«Зачем ты позволила ему?»: почему матери предпочитают не замечать насилие мужей над детьми
Нам пишут письма. Пишут женщины, пережившие насилие дома. Еще детьми. Пишут подростки, которые подвергаются домогательствам от отцов или отчимов. Кто-то из них отваживается сообщить матерям — но те… не верят им. Почему же многие женщины предпочитают не признавать очевидного и не реагировать на тревожные признаки? Об этом мы поговорили с режиссером Наталией Мещаниновой и психологом Анастасией Гурневой.
Наталия Мещанинова, режиссер и сценарист, недавно представила свой новый фильм: «Один маленький ночной секрет» (My Little Nighttime Secret), снятый по ее автобиографической книге. Подробности о сюжете и проблематике картины мы разобрали здесь, а сейчас лишь напомним: героиня истории, 14-летняя Мира, подвергается насилию со стороны отчима. Ее мать то ли ничего не замечает, то ли делает вид, что все в порядке.
Как это возможно? Как можно не замечать, что муж куда-то уходит ночью? Не слышать пыхтения и скрипа кровати из комнаты дочери? Не замечать страха в ее глазах? Оказывается, можно. Что это — трусость? Неготовность принять неприятную правду, защитить дочь?
Вместе с Наталией Мещаниновой и психологом Анастасией Гурневой попробуем распутать этот клубок. Неприятная тема. Но чем больше будет сказано правды об этом — тем больше надежды, что в какой-то другой семье какого-то другого ребенка спасут. Заметят. Защитят.
Анастасия Гурнева
ВОЗ заявляет о том, что насилию подвергалась каждая пятая женщина. Интересно, как ВОЗ собирает данные и какой же реальный масштаб проблемы с поправкой на то, насколько часто об этом женщины молчат? Спасибо #metoo, что открыли глаза и не побоялись сказать.
Откуда же возникает страх говорить об этом?
Культурные ценности
Оказывается, у нас можно признаться в физическом насилии над минимум двумя женщинами, и ничего за это тебе не будет, ты останешься ведущим телепередач на центральном канале. А вот женщину, что рассказала про сексуализированное насилие, даже не назвав имени агрессора, но дав намек, очень быстро обвинили в том, что она лжет. Чему учат эти две резонансные истории?
Нормализация подросткового секса
«Он мальчик, ему от природы надо», — это слова мамы пятнадцатилетки, адресованные маме такой же пятнадцатилетней девочки, с которой он встречался. Та была еще девственницей и секса с ним не хотела. Эта логика неизбежно привела к его попыткам насилия.
Ранние браки во многих странах мира
Возведенная в культ женская невинность как особый трофей. Криминализация районов в отдаленных от Москвы регионах страны, где насилие — фактически норма и избежать его — отдельная сложная задача на ежедневное выживание.
Много лет продвигаемый, но так и не принятый закон о семейном насилии
А также сама система обращения за помощью: подача заявления в полицию, освидетельствование у гинеколога (а если сексуальный абьюз был без проникновения, тогда что предъявить?), потом несколько раз по кругу рассказ всех ранящих событий следователям, потом суд… Это все часто является ретравматизацией, и не каждая девочка хочет через это проходить.
Малый социум
А как на тебя будут смотреть одноклассники, а что будут думать учителя? Хорошо, если это не превратится в травлю, которая на фоне отсутствия поддержки может спровоцировать суицид. А если насильник был не родственником, а учителем? И через пару десятилетий объединившаяся группа пострадавших решила подать на него в суд, так как он все еще продолжал преподавательскую деятельность, а через пару месяцев часть уже выросших девушек отказались идти дальше, так как им стало его жалко. Возник внутригрупповой конфликт, и результатом этой истории стало то, что учитель подал в суд на клевету.
Наталия Мещанинова
Когда мы с актрисой Еленой Плаксиной готовились к съемкам и разбирали образ мамы, она задала вопрос: «Мать знала?» Да, знала. Они всегда знают. Если разбирать каждый случай, особенно если насилие происходит не единожды в течение нескольких лет, мамы всегда знают.
Они специально не заходят в эти комнаты. Зайдешь в нее — придется что-то с этим делать. Взять на себя ответственность. Стыдиться перед соседями. Потерять мужика. Рушить свою жизнь («а у меня маленький ребенок»).
Поэтому всегда находятся объяснения: «Да нет, не может быть, просто так кровать скрипнула. Да не может быть, если бы что-то было, я бы точно заметила». Это слова моей мамы.
Они идут на все, лишь бы не решать какие-то глобальные проблемы. Лишь бы не сойти с ума. Как-то оно там само… «Ты такая веселая была, я и подумать не могла, что с тобой что-то не так».
Анастасия Гурнева
Вторая группа факторов — внутрисемейная. Сколько таких историй о длительном сексуализированном насилии над ребенком звучит, почти всегда рядом с ребенком есть взрослый, который должен нести ответственность за этого ребенка и этого не сделал. Почему? Мне не встречалось ни одного толкового исследования на эту тему, поэтому ограничусь собственными предположениями.
Это про уязвимость взрослого перед насилием. Если это отчим, то он практикует насилие не только по отношению к падчерице, но и к жене, то есть, по сути, в этой семейной системе мать не является сильным, взрослым, адекватным человеком, который может взять и вышвырнуть за шкирку абьюзера.
Часто в таких семейных системах задолго до появления ситуации насилия, а иногда и насильника в семье уже существует синдром парентификации, вывернутых наоборот детско-родительских отношений. Например, у мамы порок сердца, и все вокруг боятся ее волновать, или у мамы случилось горе, и все теперь должны о ней заботиться.