Наринэ Абгарян: «Мне всегда везло на хороших людей»
Однажды села за компьютер и стала сочинять смешные истории о приключениях закадычных подружек Манюни и Наринэ. Писала и сама хохотала. Наверное, в пограничных ситуациях мозг выставляет защиту или какие-то высшие силы берут за руку и ведут в нужном направлении.
Сколько себя помню, всегда что-то сочиняла — рассказики, стихи, постоянно вела дневники. Но писателем стать даже не мечтала. И если бы не «Манюня», возможно, до сих пор занималась бы бухучетом и была самым несчастным «счетоводом» Москвы!
К своей первой книжке отнеслась довольно легкомысленно. Думала, никто ее не заметит: тираж крошечный, разойдется без следа. И когда «Манюня» вдруг стала безумно популярной, была потрясена. Люди настолько полюбили героинь, что начали ездить на родину автора, в армянский город Берд, где разворачивались приключения двух озорных девчонок.
Родители до сих пор там живут. Мама не так давно рассказывала: «Наринэ, у нас тут была в гостях русская семья, и в тот день, как нарочно, на кухне прорвало трубу! Засорилась стиральная машина. Представляешь, кругом грязь, я ее отмываю вся в поту, и вдруг звонок в дверь. На пороге туристы:
— Здравствуйте! Вы мама Наринэ Абгарян? Можно с вами сфотографироваться и взять автограф? Мы специально приехали и книжку привезли.
— А при чем здесь я?
— Наринэ посвятила «Манюню» вам и папе!
Пришлось подписать книгу и сфотографироваться. Слава богу, я была хотя бы накрашена!»
Еще одна русская семья прислала мне в «Фейсбук» фото с восьмимесячной дочкой и подписью: «Манюня на родине». Девочку зовут Марией, родители и ее свозили в Берд.
От ребят из Южной Кореи получила целую серию снимков: «Вот мы на фоне вашей крепости. Вот едим шашлык. Пьем тутовку, которая, как вы писали, валит людей с ног. Слава богу, все остались живы и здоровы!» Они учатся в Санкт-Петербурге, знают русский и читают наши книги. Корейцы в Армении — это что-то!
Иногда поклонники приводят в замешательство. Женщина как-то написала: «Наринэ, спасибо за «Манюню»! Читала ее в больнице после операции и так смеялась, что швы разошлись!» Честно говоря, не знала, что ответить. Решила извиниться: «Простите, ради бога! Надеюсь, сейчас у вас все хорошо?» Она ответила: «Да, все в порядке. Швы наложили заново. Не извиняйтесь! Вы мне очень помогли!»
Недавно в рамках фестиваля «Черешневый лес» состоялась премьера спектакля «Манюня» в Российском академическом молодежном театре. В оформлении программки режиссер-постановщик Рузанна Мовсесян хотела использовать мои семейные фотографии. Когда спросила разрешения у родителей, они воспротивились: «Нет, нет и нет! Дайте нам жить спокойно!» И я их понимаю. Оба уже немолоды — давление скачет, сердце пошаливает, а гости все идут и идут! Кстати, это уже пятая инсценировка «Манюни» в России. Впервые ее поставили в Самарском ТЮЗе несколько лет назад.
На репетиции Мовсесян не пускала:
— Наринэ, меня это будет нервировать!
— Хорошо. Действуй, как считаешь нужным. Ты режиссер, и это твое право.
У Рузанны потрясающее чувство юмора, я не сомневалась, что она все сделает правильно. Но премьеры все равно ждала с трепетом. Думала, скончаюсь от переживаний, ведь до этого ни одного спектакля по своим книгам не видела! Волнения оказались напрасными, все прошло замечательно.
— У Манюни есть реальный прототип?
— Целых два — подруги детства и студенческих лет. Они были довольно похожи, только первая спокойнее по характеру, а вторая — просто огонь. Шалости, которые я описала, — абсолютно реальные, из собственного детства.
— Вы всегда писали на русском?
— Да, наверное потому, что выросла в двуязычной семье. Папа армянин, мама — армянка наполовину. С детьми она говорила только по-русски. У меня три младших сестры и брат. Русская бабушка, мамина мама, жившая в Кировабаде, тоже предпочитала русский язык.
Папа мой — врач-стоматолог. Мама — преподаватель русского языка и литературы. После окончания Ереванского лингвистического университета ей предложили работу в двух армянских городках — Берде и Налбанде. Она выбрала первый, поскольку оттуда ближе ездить к маме в Кировабад, и таким образом впоследствии спаслась от Спитакского землетрясения. Налбанд оказался в эпицентре и был разрушен практически до основания. Зато когда вспыхнул конфликт с Азербайджаном, Берд попал в зону боевых действий.
Однажды разговаривали о том, как судьба ведет людей, и мама призналась: «Знаешь, после землетрясения я стала верить в судьбу. Чему быть — того не миновать. Правда, в нашей жизни предопределено не только плохое, но и хорошее. Как бы ты ни отказывался от своего счастья, ни отпихивался руками и ногами, оно обязательно случится».
— Судя по вашим книгам, Берд — та еще дыра!
— В моем детстве он был поселком городского типа. Сейчас стал городом, но быт в нем по-прежнему скорее деревенский. Почти все живут в частных домах и имеют подсобное хозяйство — держат кур, коров. Помню, в детстве просыпалась от их мычания, выглядывала в окно и видела стадо, бредущее на пастбище. Из каждого двора хозяева выпускали свою буренку, и она вливалась в общий поток. Вечером коровы возвращались домой, и все повторялось в обратном порядке. У нас хозяйства не было, мы жили в одной из немногочисленных пятиэтажек.
— Мама не жалела, что забралась в такую глушь?
— Жалела конечно. Она не просто интеллигентная женщина с университетским образованием и знанием иностранных языков, но и очень артистичная. В молодости прекрасно пела, увлекалась искусством и мечтала вывезти папу из деревни, ведь его приглашали на работу в Ереван и даже в Москву. Он же не просто стоматолог, а замечательный челюстно-лицевой хирург. Но папа не хотел никуда уезжать. Берд — его родной город, да и с пятью детьми было не так-то просто перебраться на новое место.
Я понимала маму. Провинциальный городок — это замкнутый социум. Каждый день одни и те же люди, проблемы и разговоры, развеяться негде. Женщине, выросшей в Кировабаде — втором по величине и значению городе Азербайджана, в Берде было нелегко. При этом нельзя сказать, что мама не состоялась в жизни. Она отличный преподаватель, всегда пользовалась уважением и любовью учеников и их родителей. Снискала славу одной из красивейших женщин Берда! Но в другом месте и в других условиях могла бы добиться гораздо большего.
— Пятеро детей — это норма для Армении?
— Нет, и над нами все подшучивали. Нормальным считалось иметь троих. Как у нас говорили: «Один папе, другой маме, третий — Богу». Но папа мечтал о сыне, а рождались дочки. Мечта его исполнилась только с пятого раза. Мы очень радовались, когда наконец на свет появился Айк. Иначе папа, наверное, заставил бы маму рожать еще. Брат моложе меня на тринадцать лет и в детстве иногда называл мамой.
— Стоматологи неплохо зарабатывают. Семья была обеспеченной?
— В большом городе стоматологам действительно живется неплохо, но в нашем маленьком люди бедны. Папины клиенты частенько норовили оплатить его работу натурой — овощами, фруктами, сыром, маслом. Один раз несушку притащили: «Доктор-джан, денег совсем нет. Подожди до получки! Курица будет залогом. Она хорошая, несется два раза в день. Яйца вам пойдут». Папа, правда, от бартера отказался.