Джон Красински
Откровенный разговор с представителем офисного планктона, который стал любимчиком всей Америки, но сумел преодолеть участь актера одной роли и снять себя (и свою жену) в стильном и очень аллегоричном хорроре
Вы давно хотели сделать проект со своей женой. И вот вы вместе снимаете хоррор. Довольны?
Когда я начал сниматься в «Джеке Райане», продюсеры спросили меня, вижу ли я себя в жанровом кино. Я ответил, что просто бегать от маньяков не хочу. Они дали мне прочесть пробный сценарий. А у нас только вторая дочь родилась, и я весь чувствительный и эмоциональный, видимо, как-то расчувствовался, когда читал. Идея меня зацепила – сценарий был о том, как быть родителем и защищать. Я подумал, что это может стать метафорой родительства: независимо от ваших усилий в жизни наступит момент, когда вы уже не сможете контролировать своих детей: что они говорят, что думают, куда идут, и тогда останется надеяться, что они от нас получили достаточно и смогут выжить. Было что-то особенно прекрасное в том, чтобы поместить семью в такую ситуацию… Не хочу спойлерить, просто скажу, что именно этой семье очень нужно было разговаривать, а они не могли. Им бы и психотерапевт не помешал – а нет психотерапевта; они даже друг с другом поговорить не могли. Нам эта история показалась очень необычной и уникальной.
За последние несколько лет фильмы ужасов переживают ренессанс. Сейчас их воспринимают как социальный комментарий нашей жизни. Был фильм «Оно» и слатшейминг, была «Зеленая комната» и шовинизм белых, а теперь вот «Прочь»…
Да, «Прочь» и «Не дыши» еще. Я смотрел эти фильмы, когда работал над «Тихим местом». Это многослойные фильмы, задача которых не только в том, чтобы напугать зрителя.
Можно ли сказать, что «Тихое место» – это фильм о том, какой тяжелой может быть тишина, о том, что нельзя молчать и надеяться, что зло уйдет само, надо говорить и сопротивляться злу?