Илья Ильф и Евгений Петров: пять книг, которые стоит прочитать
13 апреля 1937 года в возрасте 39 лет умер Илья Ильф. Мы попросили Арена Ваняна, независимого исследователя и автора телеграм-канала «Арен и книги», вспомнить путь великого литературного союза Ильи Ильфа и Евгения Петрова и рассказать, что, помимо "12 стульев" и "Золотого теленка", безусловно заслуживает внимания.
В «Двенадцати стульях» и «Золотом теленке» Ильф и Петров не стремятся ни к идеализации советской России, ни к ее безоговорочному осуждению. Вместо этого они предлагают читателю гармоничный компромисс, который воплотился в романтизации энтузиазма людей 1920-х и едкой сатире на советский миропорядок. Но начиная с 1930-х в произведениях Ильфа и Петрова почти не остается места романтизму и энтузиазму 1920-х годов.
Сатирические повести и рассказы конца 1920-х
По написании «Двенадцати стульев» (1927) Ильф и Петров написали сатирическую повесть «Светлая личность» (1928), цикл сатирических рассказов «Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска» (1928), а также роман-фельетон «1001 день, или Новая Шахерезада» (1929). Всерьез оба автора относились только к нескольким рассказам из «Колоколамска» и «Шахерезады».
В этих рассказах нет главного героя, зато есть целая галерея персонажей, заполнивших вымышленные города Пищеславск и Колоколамск. Все эти персонажи ужасно ленивые и необразованные. Они же задают тон основным проблемам — мещанству, алчности, отсталости деревни от города. И если в «Двенадцати стульях» и «Золотом теленке» эти проблемы выступают фоном, то в рассказах они выходят на первый план, особенно в «Необыкновенных историях из жизни города Колоколамска». Есть и другое отличие: в романах Ильфа и Петрова мы наблюдаем за путешествием Остапа Бендера по советской России, постоянную смену событий и городов, здесь же — наблюдение за одним городом и его обитателями.
А еще в этих рассказах завершилась сатирическая линия, заложенная в «Двенадцати стульях», и были впервые намечены герои, названия и события, получившие развитие в «Золотом теленке». Так, скандальная «Воронья слободка» из «Золотого теленка» впервые возникает в рассказах о городе Колоколамск как одна из коммунальных квартир, устроенных жителями города в «освоенном» ими небоскребе. А главный жилец этой квартиры, Васисуалий Лоханкин, размышляющий о судьбах русской интеллигенции, тоже был перенесен Ильфом и Петровым из рассказа в роман. Или можно вспомнить Федора Никитича, бывшего попечителя учебного округа, который жаловался, что советская власть подменила даже его мысли, но в то же время надеялся, что большевики не проникнут в его сны: «В своих снах я увижу то, что мне будет приятно увидеть». Этот герой был списан авторами с беспартийного обывателя Иосифа Завиткова, которому каждую ночь снилось, что ему в ноги кланяются несколько партийных.
Фельетоны начала 1930-х годов
В конце 1920-х Ильфу и Петрову еще можно было вольно обращаться к злободневным темам. Хороший пример — рассказ «Призрак-любитель» (1929), в котором писатели иронизируют над политическими чистками 1929–1930-х годов. Но начиная с 1930-х печатать сатирические рассказы становилось все сложнее. Во многом это связано с тем, что обещанный социализм, в который оба писателя истинно верили («Для нас, беспартийных, никогда не было выбора — с партией или без нее. Мы всегда шли с ней», — писал Евгений Петров), затмевали раскулачивание, массовый голод 1932-1933 годов, кампании по борьбе с врагами народа. Не предвещал ничего хорошего и Первый Всесоюзный съезд 1934 года, ознаменовавший подчинение творческой интеллигенции партии и лично Сталину.
Так, Ильф и Петров пробуют себя в жанре «положительной сатиры» с оптимистическими финалами, как, например, в рассказах «Литературный трамвай» (1932) и «Собачий холод» (1935). В то же время их юмористические произведения все чаще производят гнетущее впечатление. В фельетоне «Как создавался Робинзон» (1932) ими затрагивается тема свободы творчества. Редактор заказывает у писателя роман с продолжением, «так, чтобы читатель не мог оторваться», как в «Робинзоне Крузо», но — обязательное условие — «не просто Робинзон, а советский Робинзон». Писатель приносит редактору этот роман о «советском Робинзоне», но редактор тотчас приступает к правкам, потому что в романе очень мало «советского», и добавляет «местком», «профсоюзы», «активистку, сборщицу членских взносов», а в конце концов даже выбрасывает самого Робинзона — «нелепую, ничем не оправданную фигуру нытика».