«Важно каждые пять лет менять ракурс»: художник Нина Котел о современном искусстве
В пространстве Cube.Moscow открылись 12 новых выставок, в том числе «Зеленая марка» Нины Котел. Она начала выставляться в начале 1990-х и отличалась необычным для того времени академическим мастерством. Forbes Woman поговорил с Ниной Котел о том, как была сделана зеленая выставка в Cube.Moscow, о браке с художником Владимиром Сальниковым и об эпохе застоя.
Художники Нина Котел и Владимир Сальников — гуру московского актуального искусства. Их творческий и семейный союз продолжался 35 лет. В 2015 году Владимир Сальников умер от сердечного приступа. В 2017-м об их истории любви, пути художников и философов в современном мире режиссер Наталия Назарова сняла фильм «ВоваНина». В 2018 году в ММоМа на Петровке состоялась ретроспектива Владимира Сальникова, чье имя широкая публика только начинает открывать для себя. В этом, 2021 году, у Нины Котел — три персональные выставки: В «Крокин-галерее», в «Галерее XXI века» и «Зеленая марка» в Cube.Moscow. О роли искусства, о свободе и любви Нина Котел рассказала Forbes Woman.
— Нина, можно ли сказать, что все ваши детально, крупно прорисованные предметы, приключения осколков, обрезков, фруктов и овощей со снятой кожей — это одна растянутая во времени серия про тайный мир вокруг нас?
— Если я что-то вижу и предмет меня завораживает, я стараюсь его со всех сторон осмотреть. Потом он у меня живет. Могу его не рисовать, только смотреть на него время от времени. В какой-то момент происходит толчок, щелчок, и я понимаю, как его нарисовать.
Это может быть совершенно невнятная серия, которая никуда не пойдет. Но из нее может родиться что-то другое. Что-то в итоге вылезет, придет в голову. И оно может стать предметом искусства.
Как-то я шла с подругой по Питеру и мне буквально бросился под ноги осколок зеленого стекла.
Недавно ко мне пришел молодой галерист Игорь Шиленков. И когда смотрел мои работы, а я показывала и свою выставку «Нарисуй это красным», которую делала в XL-галерее Лены Селиной, заметил, что по статистике аукционных домов лучше всего продаются работы синего цвета, — а он любит зеленый. «Так давайте сделаем зеленую выставку», — говорю я. Достала рисунки с этим зеленым питерским подкидышем. Потом из Петербурга мне прислали посылку со множеством зеленых предметов. Там был и маленький зеленый швейцарский ножик, и зеленая вьетнамская почтовая марка. Глядя на марку, я вспомнила, как в школе переписывалась с вьетнамской девочкой, какие это были удивительно красивые письма на рисовой бумаге, — так возникла моя «Зеленая марка».
Летом в «Крокин-галерее» была моя выставка «Незащищенные». Она действительно собиралась, формировалась много лет. Первую серию этих работ, десять рисунков [фруктов без кожицы] я сделала еще в 1995 году. Назвала ее «Без кожи». Эти рисунки я сложила в папку и специально никому не показывала. Через год, в 1996-м, сделала еще серию. Они получились очень большими. И как будто с другим смыслом: фрукты превращались в какие-то скалы, становились романтическим пейзажем, с тенями, с морем. Они тоже лежали все это время. А в феврале этого года, когда мне предложили выставку в «Крокин-галерее», вдруг поняла, что давно хотела показать эту тему. Но откладывала. Думала, напишу маслом, и уж тогда. И вот написала. Сначала большую грушу, потом две маленькие. Потом баклажан.
Почему-то всем очень нравился баклажан. А он меня очень мучил. Очищенный, он сгнивал, серел. Все остальные хорошо держатся без кожи, яблоки вообще прекрасно, их можно долго писать, а баклажан — неустойчивый, сереет, коричневеет, в нем какое-то появляется какое-то мясо. Совсем не может существовать без кожи.
— На ваших работах почти не бывает людей, но, тем не менее, они полны эмоций. В какой момент люди исчезли? Или вы их убрали?
— Все эти предметы, фрукты, овощи — метафоры. Когда мы видим их, мы все равно имеем в виду самих себя, своих близких, людей, которых нам бы хотелось защитить. Хотя я умею людей рисовать, я этому училась. Вот недавно искала какие-то другие работы и нашла кучу своих обнаженных. Вова много рисовал обнаженных. У него это были шедевры. У меня тоже неплохие. Но у меня не было драйва к этому.
А какие-то люди хотели, чтобы их не только Вова рисовал, но и я. Например, у Вовы была серия «Женственность» с обнаженными мужчинами. И один философ, который пришел к нам позировать, сказал: «Я не буду участвовать, если Нина меня не будет рисовать». Тогда я тоже стала его рисовать.
— Вы с Вовой всегда вместе принимали участие во всех дискуссиях, все позиции в спорах, точки зрения вы разделяли. Не было такого, что он придерживался одного какого-то мнения, а вы — другой.
— А у нас очень сходились взгляды с Вовой.
— При этом Вова, как Пушкин, тек многими реками, проделал сумасшедший, очень разный творческий путь. А у вас стилистически всегда одно перетекает в другое, есть постоянство, единство.
— Вова экспериментатор, а я более цельный человек. Вова — близнец по гороскопу. Его рвет во все стороны. Считается, что близнецы распыляются. И тем не менее, я очень хорошо знаю близнецов, они могут распыляться, но они много и делают. И у них многое получается.
Но главное — мы сошлись во взглядах, у нас было похожее воспитание, мы из похожих семей. У нас очень ранняя идентичность, что у Вовы, что у меня. Я поняла, что я художник, с 10 лет. Стало ясно, что это мое. Так бывает, когда родители художники или искусствоведы. Но у нас с Вовой — простые советские семьи. У меня папа — военный инженер, мама — учительница географии. У Вовы папа — военный юрист, а мама — врач. До школы я рисовала немножко. Но родители не понимали, что с этим делать. А в первом классе меня посадили с девочкой Томой, которая на перемене вынула плетеную корзиночку, а в ней была вышивка и нитки мулине. И она стала вышивать цветочки и кошечку. Я была потрясена. Чуть ли не в первый же день пришла к ней домой. Ее отчим был художником. Сергей Иванович Гришин, очень скромный человек. Он сидел в комнате за занавеской и делал иллюстрации для книжек и журналов.
То, что я увидела у них дома, меня перевернуло. Там были акварельные портреты не хуже Серова и Репина. Например, сидит Томочка в красненьком сарафанчике, у нее на руках блюдо с вишнями, и она их ест. Ее мама сидит, подперев голову рукой, на руке — часики «Заря», кофточка черненькая с белыми горошинками.