Евгений Леонов боялся только одного: потерять жену
«Леонов признался, что одинок, а ведь ему уже больше тридцати. Правда, недавно он преодолел робость и на гастролях в Свердловске впервые в жизни познакомился с девушкой. «Имя у нее такое необычное — Ванда», — рассказывал Евгений Павлович. Так началась его большая любовь на всю жизнь...» О Евгении Леонове вспоминали люди, знавшие его по гастролям, съемкам, театру...
«Мы познакомились в 1957 году на «Ленфильме», — рассказывал народный артист России Рудольф Фурманов, который в конце 50-х годов создал концертную программу «Артисты театра на эстраде». — Я снимался в небольшом эпизоде. После съемок встретил своего друга Вадима Медведева. Тот предложил: «Давай ко мне. Жена с детьми на море уехала. Посидим, винца попьем!» Так как «Ленфильм» в те времена просто бурлил — там снималось от 15 до 20 фильмов одновременно, — наша компания разрасталась на ходу. К нам присоединились Олег Стриженов, Светлана Немоляева, Ариадна Шенгелая. Потом Светлана столкнулась со своим московским знакомым, который снялся в нескольких эпизодических ролях у ее отца Владимира Немоляева. Тот представился: «Евгений Леонов». Его тоже взяли с собой. К Медведеву мы ехали на общественном транспорте, и всех артистов народ узнавал, а Леонова — никто. Через четыре года, когда он снимется в «Полосатом рейсе», его не просто в лицо будут узнавать. Вернее, не только в лицо. Как шутил сам Леонов: «Я первым из советских актеров показал свой мощный зад нашему народу...»
Тот вечер был прекрасный: мы шутили, рассказывали анекдоты, были и спиртное, и кое-какая закуска... А потом резко все засобирались — кто домой, кто в гостиницу, чтобы успеть до разведения мостов. Девушек посадили на такси. Евгений Павлович, с которым мы успели подружиться (он никогда не был для меня Женей, хотя и просил не раз перейти на «ты», но я так и не смог), пошел пешком к гостинице «Октябрьская», где жил в крошечном номере без удобств. И мне захотелось его проводить. Настроение наше было приподнятым: тепло, белая ночь, немного алкоголя — все способствовало душевному разговору. И мы разговаривали обо всем на свете. Он рассказывал, что служит в Москве в Театре Станиславского и уже сыграл в «Днях Турбиных» роль Лариосика, которой гордится. О том, что никто в семье не имеет отношения к артистической среде. Что живет с мамой, папой и братом в маленькой квартирке и у них часто бывают гости — ночуют на раскладушке. Меня он тоже к себе приглашал. Я рассказывал Леонову о себе. При этом очень откровенно. Даже пожаловался, что с девушками у меня не клеится. Леонов признался, что у него та же история — одинок, а ведь ему уже больше тридцати. Правда, недавно он преодолел робость и на гастролях в Свердловске впервые в жизни познакомился с девушкой. «Имя у нее такое необычное — Ванда, — рассказывал Евгений Павлович. — А вышло так: шел я с артистом Леонидом Сатановским. Впереди девушки красивые, загорелые. Сатановский смелый, он к ним пристал: «Можно с вами познакомиться?» А я плелся чуть сзади, но потом побежал к ним, придерживая штаны. Как назло, у меня на пузе ремень не держался... В общем, я сказал, что тоже хочу познакомиться. И пригласил девушек в театр». В Ванду Леонов сразу влюбился. Перед отъездом они встречались несколько раз, он читал ей Блока, звал приехать в Москву. Она не отказывалась, хотя была замужем за режиссером. Отношения с первым мужем у нее не клеились, и Ванда собралась разводиться, ехать в столицу и поступать в ГИТИС на театроведческий. И вот Леонов ее ждал. Хотя и не был уверен наверняка, приедет она или нет...
Через пару лет, когда театр, в котором тогда служил Евгений Павлович, гастролировал в Ленинграде, мы снова встретились. И я узнал, что Ванда приехала... Помню, как пришел к Леонову за кулисы и он радостно рассказал продолжение своей истории: он женился на Ванде, и у них месяц назад родился сын Андрюшка. Это было в 1959 году. Жили они все в той же коммуналке — с родителями Леонова и его старшим братом. Мало того, гости по-прежнему приезжали, только теперь их укладывали уже не на раскладушку, как прежде, а на пол. «Подушку дадим — и под стол», — рассказывал Леонов. Не раз потом гостевая подушка и место под столом доставались и мне.
Удивительно: когда Евгений Павлович стал очень популярным и помогал многим людям квартиры выбивать, сам он еще долго ютился в коммуналке. Леонов был очень добрым и безотказным человеком. Доставал все, о чем его просили, — лекарства, стройматериалы, дефицитные вещи, обувь, продукты. Помню, как мы пошли на склад Гостиного Двора в Ленинграде за одеждой для каких-то наших общих знакомых. Евгений Павлович устал и раздражался: «Ну да, давайте, командуйте мне все, командуйте! Леонов, направо! Леонов, налево! Как собаке!» Ну а что сделаешь, если это именно ему ни один директор магазина не может отказать? В нашей стране по большому счету было два народных артиста в полном смысле этого слова: Леонов и Мордюкова. Не скажу, что быть всенародным любимцем ему было просто. Но Евгений Павлович, как мог, добросовестно старался соответствовать. Допустим, у нас до поезда времени в обрез, ни минуты лишней. Но тут к Леонову наперерез бросается какой-то поклонник, и он не успевает увернуться. И все, уже не может отказать в автографе, общении. А потом ему приходится бежать, задыхаясь. А мне тащить его чемодан — ради того, чтобы у кого-то появилась наспех написанная на клочке бумаги фраза: «С приветом. Ваш Леонов, Винни-Пух».
Я много лет готовил его концерты в разных городах. И всякий раз поражался: вот Леонов выходит на сцену и произносит всегда один и тот же монолог. Использует всегда одни и те же шутки. Например, на каждом концерте обязательно звучало: «Однажды выступаю на заводе, прихожу на проходную, охранник говорит: «О! Артист! Мы тебя знаем и любим! Паспорт не взял с собой? Ну ничего, проходи, товарищ Пуговкин!» Леонов никогда не импровизировал и ничего не менял. При этом, удивительное дело, зрители были счастливы! Была в нем какая-то магия...