«Это адское испытание»: Леонид Парфенов и Павел Лунгин о пандемии, разоблачении власти и шансе для талантливых
Герои нового выпуска «Forbes Карантин» с Николаем Усковым, журналист и режиссер Леонид Парфенов и кинорежиссер, продюсер Павел Лунгин обсудили, каким будет мир после карантина, что на самом деле важно для российских властей и почему из-за кризиса может произойти раскол между поколениями
О самоизоляции и о том, как изменится мир
Леонид Парфенов: У меня ощущение, что все меняется. Насколько к лучшему, насколько к худшему — это мы сможем понять позднее. Но совершенно очевидно, что и к лучшему тоже. С одной стороны, потому что все то, что давно должно было стать онлайновым и удаленным — как, например, работа многих из нас — получило ускорение для того, чтобы стать более технологичным, чтобы освободить всех нас от необходимости куда-то ездить. Мне кажется, это очень прогрессивно. С другой стороны, увеличив долю режима онлайн и удаленной работы в своей деятельности, в укладе жизни, мне кажется, мы начнем больше ценить то, что не поддается переводу в онлайн. И я, например, жду свою первую поездку после снятия карантина из-за этого в том числе — из-за живых впечатлений, которые я, конечно, теперь буду больше ценить. Хочу в каком-нибудь интересном месте пройтись по набережной, сесть в кафе. К таким вещам я буду относиться гораздо более тщательно, потому что теперь все это приобрело ценность некой «олдскульности». Наш выбор сузится, станет более качественным. Лично я буду к этому стремиться, потому что буду понимать, как много вещей были напрасно офлайновыми, и, к счастью, они отошли в сторону, и я ими занимаюсь на дистанции.
Павел Лунгин: Мне немножко стыдно, все переживают, а я, в общем, всегда жил так. Ведь я все-таки в большей степени режиссер, а режиссер так и живет. Когда идут съемки фильма — это война какая-то, дни съемок словно вычеркиваются из твоей жизни, будто ты и не жил. А все остальное время сидишь дома один, злишься, нервничаешь, не очень много видишь людей. Мне кажется, все то, что происходит — это своего рода испытание. Изоляция — естественное состояние человека. Мне как раз кажется, что неестественным состоянием была дикая активная трясучка — например, вечерняя московская жизнь и многое другое. Когда надо успеть на три мероприятия одновременно и когда ты чувствуешь, что исполнил какой-то долг. Какой долг ты, к черту, исполнил? Если ты не выдерживаешь 1-2 месяца наедине с книгами, с фильмами, с самим собой, то кто ты тогда вообще? Может быть, я рассуждаю, как старик, но некая состоятельность человека заключается как раз в том, чтобы так жить. Жизнь конечно, изменится, но она не так меняется. Человечество ни от чего не отказывается. Например, всегда говорили, что кино убьет театр. Ни черта. Телевидение убьет кино. Сериалы убьют фильмы. Книги будут убиты. Все живет. Человечество только бесконечно расширяет свой аппетит. Мы отряхнемся и будем жить точно так же.
Леонид Парфенов: Мне кажется, что Павел Семенович рассуждает, как человек, который никогда не ходил на работу к 9:00 и не возвращался в 18:30. Для огромного количества людей самоизоляция — это испытание, потому что они лишены привычных доходов, привычного образа жизни, смысла существования и привычного разделения дома и работы. Кроме того, мы, наверное, с Павлом Семеновичем находимся в условиях даже слишком благоприятных. Ведь мы привыкли работать дома, и у нас дома оборудованы просторные рабочие места, кабинеты. Это нормальное для нас состояние. Я так вообще в самом привилегированном положении. Павел Семенович для того, чтобы работать, выезжал на натуру, съемки проводил, а у меня этого совсем мало. Недавно я выпустил новую серию «Намедни» — 2006 год. Эти серии были сняты еще в феврале, сейчас есть возможность в удаленном режиме их монтировать, править, сводить звук и прочее. То есть до середины июня у меня фронт работ есть, но эти дрова кончаются, поэтому скоро все-таки нужно будет выйти из тайги. Если же говорить про психологический момент самоизоляции, то, конечно, в небогатой стране с тесным жильем — это адское испытание для народа.