«О героях помнят, но землю наследуют выжившие»
Екатерина Шульман о «Властелине колец» Толкина и Джексона
В этом году трилогии Питера Джексона «Властелин колец», экранизации самой знаменитой книги Джона Рональда Руэла Толкина, исполнилось 20 лет, и в прокат выходит ее режиссерская версия. К ее выходу попросили Екатерину Шульман, которая сама себя называет «толкинистом-ортодоксом», рассказать о том, по каким законам устроен эпос Толкина, что и зачем поменяли в экранизации и почему роман — не аллегория Второй мировой.
Почему сложно экранизировать эпос
Кинематограф — искусство гораздо более народное, чем письменная литература, и, в отличие от живописи, поэзии, театра и музыки, происхождения не религиозного, а развлекательного (если хотеть выразиться недоброжелательно, можно сказать, что родом он не из храма, а из балагана). Возможно, это соображение кажется избыточным, когда мы говорим о романе, относящемся к развлекательному жанру фэнтези.
Но когда Толкин писал «Властелина колец», никакого фэнтези еще не было, и он писал эпос. Толкин посвятил «Властелина колец» родной стране, которая, по его мнению, была лишена народного масштабного эпоса вроде «Калевалы» и «Эдды». Он задумал написать что-то вроде гомеровских поэм, только для родной Англии.
Эпос — жанр феодально-аристократический. Это жанр военной феодальной аристократии, которая повествует о своих подвигах. Он базируется на эстетической категории возвышенного. Строго говоря, роман в той форме, в какой мы его знаем, это уже произведение третьего сословия. Это, говоря на языке марксизма, буржуазное искусство. Тем более это верно для массового развлекательного кинематографа. Его основная эстетическая категория — не возвышенное, а трогательное, не героическое, но сентиментальное. Свойственный ему пафос принципиально иной.
Джексон демократизировал повествование, он сделал «Властелина колец» доступным для молодой аудитории и добавил батальных сцен — это элементы жанра, без которых обойтись нельзя. Так что фильм Джексона — это отдельное произведение другого вида искусства.
Что из сделанного в фильме непростительно
Есть старая шутка, появившаяся, когда стало известно о готовящейся экранизации: фанаты примут только один ее вид — Профессор сидит перед камерой и читает текст. Сам автор был человек книжной культуры (скажу скромно — как и я). Поэтому кинематограф он осознавал как глубоко вторичный вид искусства, вульгарный и варварский. И все предложения об экранизации он при жизни отвергал.
А после выхода фильма один из просвещенных зрителей сказал, что режиссера надо повесить только за сдачу врагу Минас-Тирита. У Джексона орки попадают в Мина-сТирит. Это безобразие, такого не было. Может, Денетор и сошел с ума к финалу, но свою оборонительную функцию режим Наместников выполнил: в Минас-Тирит орочья лапа не ступала.
Как фильм изменил характер отношений Фродо и Сэма
Современному зрителю, которому малопонятны феодальные отношения вассала и сюзерена, линия Фродо и Сэма представлена как отношения двух друзей. Но они не друзья, они господин и слуга.
Когда современный человек пытается это понять, он ощущает уже не умиление, а скорее раздражение, потому что видит в этом ничем не объяснимое несправедливое неравенство. Тем не менее для патриархально-аристократической парадигмы это сюжет вполне знакомый. Он встречается и в фольклоре: слуга, верный до смерти, спасающий господина иногда против его воли. Соответствующая английская сказка называется «Верный Джон», есть аналогичный сюжет и в сборнике братьев Гримм.
Зачем Фродо приобрел в фильме новые черты и почему он остался искупилетем
Толкин был все же человеком своей эпохи, а не эпохи рыцарских романов, поэтому в центре его повествования стоит маленький человек, буквально — получеловек, «полурослик», персонаж, принесенный эпохой сентиментализма. Кроме того, Толкин — христианин и католик. Поэтому его маленький человек Фродо был многократно интерпретирован как христоподобная фигура, как «муж скорбей», берущий на себя грехи окружающего мира, страдающий и гибнущий за эти грехи. Он несет крест в виде кольца, он не пользуется его возможностями, как Христос не пользуется своим божественным статусом. Он страдает и в конечном счете гибнет для земной жизни, чтобы спасти окружающих.
Джексону нужно было сделать Фродо более человечным — мятущимся и смущающимся героем, с которым молодой зритель мог бы себя сопоставить. В фильме он ищущий себя подросток (притом что в книге он взрослый молодой хоббит). В оправдание режиссеру можно сказать следующее: по сравнению с Бильбо из «Хоббита», Фродо, конечно, куда более пассивная фигура. Бильбо решительнее и принимает участие в большем количестве насильственных действий. Фродо должен сохранять свою христообразную сущность, а потому не прибегает к насилию. Он не воин, и это принципиальная авторская позиция. Он — искупитель и в некоторой степени жертвенный агнец. Наиболее наглядно это выражено в мордорских сценах: он подвергается бичеванию, палачи дерутся из-за его одежды, Сэм видит его одетым в пурпур. Он повторяет путь на Голгофу: неся свой непосильный крест, скорбным путем поднимается к смерти. К третьему тому «Властелина колец» каждый, кто до этого не догадался, уж точно должен понять, о чем идет речь.