«Чтобы был российский продукт, нужна экономика проектов»
Президент и председатель совета директоров агропромышленного холдинга «ЭКО-культура» Александр Рудаков считает, что в связи с ростом тарифов на электроэнергию необходимо сохранение мер господдержки отрасли, иначе инвестиционные проекты по развитию тепличного бизнеса в нашей стране станут неэффективными
Бурное развитие агропрома в последние пятнадцать лет имело свою экономическую логику: в первую очередь «выстрелили» быстро окупаемые и наименее капиталоемкие отрасли — птицеводство, свиноводство, производство овощей «борщевого набора» и некоторые другие. Выход этих отраслей на самообеспечение был активно простимулирован государственными программами помощи, прежде всего субсидированием ставок по кредитам и компенсациями капитальных затрат на инвестпроекты. На этом фоне более капиталоемкие отрасли с длительным сроком окупаемости инвестиций — молочное животноводство, производство говядины, производство тепличных овощей и др. — ждали своей очереди у дверей разработчиков государственных программ, которая до них дошла только несколько лет назад. В частности, после введения запрета на ввоз овощей и фруктов из Европы и затем из Турции в стране появилось большое количество проектов строительства теплиц для выращивания овощей, прежде всего огурцов и помидоров. Всего за несколько лет было введено в строй 2800 га тепличных мощностей. По данным Института конъюнктуры аграрного рынка (ИКАР), доля отечественных тепличных огурцов сегодня составляет 85%, помидоров — 45%.
В прошлом году производство овощей составило 1,1 млн тонн, на 20% больше, чем в 2017-м (весь объем рынка овощей закрытого грунта ИКАР оценивает в 1,9 млн тонн). Причем лидером роста стали томаты: их производство увеличилось на 20% (огурцов — на 10%).
Один из лидеров в производстве томатов закрытого грунта — агропромышленный холдинг «ЭКО-культура», который за последние шесть лет вложил в создание тепличных мощностей в нескольких регионах страны более 50 млрд рублей. К концу этого года компания будет располагать мощностями в 225 га теплиц, что составляет 6% всех построенных теплиц (2800 га), а до 2022 года планирует увеличить мощности вдвое.
Попавшие в программы господдержки тепличные компании вошли в проекты с льготной ставкой по инвесткредитам, обещанием компенсации капитальных затрат в размере 20% и планируемым сроком окупаемости проектов в районе восьми лет. Однако государство решило не дожидаться окончания инвестиционных циклов (как это было, например, со свиноводством, где программы помощи были отменены только после завершения основной массы проектов и насыщения рынка свининой) и уже с прошлого года стало уменьшать или вовсе не выплачивать компенсацию по капзатратам. Сегодня это больно бьет по экономике тепличных проектов, особенно в центральных регионах страны, где к тому же еще и выросли затраты на освещение в теплицах из-за роста тарифов на электроэнергию. В результате сроки окупаемости инвестиционных проектов сегодня сдвигаются с восьми до десяти-двенадцати лет, многие проекты в центральных регионах вовсе становятся неэффективными, компании сокращают свои инвестиционные планы или, как это делает «ЭКО-культура», диверсифицирует свой бизнес по продуктам, направлениям деятельности и по географии инвестиций. А замещение импортного томата отечественным отодвигается на неопределенную перспективу, притом что планировалось до 2020 года увеличить объем производства тепличных овощей до 1,4 млн тонн. А чтобы полностью покрыть потребности в тепличных овощах, мощности должны вырасти, по оценкам ассоциации «Теплицы России» еще на 3300 га — более чем вдвое.
О том, в каких условиях сегодня развиваются тепличные компании, как «ЭКО-культура» диверсифицирует свой бизнес и когда на рынке появится вкусный отечественный помидор, «Эксперту» рассказал президент холдинга «ЭКО-культура» Александр Рудаков.
— С самого начала ваша компания претендовала на лидерство в производстве тепличных томатов. На каком этапе реализации ваших планов вы сейчас находитесь?
— Мы где-то в середине пути. Многое уже сделано, есть ряд проектов, которые мы планируем завершить в ближайшие две-три года, и тем самым мы все свои стратегические планы выполним. Сейчас у нас эксплуатируется около 145 гектаров теплиц, еще восемьдесят гектаров в стадии завершения, мы в июле посадим там семечку. То есть через два-три месяца у нас будет 225 гектаров зимних теплиц. А до 2022 года мы планируем построить еще порядка 240 гектаров.
— Что такое зимние теплицы?
— Зимняя теплица — это стеклянная теплица с досветом. Мы в них снимаем урожай с октября по июнь, а с июля по сентябрь идет перезакладка следующего цикла: убираем старые растения, сажаем семечку, выращиваем рассаду — от семечки до томата проходит 90 дней. Поэтому мы их называем зимними.
Еще у нас в Ставропольском крае есть 50 гектаров пленочных теплиц, мы их называем весенними. Там идет плодоношение с марта по декабрь, без досвета, на естественном солнце. Они тоже актуальны для нас, поскольку летом мы не можем оставаться без продукта — мы всегда должны быть на полке магазинов. Но пока летом нам не хватает продукта, поэтому планируем дальше и весенние теплицы развивать.
— Ваши коллеги говорят о некой типологии теплиц: есть старые, есть совсем новые — четвертое, пятое поколение теплиц. Вы какие строите?
— На самом деле все это маркетинговый ход. Не знаю, кто это придумал. Есть теплицы типа Venlo (голландская компания — производитель теплиц, мировой лидер. — «Эксперт») — запатентованная конструкция, которую мы все и строим. Это высокая теплица, восемь метров в коньке, с алюминиевой крышей, с форточками, с управляемым климатом, автоматизированной подачей питательного раствора — его концентрация замешивается автоматически в зависимости от погоды, света, времени дня, то есть компьютерная программа задает параметры питательного раствора. В принципе, ничего более современного не придумано.
— Вы импортируете комплектующие и материалы для строительства?
— В 2014 году Минсельхоз дал понять, что мы должны применять в строительстве теплиц как минимум 70 процентов оборудования российского производства, иначе никаких мер господдержки не будет для наших проектов. Поэтому мы обратились к нашим голландским партнерам, и они локализовали производство в Липецкой области, в свободной экономической зоне. Сегодня на этом заводе в производстве теплиц используется до 90 прцентов российского сырья и материалов, прежде всего металла. Мы закупаем на этом заводе практически все нужное оборудование, которое ничем не отличается от голландского. Разве что лампы досвечивания, котлы мы вынуждены импортировать, но это 15–20 процентов оборудования.
— Этот завод не только под ваши заказы работает?
— Практически он работает на нас, потому что у нас очень большие объемы, завод работает круглосуточно, загружен полностью.
— Произошло ли удешевление проектов за счет локализации?
— Безусловно, процентов на двадцать пять, наверное, мы сейчас дешевле покупаем оборудование, чем раньше покупали в Голландии.
— Сколько стоит гектар такой теплицы «под ключ»? Какие инвестиции нужны?
— Строительство теплицы зимнего типа «под ключ» с инфраструктурой, — а для этого проекта нужна серьезная инфраструктура: газ, электроэнергия, вода, ровная площадка, — стоит от 250 до 300 миллионов рублей за гектар. Мы уже около 50 миллиардов рублей инвестировали в наши проекты. Примерно столько же будет инвестировано в течение следующих трех лет, то есть наша общая программа — около ста миллиардов рублей.
— Есть ли какая-то помощь от региональных властей с инфраструктурой, или ее создание — ваша забота?
— К сожалению, по инфраструктуре нам приходилось везде все создавать самим. Но мы сейчас начинаем диалог с региональными властями о компенсации части капзатрат на создание инфраструктуры, потому что существующие меры господдержки тепличной отрасли сходят на нет. Я надеюсь, мы, так или иначе, получим определенные компенсации наших инфраструктурных затрат, которые составляют миллиарды рублей на каждый проект.
— Эффективность проектов во всех регионах одинаковая?
— Разумнее и экономически эффективнее строить на юге — это Ставропольский и Краснодарский края, где максимальная солнечная радиация. Свет — это главное. Чем больше света, тем меньше затраты на досвет, а значит, ниже себестоимость продукции. Но мы уже прошли по стране, проинвестировали в первые очереди нескольких тепличных комплексов в разных регионах и сейчас вынуждены их достраивать.
— Какова доля затрат на свет в себестоимости продукции в теплицах на юге страны и в центральных регионах?
— Например, производственная себестоимость круглого томата — самого дешевого социального продукта — в московском регионе составляет 60 рублей, доля света и тепла в ней — 30 рублей. В Ставрополе себестоимость будет 50 рублей, из них свет с теплом — 20 рублей. То есть на юге на десять рублей меньше. Сейчас мы понимаем, что выгоднее было строить сразу на юге. И все наши оставшиеся проекты мы максимально хотим перемещать туда. Меняем в связи с этим свои планы, проекты.
— Каковы сроки окупаемости проектов в центральных регионах?
— Восемь–двенадцать лет, в зависимости от выращиваемого гибрида.
По площадям теплиц мы сильно уступаем другим странам
Внутреннее производство томатов начало активно расти с 2016 г. после запрета импорта из Турции
Эффективнее, чем в Голландии
— Как вам удалось привлечь относительно быстро такие деньги?
— Но это не быстро, мы с 2010 года этим занимаемся. Мы работаем с Россельхозбанком и со Сбербанком. У нас была определенная бизнес-история до того, как мы пришли в закрытый грунт. Есть определенное доверие к нам у банков. У нас профессиональная команда, мы никогда не нарушали своих обязательств — всегда выполняли их в срок. Мы и раньше кредитовались по разным другим бизнесам.
— А чем вы до этого занимались?
— Переработка пшеницы в спирт. Может быть, мы сейчас к этому вернемся. Сейчас нам биоэтанол очень интересен, его экспортный потенциал, производство модифицированных крахмалов, пищевых добавок, картофельного крахмала. Есть ряд продуктов, которые мы можем и в России продавать, и конкурировать на мировом рынке. Эти проекты у нас уже в работе. Мы позже об этом скажем.
— Хорошо. То есть у вас уже была некая история, в том числе кредитная, поэтому банки вас лояльно воспринимали.
— Да, но скорость инвестиций, я согласен, высокая. Но мы все параметры финансовых моделей соблюдаем, за нами тройной надзор. Наши показатели эффективности превосходят те, которые есть, например, в Голландии.
— Что вы имеете в виду?
— Допустим, мы выращиваем круглого томата 80 килограммов с квадратного метра, а черри — 50 килограммов с квадратного метра. Это очень высокие показатели. Такой урожайности мало кто в Голландии добивается, где получают в среднем 70 и 35 килограммов соответственно (по данным Ассоциации «Теплицы России», урожайность круглых томатов в РФ составляет 50–60 кг с квадратного метра. — «Эксперт»).
— Почему вдруг так?
— У них работают люди из Польши, в жутких условиях, у них другая производительность. У нас в компании все-таки люди важны, мы создаем комфортные условия для работы, зарплата у нас хорошая на проектах, мы обучаем людей, есть эффективная система мотивации: все сотрудники компании — от работника в теплице до президента холдинга — зарабатывают в зависимости от выхода продукции с квадратного метра. У всех заработная плата зависит от результата.
— То есть каких-то уникальных технологий вы не применяете?
— Да, в принципе, нет. Просто работа. Мы не экономим на свете: если сэкономить на лампах, никогда не добьешься нужного результата. Мы не экономим на проекте, на технологиях. В результате мы можем плотнее сажать растения, ведь можно посадить на квадратном метре три растения, а можно шесть. Люди должны успеть провести все работы по уходу за этими шестью растениями. Это сложнее в два раза, но и урожайность вдвое больше. Мы смогли создать такие условия — технологические, агрономические, и ресурсные, — что можем максимально нагружать наши проекты и иметь максимальную урожайность. Не так, как получится, а именно по максимуму.
— Какая в результате выручка с квадратного метра у вас и сколько в среднем по рынку?
— Это все зависит от гибрида. Начнем с круглого томата, с самого ходового, социального. Мы выращиваем 80 килограммов с квадратного метра, продажная цена порядка ста рублей, то есть восемь тысяч рублей выручка. Я думаю, в среднем по отрасли это 60 килограммов и порядка шести тысяч рублей выручка. По черри другие цифры. Если мы соберем 50 килограммов по 300 рублей, это 15 тысяч выручка. У коллег на рынке, я знаю, это 30 килограммов и восемь тысяч выручка. И банки это видят, естественно.
— Какой томат в основном производится на рынке и какая у вас структура ассортимента?
— Шестьдесят процентов рынка — это круглый томат. Самый дешевый, социальный продукт, который в рознице стоит 100–120 рублей. Россия его очень много импортирует, и это основная позиция в тепличном производстве на внутреннем рынке. Самый высокомаржинальный и рентабельный продукт — это черри. В рознице он стоит 300–500 рублей, но это уже премиум-сегмент, объем его потребления в России небольшой — мы его оцениваем примерно в 200 тысяч тонн из миллиона. В этом сегменте очень большая конкуренция: все производители пытаются туда попасть, самая большая EBITDA с квадратного метра — пять–семь тысяч рублей, самая быстрая окупаемость проектов. Сюда входят наименования «коктейль», «коктейль-черри», «оранжевая сливка». Сорок процентов наших площадей отданы под коктейльный томат, сорок процентов — под черри, пятнадцать процентов площадей занимает красный и желтый сливовидный томат, пять процентов — круглый томат.
Центральный федеральный округ лидирует по количеству теплиц
Капексы отменили, стоимость электроэнергии растет
— Вы сказали, что господдержка тепличного строительства сходит на нет. Что было раньше и что происходит сейчас?
— Сегодня мы имеем льготную ставку по кредитам на строительство — до пяти процентов годовых, и до этого года было субсидирование капзатрат в размере 20 процентов от их объема. Правда, в конце прошлого года мы получили выплаты по капексам в размере всего десять процентов. И пока непонятно, будет ли возврат части капзатрат в дальнейшем. Вроде есть неофициальная информация, что капексов больше не будет и Национальный союз производителей овощей и фруктов по этому поводу бьет тревогу.
— Как меняется экономика проекта в связи с отменой капексов?
— Срок окупаемости возрастает. Для неэффективных производителей это может быть совсем критично. Ведь льготное финансирование нам дают всего на восемь лет, и в отрасли будут возникать проблемы с погашением обязательств.
— А как это повлияет на бизнес вашей компании?
— Мы никогда в наших финмоделях не учитывали возврат капитальных затрат.
— Это хороший подход.
— Вообще никогда. Поэтому для нас это было бы терпимо, если бы не рост тарифов на электроэнергию, из-за чего мы вынуждены выходить в маржинальные культуры, меньше выращивать социального продукта — чего ждут от нас власти для замещения импорта. И мы хотим выращивать круглый томат, давать его на полки, потому что то, что приходит к нам из Турции, из Марокко, Китая, невозможно есть, этот томат в руки брать опасно. Но чтобы был российский продукт, нужна экономика проектов. И здесь важна не только господдержка по финансированию проектов, но и стоимость тарифов на электроэнергию — это сегодня огромная проблема. Электроэнергия за два года подорожала в два раза, что существенно для нас, потому что нам надо много света. И нет никаких льготных тарифов. Союз производителей овощей и фруктов говорит об этом с властями. Минсельхоз прекрасно знает о положении дел в отрасли, и мы надеемся на поддержку.
— С учетом тарифов совсем низкая рентабельность получается?
— Если будет тариф дальше расти, через два года это станет вообще невыгодно. Мы уже сейчас просчитываем варианты собственной генерации электроэнергии.
— Нам казалось, что, как и в случае, например, со свиноводством, на инвестиционный цикл вся поддержка однозначно будет, иначе внутреннее производство не нарастить.
— Золотые слова. Но компенсацию капзатрат отменили, тариф повысили.
— Нет ли в планах отменять инвестиционные проекты в связи с этим?
— Мы практически все проекты, которые запланированы, построим с кредитами по льготной ставке, во всяком случае, планируем ее получить. По всем нашим проектам мы подали заявку в Минсельхоз на льготное финансирование, сейчас начинаем с банками активно работать.
— Если резюмировать, в каких конкретно мерах поддержки отрасли вы заинтересованы?
— Это сохранение капексов или, при их отмене, увеличение срока льготного кредитования с восьми до двенадцати лет и льготы по тарифам на электроэнергию.
Маленький секретик
— Я знаю, что у вас есть инвестиционные проекты в Узбекистане. О чем идет речь?
— В Узбекистан мы идем во многом для того, чтобы выращивать там круглый дешевый томат, емкость рынка которого в России — 500 тысяч тонн. Мы планируем делать проект в Термезе — это самая южная точка Узбекистана, где самая большая солнечная радиация. Мы спокойно проходим там зиму без досвета, в пленочных теплицах. Там низкие капитальные затраты — в четыре раза меньше, чем в России, низкие производственные затраты, поскольку не нужна досветка, заработная плата пониже, много рабочих рук — это очень важно. В результате мы получаем очень низкую себестоимость продукции. На российских проектах, как я говорил, выращивать круглый томат менее выгодно или невыгодно вообще. К тому же в Узбекистане реки с чистой водой, шикарный климат. Сегодня узбекский продукт — самый вкусный и самый дорогой на полках.
— Да, на рынках в Москве узбекский томат доходит в цене до 700–800 рублей за килограмм.
— В большинстве случаев это сорт «пинк парадайз», розовый томат, японский гибрид. Он не длительного периода выращивания. То есть у нашего гибрида цикл плодоношения — девять-десять месяцев, «пинк парадайз» работает два-три месяца, то есть он даст несколько кистей, и его надо пересаживать. За год два-три оборота можно сделать, но это будет 20 килограммов с квадратного метра, а не 80, как в случае с круглым томатом. «Пинк парадайз» такой вкусный из-за низкой урожайности. Безусловно, мы его тоже будем выращивать в Узбекистане. Но у него очень узкий рынок сбыта.
— Помимо солнца что еще там влияет на вкус томатов?
— В основном они растят томат в земле, поливают водой, в которой высокое содержание соли, помидор получается как бы уже подсоленный, вкуснее. Это такой маленький секретик. Там уже природно соленая вода, много засоленной почвы от выращивания хлопка, где в два раза больше соли, чем на наших проектах. Это еще уменьшает урожайность, но появляется уникальная органолептика. Есть не совсем добросовестные производители в других странах, которые специально засаливают маты для выращивания томатов и якобы получают более вкусный помидор, продают его дороже.
— А вы так делаете?
— Мы не можем. У нас индустриальное производство. Нам нужны показатели, нам нужна возвратность средств. Ну засолим мы свои растворы и не 80 килограммов соберем, а 50. Но помидор будет более вкусный. Узбеки этого не делают искусственно, у них природно так сложилось. А вот азербайджанцы таким образом добиваются вкуса у своих тепличных, «бакинских» помидоров. И продают его по 400, по 500 рублей в рознице. Этого томата к нам 160 тысяч тонн заезжает из Азербайджана.
— Почему-то вкусный узбекский томат продается в основном на рынках, а в сетях, даже самых дорогих, его нет.
— Сети неохотно берут томат с открытого грунта — он весь корявый, плохо хранится, они не могут на нем зарабатывать, он пропадает весь. Сети просят у нас качественный индустриальный продукт. С ним удобно работать, он 30 дней лежит.
— Почему тепличный продукт обладает лежкостью?
— Потому что условия в теплице по экологической чистоте принципиально отличаются от грунта. Лежкость не из-за химии, а потому, что чистое производство.
— Нет вредителей?
— У нас много проблем. Масса жучков залетает, масса появляется вредителей. Но мы используем биологические средства защиты, химию не применяем. Мы выпускаем других жучков, они поедают вредителей. Макролофусы они называются, мы их сами выращиваем, они денег много стоят. Поэтому томат растет в здоровой среде, мы ему даем те же микроэлементы, которые есть в земле. Если химотозить, то плод не будет лежать двадцать-тридцать дней. Он так же, как турецкий томат, через три дня превратится в воду. Без химии томат может жить 30 дней, больше даже.
— Вот удивительно, среди потребителей лежкость считается признаком ненатуральности продукта. Классическая реплика домохозяек: вот лежит уже месяц в холодильнике, значит, там одна химия.
— Это неправильная позиция! Мы будем объяснять людям, что это не так. Через это тепличники во всем мире прошли. Везде было такое отношение, как вы говорите. Но людям объяснили, показали, и сейчас человека в Европе или Америке не заставишь есть помидор с открытого грунта.
— Селекционная работа, направленная на лежкость плода, не идет в ущерб вкусу? В той же Голландии помидоры ужасные.
— Там тоже есть разные продукты. Безусловно, в основном на рынке опять же присутствует круглый гибрид, социальный, для малообеспеченных слоев населения. Есть другие гибриды, более вкусные — «брикс», они с более высоким содержанием сахара — это генетически заложено в семечке. Они стоят намного дороже.
— Правильно ли я поняла, что ваша задача сегодня просто насытить рынок доступными томатами?
— На фоне этого несъедобного турецкого, марокканского томата, спрос на наш продукт очень высокий, больше, чем мы можем произвести. И производители пока не заморачиваются органолептикой. Главное — дать вал, урожайность. Когда дефицит продукта на рынке 500 тысяч тонн, нет такой экспертной, органолептической оценки. Нет еще тех ценителей, кто начнет перебирать, и тогда производитель задумается: ага, надо выращивать с более высокими вкусовыми качествами, в ущерб урожайности. Тогда экономика будет совершенно другая. Пока идут активные инвестфазы реализации проектов, производители просто хотят дать вал, больше килограммов с квадратного метра. А люди покупают то, что есть. Но это все будет меняться.
— А потребление растет?
— Рынок растущий. Мы вводим площади, импорт растет. Мы предполагаем, что потребление растет на пять–восемь процентов в год.
— Что с импортом происходит в последние годы?
— Мы оцениваем рынок томата закрытого грунта в миллион тонн в год. Импорт в 2018 году составил 570 тысяч тонн, то есть 57 процентов — это импорт. Я считаю, что это огромная доля.
— Какие страны нам поставляют?
— Турция, Азербайджан, Марокко, Иран, в основном они. Но есть еще Китай — это отдельная история. Оттуда идет низкокачественный, зараженный пестицидами, с превышением всех мыслимых и немыслимых санитарных норм продукт, который нельзя употреблять в пищу.
Делимся опытом
— А что за проекты у вас в Китае?
— Китайцы тоже активно строят высокотехнологичные комплексы. У них на уровне государства обеспечено финансирование, и они ищут эффективных производителей, кто мог бы им помочь в реализации этой стратегии. Они увидели нашу компанию и предложили нам поучаствовать в операционном управлении тепличным бизнесом. Это подразумевает строительство комплекса, обучение персонала, производство продукции, чтобы мы маркетинг, каналы сбыта организовали им, что, в общем-то, выполнимо. Мы не инвестируем туда никаких денег. Будем работать за определенную долю в бизнесе.
— Вам это интересно?
— Да, конечно. Нам интересен китайский рынок. Мы хотим с российских и узбекских проектов поставлять продукцию в Китай. Может быть, для России откроют рынок и мы сможем туда свой томат поставлять.
— Экспорт из России в Китай пока закрыт?
— Пока закрыт. Наш открыт для Китая, а их закрыт. Я надеюсь, если откроют границы, мы сможем поконкурировать с теми же голландцами, которые самолетами возят томат в Китай. Наш продукт дешевле и не хуже.
— На каком этапе сейчас ваш китайский проект?
— С одной компанией больше всего мы продвинулись — уже на пороге подписания соглашения о совместной деятельности. Там большая государственная корпорация, которая очень забюрократизирована, каждое слово нужно согласовывать.
— Возьмете людей на этот проект отсюда?
— Да, мы уже команду сформировали, готовы высадить туда десант. У нас есть ресурсы, есть люди опытные со знанием китайского языка. Мы ведь с Китаем уже работаем по другим вопросам. Что-то там покупаем, в планах хотим биоэтанол в Китай поставлять.
— Насколько производство биоэтанола вообще живая тема сегодня? Вы из кукурузы планируете его производить?
— Да, из кукурузы. Например, в Бразилии, в Америке это очень живая тема, там законодательно закреплена норма добавлять в бензин 10–15 процентов биоэтанола. Конечно, в России сильное нефтяное лобби — кто десять процентов рынка отдаст? Поэтому у нас это законодательно не закреплено.
— Это может быть потенциально рентабельно?
— Безусловно. Сейчас литр бензина стоит 45 рублей. При стоимости кукурузы, сейчас это восемь тысяч за тонну, себестоимость литра спирта будет 32 рубля. Это очень конкурентная история сегодня.
— Но по-прежнему не для нашего рынка?
— У нас только недавно вышел закон о производстве биоэтанола. Мы можем производить его, но продавать только на экспорт. Вот в Китае вышел закон в начале года об обязательной десятипроцентной биоэтанольной присадке в бензин. Это огромный рынок сбыта
— Это для чего? Для экологии?
— Это экология. Когда добавляешь спирт, намного меньше выбросы. Вот именно эти присадки, которые повышают октановое число, дают самые большие выбросы. А чистый спирт не увеличивает выбросы. Китайцы законодательно закрепили необходимость добавлять биоэтанол в топливо и сейчас просят Россию его им поставлять.
От борщевого набора до яблок
— Почему вы решили еще и садоводством заниматься?
— Мы хотим стать значимым игроком не только на рынке томатов, но и на всем рынке фруктов-овощей. Мы хотим создать мощный узнаваемый бренд, производить ассортиментную линейку, 30–50 позиций. Мы начинаем немного импортировать — в частности, из Узбекистана лимоны, виноград. Разрабатываем идею производства борщевого набора, хотим производить все — от морковки и салата до яблок.
Яблоки — это очень серьезный продукт. Огромная доля импорта на рынке всегда была. Когда ввоз польских яблок закрыли, возник дефицит. Сегодня импорт едет из Китая — понимаете, какого он качества. Мы торгуем сейчас яблоками из Молдавии, но хотим сами производить. Мы приобрели бывшее советское садоводческое хозяйство в Минеральных Водах, в очень хорошей климатической зоне. Раскорчевали старые сады и готовимся к посадке новых саженцев на 800 гектаров. Если все правильно сделать, экономика хорошая получается: срок возврата инвестиций — восемь лет. И мы экспорт сразу заранее планируем, в частности, в Азию можно яблоки продавать. Если серьезно заниматься, это очень интересный бизнес. И есть куда развиваться: можно дальше груши, черешни сажать.
— Это тоже эффективно только в южных регионах?
— Если мы говорим об интенсивном садоводстве, а мы о нем говорим, то только на юге. Там, где бывают сильные заморозки, сады не выживут.
— В чем отличие интенсивного садоводства от неинтенсивного?
— При интенсивном используют высокопроизводительные сорта — итальянские и голландские гибриды, высота деревьев — не более полутора-двух метров, урожайность с гектара — 60–80 тонн, высокая плотность посадки. Мы на гектар сажаем три с половиной тысячи деревьев, а в неинтенсивном, к примеру, сто деревьев — такой порядок. Плюс у нас они не как бог даст растут, а используется капельное орошение, питание идет к каждой яблоне — создана специальная система питания, ставится градозащитная сетка, чтобы защитить сад от непогоды — если град вдруг обобьет цветы во время цветения, то все, урожая нет. А нам нельзя ошибаться — нам кредиты нужно возвращать.
— В России нет своих сортов для интенсивного садоводства?
— Есть, но менее продуктивные, с меньшим спросом и ценой яблока. Российские сорта — это другая технология, которая развивалась в советские времена. Это тоже рабочая история, но это долго по времени и мало по объемам производства, получается неэффективное использование земли: другая плотность посадки, урожайность с гектара. Сейчас же все проекты про экономику.
— Какой объем инвестиций нужен для такого проекта?
— Для 800 гектаров вместе с хранилищем нужно порядка пяти миллиардов рублей. Хранилище очень дорого стоит.
— Есть какая-то государственная поддержка по этому направлению?
— Она была принята еще для неинтенсивного садоводства, а капзатраты для тех садов совершенно другие. Если мы тратим четыре миллиона рублей на гектар, то посадить неинтенсивный сад стоит 400 тысяч рублей. Вот они из этих 400 тысяч 200 компенсируют. А для нас это ничто.
Вкусный помидор не про современную торговлю
— Как вы относитесь к идее президента создать национальный «зеленый» бренд экологически чистой органической еды и продвигать его на экспорт?
— Замечательная инициатива, реализуемая. Рынок органической продукции — огромный растущий рынок. В Америке это около 30 процентов рынка продуктов питания. Мы тоже к этому придем. Поэтому мы очень рады, что законодательно эта тема закреплена, вышел закон, ГОСТ.
— Но, я знаю, вы возмущены тем, что в законе об органическом сельском хозяйстве тепличное производство — в гидропонике — не считается органическим?
— Да, и это полная чушь. В США закон об органическом земледелии разрешает выращивать органическую продукцию в гидропонике. Наш закон запрещает. Сегодня мы активно говорим с создателями этого закона — здесь нужно вносить изменения. Чище производства не бывает: кокосовое масло из Шри-Ланки, натуральный кокос, кокосовая стружка — из них делают маты для выращивания овощей в гидропонике. Мы можем давать любой раствор растениям — можем вместо минеральных удобрений только органическое питание давать. В грунте вы можете до такой степени отслеживать чистоту производства? По закону производители органики три года должны готовить грунт. Но идут дожди, например, и что с соседнего химического завода попало в почву, мы не знаем. Это все неправильно. Во всем мире органика — это гидропоника, закрытый грунт. Просто дают не минеральные удобрения, а органические. Люди все еще не понимают, думая, что закрытый грунт — это плохо, это химия. Но мы все это поменяем.
— А какие органические продукты вы хотите производить?
— Мы хотим иметь в своей линейке от борщевого набора до яблок. Мы хотим это не только для имиджа иметь, но и в расчете на то, что этот рынок в России тоже будет расти. Чем больше мы будем производить, тем это будет дешевле, доступнее для наших граждан. Мы сформируем этот рынок, это серьезные деньги, поэтому мы обязательно там будем. Мы уже готовим сады под эту историю, поскольку там длинный путь нужно пройти, почву подготовить, пройти сертификацию почвы, что она пригодная для выращивания, органические саженцы специально придется завезти.
Что касается томата, то мы ждем изменений в закон и сразу на своих проектах это реализуем — мы просто сменим состав питания с минерального на органический, типа разбавленного навоза и прочего, и получим органический томат. Понятно, что это будет уже другая урожайность, плоды будут не такие красивые, ровные, будут немного корявые, но это будет чисто органический продукт.
— Себестоимость будет выше?
— Да, конечно. Себестоимость выше, но у него и цена реализации значительно выше. Мы не сможем 80 килограммов с квадратного метра собрать органического томата. Это будет, может быть, 15–20 килограммов. Себестоимость будет не 60 рублей, а, может, 250 рублей.
— Во вкусовом плане органика лучше будет?
— Да ничем по вкусу органический помидор не отличается! Мы бываем в Европе, мы покупаем органику в Великобритании — по вкусу это абсолютно одно и то же, просто выращено как органика.
— А вот я когда думаю про «зеленый» бренд и качественный продукт, я думаю про овощи-фрукты на рынках южных городов в сезон. Можно ли как-то это превратить в массовый вкусный российский продукт?
— То, что представлено на колхозных рынках летом, — это томат, который снимается с куста в высокой степени зрелости. Он набирает сахар на ветке, он сладкий, поскольку растет в солнечных регионах. Это история не про современную торговлю вообще. Пять процентов такого продукта в миллионе тонн. Чтобы этот томат привезти в Москву, его нужно собрать на два-три дня раньше, у него не будет уже такого вкуса.
— Почему во Франции везде вкусные помидоры и продукты вообще? Только потому, что там везде тепло и можно регионально выращивать качественный продукт везде?
— Да. Но еще это ручной труд, огромные трудозатраты, это никак не автоматизировать. Сейчас трудно заставить людей работать, чтобы огромные площади возделывать по этой технологии. Осталось только старшее поколение, которое продолжает этим заниматься, мы не будем этим заниматься, а наши дети тем более. Другое дело, что уже есть гибриды в индустриальной теме, которые ничем не уступают по вкусу вот такому томату. Но это индустриальный продукт. Это та же селекция, которую, в частности, проводит японская компания «Саката» со своим сортом «пинк парадайз».
— Это значит, что потенциал для развития генетики и селекции есть?
— Конечно. Когда мы свои все инвестиционные обязательства выполним, когда у нас не будет такой кредитной нагрузки, у нас полная себестоимость будет значительно ниже, чем сейчас. Мы тогда сможем себе позволить любые эксперименты. Мы можем пойти в менее маржинальные культуры, с другой органолептикой. Можем уже выращивать не 80 килограммов с квадратного метра, а 20, и давать совершенно другой продукт по приемлемой цене.
Справка
Агропромышленный комплекс «ЭКО-культура» — ведущий производитель экологически чистых овощей закрытого грунта в России. Основные выращиваемые культуры — томаты, огурцы, листовой салат. Производственные мощности холдинга — более 145 га высокотехнологичных теплиц (Ставропольский край, Ленинградская и Липецкая области). К концу года их площадь составит 233 га. По итогам 2017 года доля производства овощей агрохолдинга составила 5,4% всей отечественной овощной продукции. По итогам 2018 года доля произведенных компанией томатов составила 6% отечественного рынка томатов. План — довести эту долю до 30% к 2023 году. Сумма капитальных вложений на сегодняшний день — более 50 млрд рублей. Общее количество созданных рабочих мест — более 3000. Выручка в 2018 году — 7,8 млрд рублей. Планируемая выручка в 2019 году — 15 млрд рублей.
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl