Any Wowzers
Как выпускница Академии Штиглица Аня Баркова сначала стала дизайнером в почетных мировых брендах — парижском Isabel Marant и сиднейском Zimmermann, а потом вернулась в Петербург и придумала бренд пижам c пляжным уклоном Any Wowzers. Комплекты из поплина и шелка с принтами по мотивам Матисса, мечетей Касабланки и груди Даши Малыгиной носят Аглая Тарасова и Илона Столье, а мы влюбились в них за точно уловленный вайб петербургского лета, когда то ли день, то ли ночь, то ли спать, то ли загорать, и что это, как не общегородская пляжно-пижамная вечеринка на пару месяцев в году.
Откуда взялись пляжные пижамы? У меня есть ощущение точнейшего попадания в петербургское лето — призрачное море и пару месяцев в году круглосуточный загар вместо сна. Но куда в них ходить и что делать — спать на пляже?
Я все детство проходила в пижамах: везде и постоянно. И сейчас снова хожу. Когда я училась в «Мухе» (экс-Мухинское училище, теперь Академия Штиглица. — Прим. ред.), я дома рисовала в пижамах, вытирала о них кисточки, у меня была свалка этих пижам. И в какой‑то момент, зимой, мы с друзьями были в Турции, и был какой‑то дождливый день, мы все сидели дома в пижамах.
А где‑то рядом было море.
Да, было море. И я вдруг поняла, что это для меня какая‑то очень родная история, но не просто потому что пижамы, а как‑то все вместе соединилось: море, друзья, веселье и домашняя одежда. Это еще откуда‑то из детства: мы жили на площади Тургенева, и у нас была однокомнатная квартира — такая царская, с камином, которая была постоянно переполнена народом. Я там сидела (в пижаме!) и пыталась учиться, а вокруг были тусовки, вечеринки, кто-то на гитаре играл. Мне очень важно, помимо качества и прикольного продукта, нести настроение.
А будет история, как все в детстве рисовали принцесс в фижмах и кринолинах, а ты — в оверсайз-пижамах?
Будет другая: я вообще никого не рисовала. Я училась в школе с углубленным изучением информатики, иврита и английского языка. Ездила на олимпиады по математике, обожала физику! Но что дальше делать с этим, не понимала. У меня была подруга — она как раз всегда знала, что будет поступать в «Муху». У нее семья творческая, архитекторы и художники. Я решила пойти с ней на подготовительные курсы, просто за компанию. И в итоге оказалась на кафедре текстиля, которая была очень сильной.
Там ты сделала свой первый робкий принт и больше уже не останавливалась?
Не совсем: я обожала живопись. Матисса я как раз тогда полюбила. Это, может быть, немного попсово. Но меня завораживали и цвет, и рука его, и кисть, наверное, тем, что у Матисса все настолько смело и свободно. Меня это очень заряжало. Не технически, а именно эмоционально было близко: в «Мухе» у меня тоже лучше всего получались быстрые зарисовки. Вот это первое ощущение, когда ты схватываешь суть эмоционально.
То есть ты художник крупного мазка?
Да, абсолютно верно. Притом что мне всегда хотелось достичь мастерства в длительных заданиях, но я как будто бы не понимала, когда надо остановиться. Начиналась не живопись, а какое‑то самокопание. Принты, которые мы сейчас выпускаем, нарисованы за 5–10 минут. Я рисую и долгие, но эффектнее и выразительнее всего в итоге то, где чувствуются эмоции, где самые верные линии, потому что они не отмерены, не намечены карандашом, — они точные, потому что они на ощущении. Я это говорю сейчас, а у меня мурашки.