Afternoon Seasons of lifeРепортаж
Рецепт ее молодости
Когда мне было 12 лет, по телевизору показали фильм «Рецепт ее молодости». В главной роли блистала Людмила Гурченко. По сюжету ей было 337 лет, а в жизни 48, примерно как моей маме и всем остальным из большой компании маминых друзей. Еще эту компанию и Гурченко объединяли два факта: все они работали в кино и любили вкусно поесть.
Лучше всего я помню праздники. Почему-то не Новый год или день рождения, а майские и седьмое ноября. Стоит чуть коснуться этого воспоминания, и перед глазами снова качается тюлевая занавеска, завернувшись в которую я торчу у нашего окна на первом этаже: когда же, когда на дорожке покажутся гости? К тому моменту, как я стала осознавать себя, все пламенные коммунисты в моей семье были давно расстреляны, канули в неизвестность Великой Отечественной или доживали свою недолгую старость, приправленную деменцией. В последующих поколениях никакого партийного рвения не наблюдалось, и политические эти праздники просто становились приятными выходными, когда после обязательного участия в демонстрации под уральским снегом с дождем можно было собраться за большим столом, вволю наесться и поболтать. Брать с собой детей почему-то было не принято, и все внимание доставалось мне. Выпивающих было немногим более, чем коммунистов, так что мое участие в родительских посиделках никогда не омрачалось пьяными шуточками, размазанной тушью, дурацкими вопросами и прочими взрослыми глупостями.
Тети и дяди: свердловская киностудия, мыльные пузыри, сонеты и праздничный стол
У меня было два особенно любимых взрослых: дядя Владик и тетя Ия. Дядя Владик умел изображать животных и первым объяснил мне, что такое сарказм (без этого знания половина разговоров за столом была мне категорически непонятна). Тетя Ия, у которой не было детей, навсегда осталась для меня главным экспертом по пусканию мыльных пузырей: мелких — из сложенных колечком пальцев, гигантских — из двух хитрым образом раскрывающихся ладоней. Ах, скольких детей за свою жизнь я «купила» этими пузырями!
Мама пришла работать на Свердловскую киностудию в 1963 году. И примерно в те же годы, кто раньше, кто позже, там оказались и все мои «тети и дяди». Теть было значительно больше, но дяди отличались удивительным качеством. Из всей маминой компании не развелся никто, так и прожили друг с другом по 40-50 лет, а тетя Света с дядей Владиком — вообще 60. Так это несовременно. И такое это чудо.
Я была поздним ребенком, так что на мое отрочество пришлись все их юбилеи. Боже мой, как они друг друга поздравляли! Собирался штаб, привлекались авторы из соседних редакций, писались частушки и оды, клеились коллажи из фотографий и модных журналов, и все это потом собиралось то в огромную стенгазету, то в изящно оформленную книжечку. На тетьЛилин юбилей, помню, каждый должен был написать сонет. На один из Старых Новых годов — стихи про свой знак зодиака (парочку я до сих пор наизусть помню). Часть написанного обязательно представляли в лицах — и это всегда было умопомрачительно смешно, часто довольно едко (сарказм, помните?) — и всегда необыкновенно трогательно.
Они настолько были нужны друг другу, что не увидеться на студии в течение рабочего дня было решительно невозможно. Девичья компания регулярно приходила к моей Эллочке в редакцию посидеть чаю попить (у мамы был большой и светлый кабинет на двоих). Завидев их приближение, главный редактор киностудии Леонард Петрович Толстой каждый раз громогласно возглашал: «Не стая воронов слеталась!» Раз в неделю в Дом Кино привозили фильмы на просмотр, туда обязательно шли все. Такая, говорят, радость была — входишь в зал и видишь своих в рядок сидящих, и тебе машут руками: иди сюда!
А еще они пели, да как! Лучше всех — тетя Рита. «В жизни все нелепо, все капризно, Дни идут, ничем их не уймешь, Нынче праздник, завтра будет тризна, Незаметно старость подойдет». И у всех глаза на мокром месте.
Ну и вот праздники-то. Дни рождения, Седьмые ноября, Пасха, Старый Новый год… Заранее решали, у кого справляют, и договаривались, кто что будет готовить. У всех были свои коронные блюда. Тетя Света изумительно делала рыбу нототению и пироги с рыбой, маринованной с сырым луком и специями, без риса. Жарила еще лук, укладывала слой на тесто, на него — подготовленную рыбу и лавровые листики. Шов проходила прищепкой, чтобы не разошелся, — и в духовку. Еще у нее был «предзарплатный пирог» (зарплата каждый месяц 5-го и 20-го, и между ними ниоткуда, вообще ниоткуда нельзя взять денег, кроме как занять): дрожжевое тесто на воде и картошка с луком. Тетя Рита всегда солила грибы в огромных количествах — самые лучшие рыжики, в пятилитровой банке. Однажды у нее украли такую банку из подвала, вот расстройство было. Еще студень фирменный, из говяжьей лытки и свиных ножек. И сладкий пирог с яблоками и брусникой, брусники много, сахара мало — иногда на сдобном дрожжевом тесте, а иногда на песочном, на песочном даже вкуснее. Они не умели мыть кости отсутствующим, собираясь меньшим составом. Они ругались только по работе. Поддерживали один другого в беде и по мелочам. Радовались успехам друг друга даже тогда, когда по всем канонам советского цехового сообщества пора было сыпать в чашку вырвавшегося вперед смесь снотворного со слабительным. Я помню, как мама принимала мучительное решение уйти из документальной редакции в художественное кино. Зарплата была на 48 рублей больше. Документалистику мама обожала, а художественное кино — вообще нет. Сорок восемь рублей перевесили — и она потом всю жизнь не могла себе этого простить. Но ее поддержали все. Она мне говорила, что больше всего боялась осуждения. «Если бы мне сказали: меркантильная, погналась за длинным рублем, — не знаю, как бы я смогла со всем этим справиться. Но все мои девушки сказали: ничего, стерпится — слюбится, мы-то все равно все рядом».
«Девушки» — так они друг друга всю жизнь называли, даже когда им перевалило за 80.
Мама: заливные пироги, пустые полки и американская визига
С последней документальной зарплаты мама устроила «отходную». Почему я это помню? Потому что в этот день в нашу жизнь навсегда вошли заливные пироги. Удивительная, конечно, штука. Два яйца, полстакана сметаны, полстакана майонеза, чуть соли, чуть сахара и немногим меньше стакана муки. Смешивать можно хоть пальцем, тесто легче легкого. Начинка — любая, кладешь ее на дно смазанной маслом и присыпанной мукой формы, аккуратно заливаешь жидковатым тестом — и в духовку на полчаса. В том первом праздничном случае была начинка из консервированной горбуши, как обычно, с обжаренным луком, рублеными вареными яйцами и чуть-чуть риса для объема. В обычный уральский праздничный пирог с горбушей из банки мы клали, конечно, не рис, а визигу, но тогда ее как раз не показалось. Вы не знаете, что такое визига? О, это хорда осетра — элемент удивительного везения свердловчан в 1980-е.