Вранье возвращается
Иногда мы обманываем детей, оберегая их от сложностей жизни. А иногда врем, потому что нам трудно признавать собственные промахи и ошибки. Почему и то и другое помешает им в дальнейшем? И в какую форму облечь правду, если мы решимся ее сказать?
«Мой 20-летний сын выставил мне счет: «Не могу простить вам с отцом, что вы не развелись раньше. Вы придумали себе, что нужно ради меня спасать семью. Неужели вы думаете, что я не видел вашего вранья? Походы в гости под флагом «Мы дружная семья». А дома ты уходила в спальню, отец на диван. Соседи были нам ближе, чем вы с отцом друг к другу. И вы втянули меня в это!» А недавно я выяснила, что сын бросил институт, хотя каждое утро уходил якобы на учебу, – рассказывает 40-летняя Алла. – Я спросила, почему он не сказал правду, он ответил: тебе ли меня осуждать?»
Нам кажется, что мы поступаем так, что-то недоговариваем или изображаем что-то специально ради их же блага, но полезно ли им это? И чему мы на самом деле их учим?
Мое продолжение
Наверное, каждый отец или мать немного нарциссы, но не все мы можем признаться, что любим в ребенке продолжение себя. Иногда это не реальное продолжение, а идеальное, нарисованное в воображении. Через оценки детей мы видим оценку нас самих: какие мы родители? Настолько ли успешны, как кажется? Лучшая школа, олимпиады, соревнования, английский с пеленок – мы не жалеем сил и финансов. И поэтому не допускаем мысли, что сын или дочь будут не такими, как мы себе нарисовали.
«Я поступил в институт в 90-е, конкурс был высоким, и весь 10-й класс я занимался с репетиторами, на которых родители тратили все деньги. А я с треском вылетел после первой же сессии, – вспоминает 50-летний Дмитрий. – И пошел работать продавцом в магазин бытовой техники. На семейном совете мне строго-настрого было запрещено рассказывать кому-то из родственников, что я отчислен. Пока однажды меня не застал на рабочем месте мой дядя. Во мне тогда боролись два чувства: было стыдно, словно меня поймали на воровстве, но я также испытал огромное облегчение, что теперь не придется врать».
Особенно трудно воспринимают провалы те родители, кто не способен увидеть в ребенке отдельную личность. «Часто это относится к мужчинам и женщинам, которые не нашли свой путь, призвание, чувствуют нереализованность и возлагают на ребенка задачу воплотить то, что не получилось у них самих, стать оправданием их существования, – объясняет системный семейный терапевт Инна Хамитова. – И вот этого мальчика или девочку начинают решительно направлять по пути, который для него/нее и за него/нее выбран. И всю свою жизнь такие дети вынуждены подтверждать и оправдывать надежды родителей-нарциссов». Они с трудом обретают самостоятельность, потому что родительский контроль мешает формированию их идентичности. А после смерти родителей такие дети лишаются опоры и часто теряют смысл жизни, потому что его – своего собственного – они так и не нашли.
Свет мой, инстаграм, скажи…
«Смотрите, какой у меня прекрасный ребенок!» – разве это не поддержка? «Да, ребенок счастлив, для него лучшая награда – похвала мамы или папы. Но нередко у родителя есть вторичная выгода: он реализует свои потребности в признании через ребенка, – отвечает экзистенциально-гуманистический психотерапевт Станислав Маланин. – Для ребенка это становится моделью, которую – с большой вероятностью – он воспроизведет в будущем». Не быть счастливым, а быть успешным во что бы то ни стало.