутился, вдруг вспомнила об этом фильме.
Ваня звонил мне, мы договаривались, где встретимся. Мой голос был очень похож на мамин. Однажды звонит и с места в карьер начинает что-то говорить. Мама слушала-слушала, а потом засмеялась: «Вы, наверное, не мне звоните, а моей дочери». Он тут же, сконфуженный, бросил трубку.
Ваня — книжный человек, я тоже читала запоем. В этом мы были схожи. Его мама — доктор филологических наук, папа был заместителем главного редактора Гослитиздата. Когда сдавал экзамены по литературе, шпаргалками ему служили труды родителей.
Он родился в интеллигентной семье, но не в интеллигентном районе — у трех вокзалов. У них полдвора сидело по тюрьмам. А куда деваться? Так и вырос среди уголовников и мелкой шпаны.
У мальчика с детства был прекрасный музыкальный слух, и родители отдали его в класс виолончели. Когда Ваня выходил во двор с огромным кофром, ребята начинали его «щелкать». Помню, он рассказывал: «Они меня все задирали-задирали, а в какой-то момент вдруг перестали». Видно, что-то в нем почувствовали...
В пятнадцать лет Ваня стоял на шухере, когда ребята обчищали ларек. Всех наказали, а его, мне кажется, элементарно пожалели. Пить, курить и материться у трех вокзалов учились одновременно.
Матерным языком владел в совершенстве. Мы по Маяковскому были классические «барышня и хулиган». Я страшно злилась, когда он кому-то хамил, был наглым, дерзким. Для него эти слова ничего не значили, а я сразу же представляла, как ЭТО выглядит. Не делала ему замечаний, просто начинала таращить глаза, он тут же замолкал. Ваня быстро все понял: если в компании кто-то начинал при мне материться, тут же его обрывал.
Никогда не расспрашивала о его романах. Думаю, до меня он никого не пропускал. В Театре Гоголя на нем девушки постоянно висели гроздьями. Ваня разводил руками: «Ну что мне делать? У меня специальность такая! Не могу же я всех посылать?!»
Он и не скрывал, что в студенческие годы у него была возлюбленная — Инна Гулая. Они вместе учились в школе, она и в артистки пошла из-за Вани. Это был роман будь здоров! Она ненормальная, и он ненормальный. Если б поженились, друг друга быстро поубивали бы. Ваня рассказывал, что Инна могла подойти при всей дворовой компании и влепить ему пощечину. Они дружили с Сашей Збруевым и Валей Малявиной. Валя даже написала об этом в своей книге: «Мы с Сашей поженились, а Ваня с Инной нет». У Инны несчастная судьба. Ее муж, сценарист Геннадий Шпаликов, покончил с собой. Инна звонила Ване, жаловалась на жизнь. Чаще к телефону подходила я. Она не была моей подругой, но я часами говорила с ней, успокаивала. Мне было ее жалко. Последний год жизни Инна звонила и рассказывала о каких-то таблетках, которые копит. Все это казалось больным бредом. А потом она их приняла...
Года три мы женихались. Ваня три раза делал мне предложение, но я сомневалась и все никак не соглашалась выйти за него замуж. Первый раз было сказано вроде бы в шутку:
— Давай... поженимся, чего мы тут дурака валяем?
Это было вечером.
— Уже поздно, — отшутилась я.
Помню, летом мама сняла жилье у моря. Вдруг Ваня приезжает в Феодосию и совершенно нагло вселяется в мою комнату. Мама только недовольно бровью повела.
Я долго не была уверена, не знала: выходить за него или нет? Слишком много баб на нем висело. Я же Телец. Если решусь, то это на всю жизнь! От меня уже не отвертеться. Согласилась, когда Ваня уже стал работать в Театре на Таганке.
Так получилось, что через год его из Театра Гоголя уволили. Как-то четверо актеров кутили в ВТО на «Пушкинской». Друзья вышли поздно вечером из ресторана, все подшофе, остановили машину. «Шеф, отвези, мы заплатим!» — сказал один из них, открыв дверцу, а это оказалось не такси, а инкассаторская. Один из сотрудников решил, что это ограбление, и выстрелил. Тому, кто лез в машину, пуля попала в живот. Ванька в это время стоял обнявшись с фонарем. На следующее утро в театре разразился дикий скандал: в стране очередной съезд Коммунистической партии, а тут на улице Горького стреляют. Ваня год ходил безработным, пока не попросился к Юрию Любимову в его театр. Юрий Петрович преподавал ему в «Щуке» актерское мастерство и всегда его очень ценил.
1967-й стал годом перемен. Ваня пришел в Театр на Таганке, я учусь в Институте связи. В этом же году мы отправились в ЗАГС...
Поженились в каком-то угаре. Все очень быстро завертелось. Утром побежала в парикмахерскую красоту наводить, а у меня волосы непослушные, как и я сама. Их долго завивали, начесывали, лака вылили тонну. По дороге попала под дождь, пока добралась до дому — на голове вместо локонов сосульки. Нацепила кое-как на голову бантик — вот и все приготовления. Обручальное кольцо мне досталось от бабушки. Платье молочного цвета сшила сама. Сплошная экономия! Ванина мама выдала ему деньги на костюм, но так впритык, что мне пришлось добавлять.
Фамилию я все же оставила свою — вдруг разойдемся, опять потом менять все документы? Ваня только рассмеялся: «Да что тут менять-то? Бор — Бор! Бортник — Борзых». Но наш сын Федор Бортник. Тут уже я заткнулась...
Свадьбу справляли у нас дома. Целый день приходили друзья поздравлять: кто после репетиции, кто после спектакля. Пришли и Ванины родители. До этого Ваня нас не знакомил. Его мама потом призналась: «Он мне строго-настрого наказал — не показывайся Тане на глаза!» Боялся, что его шебутная мама меня спугнет и как только я ее увижу, опять передумаю. Он же знал, какая у нас дома спокойная обстановка в отличие от их «итальянской» семьи...
Однажды я стала невольной свидетельницей их с матерью ссоры. Гремел гром и сверкали молнии! Я ошалела. Тяну его за рукав и тихо:
— Вань, это же твоя мама...
Вдруг они оба повернулись ко мне:
— А ты-то чего лезешь?!
Я оказалась под перекрестным огнем и тут же ретировалась:
— Мне Федьку надо забрать...
Была бы счастлива, если бы Ваня пошел в отца. Это был уникальный человек! Но, к сожалению, ему досталось очень много материнских черт характера, а она все на своем пути сметет и всех заставит делать то, что ей надо. Кроме меня. Я умела в критический момент просто исчезать...
Слава богу, мы с самого начала жили отдельно от его родителей. Он сам понял, что если окажемся под одной крышей, разведемся через неделю. Первое время его мама была против нашего брака, объясняла Ване, что я ему не пара. Со временем ее мнение изменилось.
Моя мама тоже, кстати, была против. Папа в бабские дела не лез. Но она никогда против мужа меня не настраивала. Знала, со мной это бесполезно — можно получить обратный результат. Я же упрямая. Меня очень трудно было что-нибудь заставить делать. Еще с детства ставить в угол было бесполезно: буду там неделю стоять, а прощения не попрошу.