Сергей Иванов: «Хотел бы назвать их друзьями»
«Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» — цитата из Гете известна каждому. Но только настоящие фотохудожники знают, насколько высока порой бывает цена запечатленному моменту, особенно если глазок объектива направлен на звездного персонажа. Тайны, оставшиеся за кадром, раскрывает известный фотограф Сергей Иванов.
Евгений Жариков и Наталья Гвоздикова
Через две сплошные
Мы познакомились, когда я пришел на работу в журнал «Советский экран». До этого трудился в журнале «Семья и школа», писал веселые незатейливые репортажи о школьниках. Помогал мне невероятно талантливый фотограф Сережа Ветров. Мы подружились, после получения задания шли в пивнушку, брали пару кружек, обсуждали, что я буду писать, а он снимать.
Сережа тогда работал лаборантом в «Советском экране», в один прекрасный день предложил:
— Ухожу корреспондентом в журнал «Смена», хочешь, устрою на свое место, сделаю из тебя фотографа?
Я не стал отказываться:
— Давай, только я ничего не умею.
— Ничего страшного, научу тебя всему за неделю.
И я действительно семь дней разводил растворы, проявлял пленки, печатал фото, ставил свет, сам что-то снимал, то есть выполнял работу, которую полагалось освоить любому профессиональному фотографу.
Вопрос моего оформления в штат решал главный художник «Советского экрана» Олег Теслер, он сразу спросил:
— Где твои фотографии?
Ветров выпалил:
— Лежат у меня в лаборатории.
Сбегал принес Олегу свои фото, тот посмотрел, сказал Сереге: «Это не хуже того, что снимаешь ты». Так я попал в журнал на должность лаборанта. Рабочий день в редакции начинался в двенадцать, я приходил к восьми утра, проявлял пленки, печатал фото. Там работали мэтры Николай Гнисюк, Игорь Гневашев, Валерий Плотников, они всегда были плотно задействованы на съемках. Когда Теслер пытался дать задание мне, находил повод отказаться. А сам тем временем набивал руку: фотографировал кошек, собак, жену, друзей — всех.
Но час икс все же наступил. Гнисюк с Гневашевым были в командировках, Плотникова невозможно было заставить снимать то, чего он не планировал. А снять требовалось ни больше ни меньше как цветное фото Жарикова и Гвоздиковой на четвертую обложку. Теслер был категоричен: «Даже если у тебя отнимутся руки, должен привезти кадр. Тебя ждут завтра в двенадцать дня». Так мы познакомились с Женей и Наташей.
Позвонил им, они предупредили: «У нас на все про все сорок минут». А это было время, когда ребята только снялись в сериале «Рожденная революцией», на них обрушилась сумасшедшая популярность. На этой картине начался их роман, который продлился до конца Жениной жизни.
Это сейчас снимать легко, а тогда ехал к ним с одного конца города на другой, таща на плече тяжеленный кофр с аппаратурой, в одной руке два штатива, в другой — две сумки с лампами. Добрался на Юго-Запад в полном ужасе. Конечно, снимал их не сорок минут, а часа два. Фото получилось и даже было опубликовано. Так Наташа с Женей благословили меня на профессиональную карьеру.
Жени, увы, уже нет в живых, а с Наташей мы и сегодня поддерживаем отношения, созваниваемся, я бываю на их даче. Постоянно вспоминаем Женю, он был удивительным человеком...
Буквально через месяц после той съемки у меня родился сын. Во времена советского дефицита купить детскую коляску было нереально. Я обегал всю Москву — безрезультатно. Пребывал в панике: как гулять с ребенком? Как-то столкнулся в Доме кино с Жариковым. Тот спросил: «Что ты такой грустный?» Я обрисовал проблему. Женя, ни секунды не раздумывая, сказал: «Приезжай завтра ко мне, поедем поищем коляску вместе».
Назавтра сели в его машину, мчим по Ленинскому проспекту мимо магазина «Москва» и вдруг замечаем в витрине красивую коляску. Я обрадовался: вот то, что надо! Женя крутанул руль и развернулся через две сплошные полосы. Я успел только охнуть: «Что ты делаешь?» Тут же раздался свист, объявился милиционер. Подходит со злобным видом, заглядывает на водительское сиденье и вдруг меняется в лице и отдает Жарикову честь:
— Ой, товарищ генерал, здравствуйте! Извините, что я вас остановил.
— Да ничего, мы сами остановились.
— Все-таки будьте повнимательнее, нельзя так грубо нарушать правила дорожного движения.
— Старик, прости, торопимся!
Женина популярность зашкаливала — нас отпустили без штрафа.
Пришли в магазин, пока искали отдел детских товаров, за нами увязалась толпа, без преувеличения человек семьдесят, в основном женщины. Жариков был невероятным красавцем. Когда ошалевшие от восторга продавщицы увидели Женю в окружении поклонниц, сказали: «Мы все сделаем, только, пожалуйста, уберите куда-нибудь этих людей». Женя повернулся к толпе: «Девчонки, быстро давайте свои бумажки, я сейчас всем раздам автографы, а потом уходите, не мешайте. Любимые, я тоже человек, пришел решать свои проблемы». Коляску нам сняли с витрины.
Женя был заядлым автомобилистом, мог разобрать и собрать машину, а еще — охотником. Помню, взял меня зимой на охоту. Едем и вдруг видим, как чья-то машина не справилась с управлением, влетела в сугроб. Другой водитель проехал бы мимо, а Жариков, хотя никто его об этом не просил, остановился, поговорил с водителем, достал из багажника трос, сам его прикрутил, газанул и вытащил страдальца из сугроба. Мужик благодарил, а мы поехали дальше.
Однажды в Вологодской области пошли зимой на лося. Женя тогда ездил на джипе с широкими колесами. Впереди нас ехала машина с колесами узкими, и мы забуксовали в ее колее. Егери, сидевшие в первом автомобиле нашего кортежа, не заметили, что мы застряли. Умчались, а мы оказались в одиночестве посреди заснеженного поля. Как назло, от мороза сел мобильник, связи мы лишились. Нечего делать, решили: ребята наохотятся, вспомнят про нас и вернутся. Только так подумали, как из леса прямо на нас вышел красавец лось с огромными рогами. Не успел Жариков схватиться за ружье, как из-за спины лося выглянул лосенок. Женя недолго решал, что делать. Вышел из машины, заорал что было мочи, и парочка моментально скрылась в лесу. Я тогда сказал: «Женька, все-таки добрый человек победил в тебе охотника».
Инна Чурикова
Любимая актриса священника из Иваново
Что такое счастье? Для меня нет большего, чем встретиться с друзьями, посидеть за накрытым столом, выпить, закусить, обсудить насущные проблемы. Или же когда целый день проходил в неудобной обуви, намял, натер ноги, а вечером снял проклятые ботинки, прошелся босиком по мокрой траве, на которую опустилась роса, и ты уже счастлив. Вот такое ощущение блаженства мне удалось однажды запечатлеть на лице замечательной актрисы Инны Михайловны Чуриковой. Судьба свела нас на кинофестивале «Зеркало», который ежегодно проходит в Ивановской области. Инна Михайловна была президентом фестиваля. Среди гостей была в тот раз моя подруга Лидия Николаевна Федосеева-Шукшина.
Известно, что Лида — человек верующий, воцерковленный. Кто-то из друзей однажды познакомил ее с местным батюшкой, приход которого находился где-то между Плесом и Иваново. Лида стала к нему ездить исповедоваться, просить совета, как жить, как себя вести в сложных ситуациях, постоянно возникавших в ее жизни. В разговорах с тем священником она находила отдохновение. Батюшка стал в итоге ее духовником и дорогим близким другом.
В один из свободных дней на кинофестивале Лида собрала артистов, в том числе Инну Михайловну, и повезла нас в гости к своему батюшке. Я имел честь оказаться в этой компании.
Как и положено в православном доме, гостей встречали накрытым столом. Чего там только не было! Матушка своими руками приготовила прекрасную еду: испекла кулебяку, пироги, засолила огурцы, грибы, капусту. День был не постным, поэтому нам подали на горячее еще и запеченное мясо.
Батюшка оказался большим поклонником таланта Инны Михайловны, усадил ее рядом с собой, постоянно подкладывал лучший кусочек мяса, подливал в рюмку сладкий кагор.
Чурикова проявила себя очень компанейским человеком. Неоднократно наблюдал ее на разных мероприятиях в паре с мужем, режиссером Глебом Панфиловым. Рядом с ним Инна Михайловна, что называется, застегнута на все пуговицы. Может, он ее сдерживает, боится, что станет выглядеть в глазах людей несерьезно?
В тот вечер Панфилова рядом не было, и Инна Михайловна расцвела, без преувеличения оказалась душой компании. Она шутила, рассказывала анекдоты, делилась не менее смешными историями из театральной жизни. Известно, что у артистов огромное количество баек о театральном закулисье, о том, как они, устав произносить один и тот же текст в сотый раз, разыгрывают друг друга на сцене, позволяют себе поставить партнера в неловкую ситуацию, опустив ту или иную реплику, повернувшись к нему задом, когда «избушка» должна стоять «к лесу передом». Инна Михайловна рассказывала об этом под хохот нашей компании. Хозяин дома был в восторге, как и все коллеги Чуриковой.
Застолье подошло к концу, наша компания высыпала на воздух. Жара спала, воцарилась приятная летняя прохлада. Инна Михайловна подошла к дереву, прислонилась, развела руки и произнесла: «Боже мой, какой чудесный день мы провели, как же мне хорошо с вами, как я довольна жизнью и как мало требуется человеку для счастья!» Так родилась эта счастливая картинка.
Николай Чиндяйкин
На опушке леса
Таруса считается у художников русским Барбизоном. Напомню, это деревня во французском регионе Иль-де-Франс, которую в свое время облюбовали пейзажисты. Наша Таруса вдохновляла на творчество разных художников — и знаменитых, и менее известных. Заокские туманные пейзажи появлялись на их картинах с завидной регулярностью. Здесь когда-то жил Анатолий Зверев, рисовал Дмитрий Плавинский, сюда наведывались и Платов, и Пластов, и Борисов-Мусатов.
Я тоже очень любил Тарусу, все детство провел неподалеку, на берегах Оки. Моим другом был Саша Рабин — сын знаменитого художника-авангардиста Оскара Рабина. Оскар дружил с Володей Немухиным, у того имелся катер, на котором мы и ходили в Тарусу. Однажды эти художники организовали выставку своих работ в институте экономики в районе ВДНХ, которая просуществовала всего несколько часов. Но мы с Сашей, шестнадцатилетние юнцы, успели ее посмотреть. Когда прибежали к институту, там уже стояли люди в черном и никого не пускали. Сашка не растерялся, сказал:
— Я иду к отцу.
— Кто ваш отец?
— Оскар Рабин, а это, — говорит, указав на меня, — сын Володи Немухина.
Так нам удалось пробраться на выставку и даже что-то увидеть. А вечером Сашка взял меня с собой в мастерскую Немухина на Маяковке, где художники с горя выпивали. Володя встретил с большой пивной кружкой, наполненной портвейном, и словами: «Здравствуй, племя молодое, незнакомое, садитесь за стол».
Так вот, Николай Дмитриевич Чиндяйкин в какой-то период своей жизни вдруг почувствовал, что ему крайне необходима дача, дом, куда можно было бы сбежать из города, спрятаться от всего и всех. Он рассказывал мне, как ему в руки попал литературный альманах «Тарусские страницы», который редактировал Константин Георгиевич Паустовский. Прочитанное повлияло на выбор этого намоленного, поцелованного музами места. Артист решил искать будущий дом именно и исключительно в Тарусе.
Вместе с женой они и отправились на поиски, бродили по деревне, долго не могли отыскать ничего подходящего — либо понравившиеся им места были уже заняты, либо дома стоили целое состояние и были им не по карману. Большими деньгами Чиндяйкин на тот момент не располагал. И вот, уже собираясь возвращаться в Москву, они решили осуществить последний перед отъездом марш-бросок в сторону леса и поискать там. На окраине Тарусы и обнаружили огромный огороженный участок с недостроенным домом, у которого был заложен только фундамент. Супруги переглянулись и не сговариваясь закричали: «Это то, что нам нужно, что мы так долго искали!»
Отыскали хозяина того недостроя, выкупили землю. А денег на продолжение строительства не осталось. Не имея возможности нанять рабочих, Николай Дмитриевич поначалу все, что мог осилить, делал собственными руками. Он родом из деревни в Горьковской области, появился на свет в простой семье, так что жизнь научила его и гвозди забивать, и электропроводку прокладывать. В общем, он рукастый. Так вот однажды, гуляя по Тарусе, я увидел издали: какой-то внешне знакомый человек что-то пилит и строгает. Подошел поближе, плотником оказался Чиндяйкин. Так мы познакомились. Я работал фотографом в журнале «7 Дней», там появился первый фоторепортаж о том, как звезда мхатовской сцены строит свой дом.
Стал наведываться к Николаю Дмитриевичу в Тарусу, отслеживать, насколько быстро продвигаются работы. Как-то заметил на участке бочку с водой. Спросил:
— Зачем она здесь?
— За день, Сережа, так настрогаешься, напилишься, что весь потный, мокрый, грязный, — ответил Чиндяйкин, — а помыться негде, до Оки далеко, не набегаешься. Я окунаюсь в эту бочку или зачерпываю воду лейкой, поливаюсь, отмываюсь и чистым ложусь спать.
Мебели в дом еще не завезли. Николай Дмитриевич стелил на пол матрас, какие-то ватники и укладывался на ночь.
Первый год в доме были лишь голые стены, даже крышу до конца не положили. Сейчас это невероятно уютное двухэтажное строение. В центре выложена большая русская печь, которая делит жилое пространство на четыре части — гостиную, кухню, спальню и мастерскую Николая Дмитриевича. Получилась оригинальная планировка, позволяющая объять все пространство дома. Из любой его части можно видеть, что, к примеру, творится на кухне, и в то же время не возникает ощущения, что ты там находишься. Чиндяйкин может преспокойненько сидеть в своем рабочем кабинете и особо не повышая голоса, общаться с женой, которая что-то готовит, режет, шинкует на кухне. Они разбили на участке огромный сад, развели огород, у них свои морковка, картошка, лук.
Жена Николая Дмитриевича Раса Торнау не просто жена. Она актриса, режиссер и театральный педагог, дочь литературоведа, писателя, директора библиотеки Вильнюсского университета Юргиса Торнау. Раса прекрасно рисует, своими произведениями украшает дом. У нее страсть находить на помойках разные вещички, реставрировать и сооружать из них инсталляции. Так получаются удивительно красивые предметы дизайна. Из засушенных листьев она создает целые картины, вот как сегодня проявляется ее талант.
Ни у нее, ни у него никогда не было сумасшедших заработков. Чиндяйкин служит в труппе МХТ имени Чехова, но театр не приносит артистам больших денег, которые можно заработать, снимаясь в кино. В недавнем прошлом пережив серьезные проблемы с сердцем, Николай Дмитриевич дал себе зарок больше чем в одной картине одновременно не сниматься и твердо придерживается этого принципа. Чиндяйкин признавался мне, что не испытывает сожалений по поводу отсутствия в его жизни роскоши. Его устраивает то, что есть.
Недавно он начал собирать коллекцию ключей. Как-то в руки артиста попал один затейливый ключик, потом другой. Николай Дмитриевич рассказывал: «Они мне так понравились, что я собрал с десяток ключей, красиво их оформил, повесил панно на стенку». Когда курил, стал собирать трубки, позже пришлось бросить курение, а расстаться с трубками рука не поднялась. Так возникла другая коллекция. В основном все это находится в Тарусе, в Москве у Чиндяйкина скромная квартирка в старом доме, где мало места. Дай бог ему здоровья!
Николай Губенко и Жанна Болотова
Любовь под яблонями
В юности я был фанатом Театра на Таганке, проводил там много времени. Билетов на спектакли Юрия Любимова было не достать. Мы с друзьями приходили к театру в пять часов вечера, занимали очередь в кассу, стояли всю ночь, чтобы на следующий день в числе первых двадцати человек стать счастливыми обладателями двух билетов на каждый выбранный в репертуаре спектакль.
Однажды стояли так у театра ночью. В какой-то момент из-за угла вывернула компания из троих пьяненьких мужиков. У одного спина была в побелке, видно, он к чему-то неудачно прислонился и, совсем того не заметив, так и выкатился на улицу. Мужички подошли, попросили закурить. Я распахнул полу пальто, достал пачку сигарет, протянул им. Они взяли по одной и вдруг заметили, что из внутреннего кармана выглядывает горлышко бутылки. Ночи были холодными, мы нередко согревались водкой.
— Ой, ребята, — попросил мужичок с белой спиной, — угостите нас!
Я прямо возмутился:
— Мужики, ну вы уж совсем обнаглели — то сигареты вам дай, то водки налей. Да пошли вы знаете куда!
— Мы актеры из Театра на Таганке. Не узнаешь меня? Я Высоцкий!
— Да иди ты на фиг, какой ты Высоцкий?
— Ребята, я не вру. Не верите? Завтра вынесу вам билеты на спектакль «Жизнь Галилея». Я в нем играю.
— Нет, мужики, водки вы не получите, нам самим еще полночи здесь мерзнуть.
Они закурили и двинулись прочь. Посмотрел им вслед, ребята брели понуро, спины согнуты, и так мне их стало жалко... Моментально устыдился своей жадности, побежал, догнал: «Ладно, мужики, кто бы вы ни были — артисты, не артисты, берите эти полбутылки».
В двенадцать утра открылись кассы, и действительно, парень, назвавшийся Высоцким, вынес мне два билета на спектакль. А его приятелями оказались Борис Хмельницкий и Рамзес Джабраилов. Позже неоднократно наблюдал их на сцене.