Елена Яковлева: «Осталось совсем чуть-чуть, и все — свобода!»
Я думаю о прошлом часто. И могу точно так же разрыдаться, жалея, что у меня что-то пошло не так. Потом начинаются какие-то философские размышления: а если бы я сделала по-другому, то этого бы не было, этого и этого. Тогда понимаешь: все должно идти так, как идет, и специально менять что-либо не стоит.
Елена, 22 февраля в прокат выходит фильм «Свет», где вы сыграли, мне кажется, одну из ваших самых лучших ролей за последний период. Возможно, не зря режиссер Антон Коломеец, как вы говорили, очень скрупулезно подходил к каждому дублю.
— Возможно, не зря. Я для себя поставила эксперимент: вот сколько будет режиссер просить сделать дублей, столько я и буду делать, не вникая ни в какие подробности. Мне просто было интересно, как он потом из этого количества выберет что-то одно. В общем, я решила проявить терпение к молодому ищущему режиссеру, пошла навстречу.
— И не зря, потому что получилась интересная история. Очень точная по атмосфере: редко можно увидеть, чтобы так показывали прошлое, и оно есть не только в деталях, но, кажется, даже в дыхании.
— Все очень старались — и режиссер, и оператор. При этом тема такая непростая и небанальная. Это личная история режиссера. У него мама — социальный работник, образ списан с нее. Она рассказывала ему о своей жизни, так и родился сценарий. Я его прочитала и согласилась. Меня привлекло, что в наше время человека интересует мамина внутренняя жизнь, дружба, связь всего со всем. Это вообще очень удивительный материал, который мне давно не встречался. То же я могу сказать и про режиссера.
— Как вы с ним взаимодействовали?
— Он дозвонился мне, минуя моего директора. Уже это было интересным, не так просто достать телефон артистки и на звонок решиться. Потом он на встречу пришел сразу с продюсером Анной Шалашиной, молодой женщиной. Думаю: «А почему их волнует эта тема? Ну меня, это понятно, она волнует, она ведь и про меня».
— А что там про вас?
— Наверное, у нас как-то похожи профессии. Я в каком-то смысле немножко социальный работник. Вообще, интересная, конечно, работа, и очень сложная — такая же, как доктор, хирург, который должен сделать человеку больно для того, чтобы потом стало хорошо.
— В фильме есть потрясающая сцена, когда муж на юбилее свадьбы поет для жены песню, и вдруг она начинает горько-горько рыдать. Вы плакали навзрыд, и казалось, о чем-то своем. Про что вы думали в тот момент?
— До этого мы все время снимали большое количество дублей, в том числе и на морозе в Мурманске. А там прохладненько очень... Это я слабо сказала — просто пронизывающий холод. Конечно, удивительное это мурманское начало зимы, я не ожидала, что так мерзнешь. Даже представить не могу, что там, допустим, в январе. Как бы тепло ты ни был одет, выходишь и мгновенно замерзаешь. На морозе и на ветру слезы текут сами по себе, и невозможно нормально снять крупный план. И вот я представила, где нужно заплакать, режиссер снова попросит меня рыдать 20 дублей подряд, и ужаснулась. Этого не выдержать. Но поскольку, как я вам говорила, в начале этой истории решила проявлять терпение к молодым, приготовилась безропотно подчиниться и страдать. К счастью, двух дублей было достаточно, и я за это режиссеру очень благодарна. Он проявил себя как нежный и заботливый человек.
Вообще удивительно, что такие нежные и чуткие люди, как Антон, существуют в наше время. Кажется, что цинизм пропитал все, и у людей суровая стальная защита стоит, а у него ее нет, его еще многое ранит... Когда у нас что-то не получалось в кадре, он расстраивался искренне и готов был расплакаться, поэтому всегда хотелось ему помочь.
— Вы так и не ответили на вопрос, о чем так горько плакали, когда снимали эту сцену.
— Часто артисты подкладывают под слезы что-то свое: свои драмы, трагедии, переживания. Но так без конца делать нельзя. Иначе можно с ума сойти... Когда мы снимали конкретно эту сцену, я представляла жизнь этой женщины. Думала именно о том, о чем горюет она. Видимо, она понимала, что можно было прожить совсем другую жизнь, что-то по-другому сделать, но не получилось, и уже такая серьезная дата бабахнула, а жизнь как не двигалась с места, так и не двигается, только бесконечно какие-то потери, уходы подопечных. И каждый подопечный — это, по сути, близкий для нее человек. Вот как в юности она проводила погибшую подругу, с которой так и не помирилась, так она много лет подряд продолжает бесконечно провожать умерших людей. И этого не изменить...
— Скажите, а вы никогда не хотите перепрожить что-то в своей жизни, что-то изменить?
— А какая разница, хочу или не хочу? Это же уже невозможно сделать.
— Ваша героиня часто думает о прошлом, а вы?
— Я думаю о прошлом часто. И могу точно так же разрыдаться, жалея, что у меня что-то пошло не так. Потом начинаются какие-то философские размышления: а если бы я сделала по-другому, то этого бы не было, этого и этого. Тогда понимаешь: все должно идти так, как идет, и специально менять что-либо не стоит. Если что-то изменить, это будет другая жизнь, другие люди вокруг, другая я.
Многое в этом мире происходит помимо нас. Каждый день непредсказуемый. Но иногда я думаю, что с радостью бы многое поменяла.
— Вы раньше в интервью рассказывали о родителях, а потом перестали даже упоминать о них, и я понимаю почему: вы потеряли маму и отца. Как взрослому человеку отпускать своих близких?
— Это непросто, и накрывает боль не сразу... Вы спрашиваете, почему я о них до сих пор не говорю. Потому что еще не пережила это. Мамы нет два года, папы — год. И только совсем недавно пришло ощущение, что я сирота. То есть сначала этого не понимаешь.
— Как вы справляетесь и что вам помогает идти дальше, улыбаться, заниматься домом, собаками, выходить на сцену? Куда вообще человек складывает свою боль, чтобы двигаться вперед?
— Я не знаю, где она складывается и складывается ли вообще. Может, она во что-то трансформируется. Но работа, безусловно, помогает. Если бы ее не было, я бы просто сошла с ума.
— Как человек может спастись в тяжелой ситуации? Вот как вы, в частности, спасаете себя?
— Наверное, легче легкого сесть, опустить руки и упиваться своими болью и горем. Но себя нужно превозмогать. Иногда не хочется смеяться, но смеешься. Я в последнее время стала довольно быстро уставать от общения, и поэтому для меня чем его меньше, тем лучше. Читать книжки очень помогает. Фильмы прекрасно отвлекают.
— Какие фильмы?
— Я смотрю все подряд, чтобы быть в курсе происходящего. Мимо меня ничего не проходит.
— Как вы их смотрите: в кровати, закутавшись в плед, с каким-нибудь виноградом, или сыром, или с пиццей?
— Весь мой кинорелакс и вообще развлечения, расслабления и что-то человеческое — поздно вечером. Вот приходишь домой после 12 часов рабочего дня, и в первую очередь хочется чем-то перекусить... У меня сейчас опять Баба-яга в «Последнем богатыре». В сложном гриме на площадке особо не поешь, и вот я потом прихожу, и меня колотит, кажется, что сейчас проглочу безумное количество еды, до такой степени голодная. Но уже желудок уменьшился, и хватает небольшого количества. Параллельно включается телевизор с фильмами... Ну и еще нужно пойти помыться, разгримироваться, снять этот клей с себя.