Режиссер Никита Кобелев — о театре как инструменте познания
19 и 20 июля в Москве можно увидеть новый спектакль Никиты Кобелева «Наедине». Мы встретились с режиссером, чтобы поговорить о силе опыта и впечатлений, принятии себя самого, былом и грядущем
Режиссер Никита Кобелев относится к тем авторам, о широте интересов которых можно уверенно судить по выпускаемым работам. Среди них, к примеру, «Человек, который принял свою жену за шляпу» в Театре Маяковского по книге британского невролога Оливера Сакса — материал для театра, скажем прямо, не самый привычный, или поставленный там же «Кавказский меловой круг» Бертольда Брехта. Недавняя «Тварь» по пьесе Валерия Семеновского в Александринском театре, главным режиссером которого Никита Кобелев был назначен месяц назад, и две премьеры: «Наедине» — независимая постановка, инициированная продюсерским центром «Арт-партнер», и «Жизель Ботаническая» по рассказу Эдуарда Кочергина в МХТ имени Чехова. Документальное и художественное в работах Никиты Кобелева соединяются, как соединяются века и нравы. К примеру, «Наедине» — и вовсе непривычная для отечественного репертуарного театра история. В спектакле по текстам современного американского автора и драматурга Дона Нигро играют Виктория Исакова, Александра Ребенок и Ирина Старшенбаум. У каждой — своя история и свой монолог, не утяжеленные ни большим количеством декораций, ни другими персонажами.
Впрочем, все это — лишь несколько примеров, подтверждающих правило конкретной творческой биографии: широкий интерес к искусству и миру вокруг и стремление слышать себя, работать над ошибками и открывать новое, а неподдельное спокойствие и живой интерес — то, что отличает режиссера в разговоре и свойственно ему в работе.
Мы встретились, чтобы обсудить, почему принять многое в себе получилось не сразу, как неудачный опыт может помочь даже больше, чем удачный, и отчего так важно быть не кем-нибудь, а самим собой.
Спектакль «Наедине» состоит из трех монологов. Кажется, что для нашего театра такая форма скорее исключительна, чем привычна. Какой ее видите вы, помогал ли опыт уже поставленных спектаклей в поиске интонаций?
Для себя внутренне я нашел связность формы с альманахом или триптихом. Допустим, у Киры Муратовой есть ее «Три истории», или «Кофе и сигареты» Джармуша, да и вообще в кино очень много примеров, когда фильм состоит их нескольких независимых историй, генерально объединенных темой. В контексте спектакля это тема женской истории и женской судьбы, но не в социальном ключе, а чуть-чуть в фантазийном, театральном, притчевом и образном. Эти три истории объединяет единая сценография. Для российского театрального контекста проект действительно скорее непривычный, а вот в мире, особенно в Америке, таких спектаклей много. На Бродвее я смотрел, к примеру, постановку с Джейком Джилленхолом: никаких сложносочиненных декораций, фокус на актере.
Что касается моего собственного опыта, у меня бывали похожие задачи в работах, которые я делал в Театре Маяковского, на Сретенке. Среди них «Человек, который принял жену за шляпу» по книге невролога Оливера Сакса или «Новаторы». Актеры там все время разговаривают как бы через зал, рассказывают истории. Но в случае с «Наедине», конечно, в монологах вся суть.
Как вам кажется, в сегодняшнем репертуарном театре такой проект мог бы случиться?
В контексте такого проекта ты можешь поработать в одном спектакле с очень разными и очень большими актрисами из разных театров, соединить и объединить разных людей, что не так легко внутри одного театра, где все запаяно в возможности конкретной труппы. Да и такая монологическая форма тоже мало возможна в репертуарном театре, а мне всегда интересны разные форматы, я вообще постоянно стараюсь пробовать одно, другое, третье.
Это очень заметно по тому материалу, который вы выбираете для постановок. Часто он нетривиален уже сам по себе. Как раз как «Человек, который принял свою жену за шляпу», например. Какие у вас взаимоотношения с произведениями, которые хочется поставить?
Я много думал об этом и понял, что не хочу себя загонять в какие-то рамки, когда сам себе внутренне формулируешь, что будешь делать только так или иначе. Можно заметить, что многие выбирают определенную стратегию: ставить только современные тексты или ставить классические, адаптируя их под сегодняшний день, и так далее. В какой-то момент я думал, что, может быть, надо определяться, не размываться, но потом решил, что надо просто быть собой, а мне интересно многое. Думаю, театр для меня — инструмент познания, не только работа, и тему, которая мне интересна в жизни, я исследую именно с помощью театра, погружаясь в нее.
Что вас впечатляет?
Меня вдохновляют документальные истории, например. О том, что происходит с людьми. Они дают пути к тому, как жить. Я беру то, что меня задевает, но, конечно, еще это должно находиться на каком-то стыке интереса театра. Выбор материала всегда — это двустороннее движение. С одной стороны, ты чувствуешь театр, который тебя приглашает, какие в нем есть артисты. А с другой, есть и твои желания. Иногда материал — это предложение театра, и я довольно часто откликаюсь на такие приглашения. Иногда бывает так, что материал мне не близок, я такого раньше не делал, но если вижу какой-то внутренний интерес, то начинаю пробовать, я люблю такие вызовы и уже в каком-то смысле расслабился на тему выбора материала, не хочу себя загонять в узкий коридор. Как идет, так идет. У меня действительно очень разные интересы. Ничего с этим не поделать, видимо.