Валерий Фокин: «Театр — это высказывание. Он не может радикально изменить ситуацию»
Художественный руководитель Национального драматического театра России (Александринского театра) — о своих новых работах, о роли театра в современном мире и о том, может ли тот или иной спектакль повлиять на будущее
В конце октября выходит в прокат фильм Валерия Фокина «Петрополис». Его действие происходит в трех странах — России, Америке и Японии. У главного героя (его роль играет Антон Шагин) блестящая научная карьера и счастливая личная жизнь. Сразу после защиты диссертации его приглашают на работу в закрытую международную организацию, специальный отдел Организации Объединенных Наций. В решающий момент от его исследований будет зависеть будущее всей Земли. Еще одна новая работа Валерия Фокина — постановка на сцене Национального драматического театра (Александринского театра) спектакля «Один восемь восемь один», созданная совместно c театральным художником Алексеем Трегубовым и музыкантом Вячеславом Бутусовым. Спектакль рассказывает о нескольких днях российской истории, в ходе которых закончилось правление Александра II и состоялось восхождение на престол Александра III.
«Эксперт» поговорил с Валерием Фокиным о его новых работах.
— Замыслу вашего фильма «Петрополис» больше пяти лет — в нем угадываются аллюзии на ваш же спектакль «2016». Насколько он совпадет со столь радикально изменившимся с тех пор временем?
— С момента выходя спектакля «2016» прошло уже шесть лет. Два года назад мы начали работу над фильмом. И вдруг я почувствовал, что тема человеческого тщеславия и амбиций никуда не ушла. Наоборот, она усилилась. Кино — это другой вид искусства. Там есть другие возможности. В итоге фильм не имеет никакого отношения к спектаклю. Но тема никуда не делась. И когда прокатчики, посмотревшие фильм на спецпоказах, стали говорить, что не знают, как его выпускать в прокат: «его могут не разрешить», «его сегодня не надо показывать» (вплоть до таких слов), — я с удивлением понял, что он даже слишком актуален. И отборщики западных фестивалей живо на него откликнулись, хотя с ними по понятным причинам ничего не получилось. Но это тоже был сигнал, что фильм оказался очень уместен.
— Почему вы решили поставить спектакль «Один восемь восемь один»?
— После спектакля «Рождение Сталина», с одной стороны, мне хотелось продолжить историческую линию. Тем более мы Национальный театр, мы должны этим заниматься. А с другой — спектакль «Рождение Сталина» посмотрел председатель нашего попечительского совета Алексей Миллер (председатель правления и заместитель председателя совета директоров ПАО «Газпром». — «Эксперт») и предложил: «Надо сделать спектакль об Александре Третьем». Я подумал, что правильно делать не описательный литературно-исторический спектакль (это никому сегодня не интересно), а спектакль про столкновение двух взглядов на пути развития страны. И когда начал про это думать, у меня возникла идея: конечно, это должны быть два императора — отец и сын, во многом противоположные по взглядам и в том, как управляли государством, кроме одного обстоятельства: они четко понимали свою миссию и хотели только одного — чтобы России было лучше. Других мыслей у них не было. И когда я стал погружаться в материал, у меня сразу возникла мысль привлечь Бориса Акунина как человека, который занимается историей и довольно хорошо ее знает. И он сразу же отозвался. По-моему, в тот период он работал над очередным томом «Истории Российского государства», как раз посвященным Александру Третьему.
Но самое главное, то был переломный момент, когда исторические пути разворачиваются в ту или иную сторону. Некоторые реформы Александра Второго требовали корректировки, но их масштаб был грандиозным. Его сын их не отменяет, но начинает укреплять монархическую вертикаль и предлагает другую модель управления государством. И надо сказать, что во многом она оказалась очень успешной: тринадцать лет не было войн и все это время экономика интенсивно развивалась. Но самое интересное вот что (и автор тоже писал мне об этом): пока сторонники Александра Второго дискутировали со сторонниками Александра Третьего, возникла третья сила. Ее недооценили, решив, что «мы с ней разберемся, повесим, арестуем, сошлем». А третья сила все это время ждала подходящего момента. И как только он наступал — Русско-японская война, потом Первая мировая, — эта сила взрывалась. Она четко знала, что нужно делать. «Власть не дают, ее берут», — сказал Ленин. Когда влез в исторические материалы, я это почувствовал. Это легко сделать с позиции сегодняшнего дня, и совсем другое дело, когда находишься внутри ситуации.
Еще одна тема, которая меня взволновала, — невероятная ответственность этих двух людей: Александра Второго и Александра Третьего. Ответственность и невозможность, что присуще всем руководителям в той или иной степени, жить частной жизнью. Невозможно быть самим собой. Ты должен держать на своих плечах фантастическую ответственность за страну, за этих, за тех, за других. И так предопределено уже твоей родословной: ты будешь следующим. Ты все время под контролем. За тобой всегда наблюдают. Ты все время должен держать лицо и принимать решения. Ты должен, должен, должен. Это страшный груз. У Акунина много исторических цитат в диалогах. То, что говорят и Лорис-Меликов, и Победоносцев, — это всё их слова. Удивительно, что два непримиримых идеологических врага, Лорис-Меликов и Победоносцев, через каждые две-три фразы повторяют: «Но ведь для России так будет хуже». И в этих словах чувствуется непоказной патриотизм. Не так, что стакан березового сока выпил утром и стал патриотом. Они были настоящие патриоты. У них даже мысли не было что-то для себя выгадать. Это патриотизм высшей пробы. Ни демагогии, ни лжи. И это было для меня удивительно.
— Может ли тот или иной исторический персонаж, принимающий судьбоносные для страны решения, случайно оказаться на своем месте?
— Случайного ничего не бывает. За вами фотография последнего директора Императорских театров — полковника кавалерии Владимира Аркадьевича Теляковского. Почему вдруг полковник кавалерии оказывается директором Императорских театров? С какого перепуга? Что, не было какого-нибудь писателя, или литератора, или художника? Но военные тогда были иначе образованы. Он музицировал, знал живопись. И этот полковник кавалерии привел в театр всех, кто прославил русское искусство в начале двадцатого века. Это ведь он отправил Сергея Дягилева с Русскими сезонами в Париж. И оказался одним из величайших театральных менеджеров. Откуда это взялось? А после революции большевики его назначают управляющим Октябрьской железной дорогой. И только потом он уходит на пенсию и умирает. Почему они его назначают? Потому, что после революционных событий начался хаос. И им нужен был специалист, который справился бы с управлением железной дорогой. И он справился. Это дарование. История словно вбрасывает таких людей.
— Во всех спектаклях, какие вы сделали за последние годы, было столько тревоги о будущем! Сейчас они воспринимаются совершенно иначе, чем в момент премьеры. Может ли театр влиять на исторический процесс?
— Театр — это высказывание. Он не может радикально изменить ситуацию. Но все-таки спектакли, которые мы делали и которые я делал, во многом и в самом деле оказались провидческими. Театр иногда ощущает что-то в воздухе. Мы чувствовали эту тревогу. Вы правы: спектакли, находящиеся в репертуаре, сегодня совершенно по-другому воспринимаются. И зрительный зал по-иному реагирует на «Рождение Сталина», на «Швейка». Он смотрит их в абсолютной тишине и при полном погружении в действие, потому что понимает, о чем идет речь. В этом спектакле показано: нам надо думать, как и куда идти дальше, как быть. Мы хотели, во всяком случае, чтобы эта тема была отчетливо слышна. И чтобы возникало ощущение многоточия после размышления на эту тему, причем позитивное. Мы живем здесь, мы должны жить, должны искать выход, но не в печали и не в стенаниях.
Театр обладает возможностью дать людям импульс, чтобы они задумались. И когда зрители понимают, о чем идет речь, сопереживают происходящему на сцене, это означает, что театр попал в болевую точку. Бывает и так, что театр может призвать людей к революционным действиям. Например, спектакль «Лоренцаччо» выдающегося чеха Отомара Крейча в 1968 году вывел на улицу студентов, и кончилось это вводом советских войск в Прагу. А началось все со студенческой демонстрации. А та возникла после того, как ее участники побывали на премьере спектакля по пьесе Альфреда Мюссе «Лоренцаччо», в которой шла речь о борьбе с тираном. Я хорошо помню те времена, потому что тогда учился в театральном училище, студенты которого ездили в Чехословакию. А потом поездки прекратились. Пьесу «Лоренцаччо» я позже ставил в «Современнике».
— Какую роль играет театр в жизни общества в данный момент?
— С учетом всех обстоятельств, думаю, основная задача театра сегодня — сохранять художественный уровень. Это самое главное. Ни в коем случае его не потерять. Мне кажется, не сиюминутную политическую активность. Каждый выбирает свою дорогу. И это не означает, что надо ставить только классику. Можно обращаться и к современной драматургии. Но нужно говорить с человеком о том, как ему остаться человеком и развиваться как человек. Это никуда не уходит в любой ситуации. И надо держаться, потому что ситуация, мягко говоря, непростая.
Сегодня, как ни странно, развлекательный элемент театра, который я не то что не люблю, просто это не мое, может быть уместен. Возможно, даже больше, чем когда-либо: люди нуждаются в том, чтобы отвлечься. Другое дело, что отвлечение должно быть талантливым. С моей точки зрения, государственные каналы с их сериалами не справляются с такой задачей. Сериалы однообразны, скучны и предсказуемы. Но без отвлечения не обойтись, я понимаю. Другое дело, что не все театры должны этим заниматься. Но процент таких театров может увеличиться. Хотя люди, стремящиеся размышлять и анализировать происходящее, все равно останутся. И театр должен за них держаться.
Фото: «Интерфест»
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl