«Мы остаемся в плену советских технологий — и окажемся в глубоком экономическом кризисе»: эксперт Greenpeace об экологических катастрофах на Камчатке и в Норильске и их последствиях
Forbes Life пообщался с руководителем энергетического отдела российского отделения Greenpeace Еленой Сакирко о том, похожи ли экологические катастрофы в Норильске и на Камчатке, как гражданская журналистика и общественный резонанс меняют ситуацию в стране, какие рычаги давления на нарушителей все-таки работают и что происходит с заброшенными захоронениями отходов времен СССР.
— Ситуация на побережье Камчатки и Курильских островов — это уже вторая по счету экокатастрофа федерального масштаба в этом году. Есть ощущение, что две крупных экокатастрофы в России за минувшие месяцы — это в некотором смысле расплата за отношение к природе на протяжении всего XX века. Что мы слишком много взяли взаймы и не отдаем. Действительно ли собралась некая критическая масса проблем, которые не решались годами и сейчас все дают о себе знать?
— Разлив дизельного топлива в Норильске и экологическая катастрофа на Камчатке ясно показывают, что мы реагируем уже по факту сигнала бедствия — когда уже случилась серьезная авария, уже нанесен непоправимый ущерб природе, масштаб которого пока невозможно оценить, пострадали люди. На Камчатке — как и в случае с Норильском — история до сих пор не закончена, полностью ликвидировать последствия невозможно. По оценке Норникеля в июле, ликвидаторы собрали более 90% разлившегося топлива после аварии на ТЭЦ-3. Такой результат чисто технически невозможен, учитывая, что компания начала устранять последствия аварии спустя три дня после утечки, когда дизель уже разносили арктические течения. Даже оценка в 70-80% убранного топлива сомнительна, на фоне которой «Норникель» пытается оспорить требование Росприроднадзора выплатить штраф в 148 млрд рублей. Что касается Камчатки — мы до сих пор не знаем, остановлен ли источник загрязнения, где он находится. В этой ситуации беспокоит, что налицо последствия сильного токсического загрязнения неясного происхождения. Все остальное — это пока версии и гипотезы.
Сложившаяся ситуация, во-первых, стала возможна из-за отсутствия полноценного экологического мониторинга в России. У нас есть федеральные природоохранные ведомства с основными направлениями экологического мониторинга. Но по факту все службы работают по сигналу бедствия, а не его предупреждения. У нас не налажена эта система, нет достаточного количества пунктов наблюдения, не хватает элементарно людей, ответственных за мониторинг.
Во-вторых, деятельность многих добывающих компаний крайне закрыта, объекты расположены в труднодоступных местах в тундре, куда можно попасть только воспользовавшись транспортом самой компании, любые нарушения скрываются. Компании не хотят вкладываться в обновление оборудования, в современные и безопасные технологии.
«Главное — докопаться до истины, какой бы она ни была»: губернатор Камчатского края о причинах загрязнения океана, недоверии к версиям власти и токсичных водорослях
В случае с нефтяными компаниями стоит проблема разливов — Россия вообще на первом месте по нефтяным разливам в мире. Большая часть их случается из-за того, что рвутся старые нефтепроводы: у каждого нефтепровода есть паспорт с техническими характеристиками, после истечения срока его действия нефтепровод подлежит замене. Но нефтяники просто продлевают срок действия документа при помощи специальной экспертизы. Нет ни штрафов, не запретов на подобные пролонгации, нет прозрачной отчетности. Мы остаемся в плену старых технологий еще советских времен и окажемся в глубоком экономическом кризисе, в то время как весь мир меняется и переходит на возобновляемые источники энергии.
— Раньше компании ограничивались штрафами за нанесенный ущерб в несколько десятков тысяч рублей — ничто для юридического лица. Со стороны государства финансовое стимулирование отсутствовало как таковое. Есть ли шанс, что огромный штраф, который угрожает «