Квоты тянут рыболовный флот на дно
Реформирование российской рыбной отрасли, нацеленное на масштабное обновление промысловых мощностей, в условиях отсутствия судостроительной индустрии приводит к увеличению финансовой нагрузки на всех участников рынка
Бурная дискуссия между противниками и сторонниками второго этапа распределения инвестиционных квот на вылов водных биологических ресурсов (ВБР) нарастает. Большинство рыболовецких компаний, а это в основном малый и средний бизнес, еще не оправились от участия в первом этапе распределения квот в 2017–2019 годах — банковские кредиты на покупку квот и обязательства по инвестициям обернулись для них непосильным финансовым бременем, а отдельным предприятиям и вовсе грозит банкротство. Поэтому если вторую часть программы распределения квот решат запустить в ближайшее время, большинство компаний просто не смогут участвовать в ней (разбивка программы на два этапа связана с поэтапным распределением крабовых квот — самых привлекательных для рыбаков: половина квот была продана в 2019 году за 142 млрд рублей, на следующем этапе планировали реализовать вторую половину. Параллельно с крабовыми аукционами распределялись и инвестиционные квоты на вылов ВБР — квоты в обмен на инвестиции в строительство судов).
Но убытки сегодня несут и самые активные участники, и инициаторы реформ — крупные рыбопромышленники, которые больше всего вложились в модернизацию производственных мощностей. Их затраты по обязательствам постройки судов на российских верфях и береговых фабрик в обмен на инвестиционные квоты (20% от общего допустимого улова, ОДУ) растут. Причем в условиях сегодняшних санкций не только увеличены сроки возведения и стоимость судов, но и есть риск, что суда и вовсе останутся недостроенными. Вместе с тем из-за недостатка средств на инвестиции крупные компании настаивают на проведении второго этапа распределения инвестквот и крабовых аукционов. Но это лишь еще больше раздует долговой пузырь на рыбном рынке.
Большая рыба зовет
Принято считать, что российская рыбная отрасль — одна из самых динамично развивающихся отраслей агропромышленного комплекса. И это заметно по экономическим показателям последнего десятилетия, о чем с гордостью рапортуют чиновники. По данным Росрыболовства, с 2010 года вылов ВБР увеличился с 4 до 5 млн тонн (предыдущий рекорд в нашей стране был поставлен в 1992 году — 5,6 млн тонн), экспорт рыбопродукции вырос с 1,6 до 2,1 млн тонн, экспортная выручка поднялась с 2,3 до 6,6 млн долларов. По итогам 2021 года весь оборот российской рыбохозяйственной деятельности составил 512 млрд рублей — в пять раз больше, чем десять лет назад (на долю рыболовства приходится более трети рынка).
Но дело не в том, что рыбаки стали лучше работать, а государство — эффективнее управлять отраслью. Ключевая причина, по которой резко выросла производительность, — улучшение состояния запасов основных видов ВБР. Свою роль сыграла биология: за последнее десятилетие рыбы в отечественных морях стало больше и ее концентрация в районах промысла увеличилась. Прирост объемов вылова в основном произошел за счет двух объектов — минтая на Дальнем Востоке и трески в Северном бассейне. Например, по данным Росстата, если ранее ежегодный вылов минтая составлял 1,3 млн тонн, то теперь — 1,7–1,8 млн тонн. Рыболовные суда начали добывать не по 50 тонн этой рыбы в сутки, а по 100 тонн. То же самое и в отношении трески: среднесуточная норма ее вылова выросла с пяти до 20–40 тонн.
Другая причина, повлиявшая на темпы роста рыбной отрасли, — благоприятный валютный курс для экспортеров (на экспортную выручку приходится 85% доходов российского рыболовства). Большая часть рыбной продукции уходит в Китай. При этом до пандемии казалось, что эта страна даже в ущерб экономике закупала российский минтай, ведь китайские госсубсидии на его покупку доходили до 40%, а оптовые цены на минтай без головы (самый массовый вид разделки минтая) выросли в полторадва раза и доходили до 120–130 рублей за килограмм. Но у Китая была другая цель: за короткое время там создали большое количество рыбных перерабатывающих фабрик, обеспечив занятость своего населения. По экспертным оценкам, российская дальневосточная рыба в китайских прибрежных провинциях обеспечивает примерно 100 тыс. рабочих мест.
И наконец, большое влияние на развитие отечественного рыбного сектора оказывает высокий мировой спрос на рыбу и морепродукты, увеличивающийся ежегодно (дикая рыба считается экологичной и здоровой пищей). На Россию приходится 35% общих объемов вылова whitefish (белой рыбы), и заместить ее в этом сегменте рыбного рынка невозможно. Географическое положение нашей страны позволяет вылавливать ВБР в объемах, в несколько раз превышающих потребности внутреннего рынка. Так, объемы вылова минтая в 2021 году составили 1739 тыс. тонн, а внутреннее потребление минтая (в живом весе) — всего 410 тыс. тонн.
Фиксируя экономический рост на базе мощного ресурсного потенциала, Росрыболовство пять лет назад решило построить новую тресковую индустрию, включающую промысел и переработку минтая (и дополняющей его сельди) в Дальневосточном бассейне, а также трески, пикши и других донных рыб в Северном бассейне. Содержание новой программы включало обновление до 70% мощности флота, а также строительство высокотехнологичных береговых заводов по выпуску филе и продукции из филе. Ключевой показатель — глубокая переработка не менее 50% улова тресковых.
В мировой практике тресковый сегмент рыболовства наиболее перспективный с точки зрения добавленной стоимости. Так, опыт тресковой индустрии США, имеющий схожий с российским промысел (например, минтай имеют право вылавливать только две страны — США и Россия), показывает ее трансформацию за 30 лет от добычи до производства конечной продукции. При этом добавленная стоимость на единицу добываемого ресурса увеличилась более чем на 100%.