Мама-писатель
Три года назад у Маши Рупасовой вышла первая книга детских стихов. А теперь их уже 13! Маша продолжает писать, растит сына и занимается проблемой травли в школах.
Детство
Мое детство прошло в Москве в 80-е годы. Типичное советское детство: садик, школа, работающие родители, клятва юного пионера, уроки политинформации. Вечером «Спокойной ночи, малыши!». Программа «Время», гонка вооружений. Я панически боялась ядерной войны. Холодела, услышав гул самолета. Этот страх отравил мое детство. А летом мы уезжали в деревню, на волю, и это было настоящее счастье. Я много пишу о деревне, о берегах, поросших чабрецом. О бабушке пишу, о купании в тазу, о полевых цветах. Время было медленным, полным, светлым, как наша детская река, Красивая Меча. И страх перед атомной бомбой растворялся в летней безмятежности. А потом оказалось, что детское счастье – это неисчерпаемый источник силы. Мне сейчас сорок два года, и я до сих пор от этого источника питаюсь.
Благодаря маме мы с братом полюбили чтение. Во-первых, мама читала нам вечерами, а во-вторых, она умела так интересно рассказать о книге, что мы рвались читать сами. У моего восьмилетнего сына Макса такой страсти к книгам нет. Сейчас у детской книги есть много сильных конкурентов: прекрасные приключенческие и познавательные мультфильмы, образовательные передачи, видеоигры, Youtube, комиксы, аудиокниги. Но мы с ним, конечно же, читаем. Сын говорит и читает на русском и на английском, так что выбор книг у нас большой.
Появился Макс
Я бы сказала, что Макс появился у нас от избытка любви. Я к тому моменту уже лет пять занималась благотворительностью и знала о проблемах сиротства не понаслышке. Кстати, у многих моих коллег из благотворительного сектора есть приемные дети – у директора фонда «Созидание» Лены Смирновой четверо самодельных, а пятая дочка – приемная. У Оли Свешниковой, директора фонда помощи детям с миодистрофией Дюшенна, четверо приемных детей. А у нас детей не было, а любовь была, вот мы и усыновили Максима. Ему тогда было девять месяцев.
Сложным в усыновлении было примерно все, притом что в России одна из самых быстрых и простых процедур усыновления. Технически справки собрать несложно, сложно на каждом этапе знать, что твоя судьба зависит от настроения тетеньки, эту справку выписывающей. Тетеньки попадались разные, но хороших было больше. Сотрудница одной из опек, Татьяна Степановна, спросила, есть ли у нас предпочтения насчет ребенка. Мы пожали плечами: нам хотелось малыша до года, вот и все предпочтения. И Татьяна Степановна сказала, что в их доме ребенка есть прекрасный мальчик, но он не славянин и поэтому ему никак не удается найти родителей. Ну, мы его и забрали. Сейчас я не ощущаю себя «приемным» родителем. Я просто родитель, мама.
Арт-проект для Макса
К смене образа жизни я привыкала с громким скрипом, но это было связано не с приемностью, а с физическими тяготами материнства – с отсутствием сна, тишины, времени. Приноровились мы где-то за полгода. И ребенок в нас поверил. Первые месяцы он не воспринимал нас как своих собственных взрослых и не привязывался. Дети в доме ребенка привыкают к тому, что взрослые постоянно сменяются, за день малыш видит 8–10 взрослых, которые его кормят, осматривают, укладывают, переодевают. У детей нет возможности привязаться к кому-то одному, и малыши просто закрывают свое сердце для привязанности. А потом, попав в семью, долго-долго отогреваются.