«Главное — не воспринимать как трагедию»: Дмитрий Костыгин — об аресте и потере бизнеса
Бывший владелец «Юлмарта» — о своей книге и принципах жизнестойкости
Арест для меня не стал потрясением. Акционерный конфликт перед этим длился уже второй год, оппоненты были серьезные. Я верил в здравый смысл всех участников. Но на всякий случай готовился, что в какой-то момент они могут отправить меня «на парковку». И жил в каком-то смысле в ожидании этого, в предчувствии. Что, конечно, подтачивало силы. Поэтому, когда меня взяли под стражу, я подумал: «Ну, слава богу, облегчение. Я сделал все, что мог, и даже слишком. Можно передохнуть, перевести дух». В такие моменты совсем на волю божью отдаешься. Как он рассудит — так и будет.
То, что я оказался в изоляторе временного содержания, я не считал каким-то сверхиспытанием. Потому пережил все это без особых внутренних метаний. У меня там даже появлялось ощущение, что это все — «ночь в музее». Сам изолятор очень атмосферный: историческое здание с толстыми стенами, арестантов в нем держат третий век. Там провели последние дни перед казнью Ульянов-старший (Александр Ульянов, старший брат Владимира Ленина. — Reminder) и Николай Гумилев. Кажется, будто их души часто навещают это здание. И я говорил себе: «Здесь такие глыбы побывали…» Когда-то я читал «Колымские рассказы» Шаламова, «Один день Ивана Денисовича» Солженицына, «Сказать жизни “Да”» Виктора Франкла. Когда сравниваешь свое положение с положением тех, кто был в тех или иных лагерях, это помогает не накручивать себя, не изводить тревожными мыслями. Люди же способны жить в любых условиях, если не воспринимают их как трагедию. Вот еда в изоляторе была вполне приличная. Ну, а если нет, то достаточно вспомнить, чем люди в блокадном Ленинграде питались. Калория и есть калория, не важно, из коры она или из морковки. Кушать захочешь — съешь все.
В какой-то момент я даже начал почти радоваться своему положению. Это случилось, когда из изолятора меня перевели под домашний арест. Никому вроде такого не пожелаешь, но для меня это время оказалось ценным опытом: позволило почти на целый год сфокусироваться на детях. У меня четверо сыновей, старшему тогда было 11. И сидя дома взаперти, я мог проводить с ними времени вволю. Вспомнил, как в детстве, когда я болел, отец читал мне сказки, и решил сделать так же. Мы впятером перечитали сказки русские, арабские, китайские, индийские, цыганские, про Ходжу Насреддина и про старика и море. Очень много всего обсудили. Сейчас тоже читаем, но реже.
Я вообще во время ареста позволил себе невероятную роскошь — стал еще больше читать. Раньше все дела нужно было делать, все чтение по бизнесу было. Первое, за что люди, оказавшиеся в моем положении, берутся — Уголовный кодекс. Второе — Библия. Тебя высшие силы к ней вроде как подталкивают, нежно так, ласково. А после Библии я перечитал «Божественную комедию» Данте. Есть такой богослов Александр Филоненко, который эту книгу хорошо растолковывает. Он считает, что «Божественная комедия» — руководство по тому, как пройти через ад: когда у тебя все плохо и ты чувствуешь, что с каждой секундой падаешь все быстрее и все ниже, верь — это трамплин, скоро ты взлетишь очень высоко, главное — оставаться собранным. Если принять эту точку зрения, справляться с кажущимися бедами становится проще. Вот у меня в прошлом году товарищ умер от оторвавшегося тромба, когда плавал в бассейне. Другой застрелился. Третий умер от пневмонии. Еще один заснул и не проснулся. В какой-то момент от этих событий накатывает грусть. Но вспоминаешь про «Божественную комедию» и понимаешь: то, что с тобой происходит, — испытание, ты его пройдешь — все начнет налаживаться. И грусть отступает.