«Не то башня, не то труба»: почему реставрация дома Мельникова затянулась на 16 лет
26 августа Мосгорнаследие вынесет решение о документации по реставрации дома архитектора Константина Мельникова в Кривоарбатском переулке. Средства на нее, $2,5 млн, выделил девелопер, владелец «Группы ЛСР» Андрей Молчанов. Forbes Life рассказывает долгую историю создания музея Константина и Виктора Мельниковых
Чем ценен дом Константина Мельникова
Признанный объектом федерального культурного значения, памятник архитектуры эпохи авангарда, частный дом Константина Мельникова — единственная из 13, по данным Мосгорнаследия, выявленных и уцелевших построек архитектора в Москве, дошедшая до нашего времени практически в подлинном виде. Другие его проекты, включая гараж на Новорязанской улице, ДК на улице Русакова и Бахметьевский гараж (переоборудованный сначала под музей «Гараж», принадлежавший Дарье Жуковой и Роману Абрамовичу, а затем вместивший в себя Еврейский музей и Центр толерантности), подверглись неоднократным перестройкам и реконструкциям, исказившим авторский замысел.
Построенный в 1927–1929 годах в форме двух врезанных друг в друга цилиндров высотой 8 м и 11 м, частный дом на Арбате служил мастерской и жилищем семьи архитектора. Дом возводили, когда Константин Мельников был на пике славы.
Выпускник Московского училища живописи, ваяния и зодчества, ученик Константина Коровина и Ивана Жолтовского, Мельников стал профессором ВХУТЕМАСа, где руководил мастерской экспериментальной архитектуры. Не примыкая ни к каким группам и объединениям, он в в одиночку создавал произведения в новом стиле. «По своему восприятию пространства и света Константин Мельников гораздо ближе к барокко, Борромини, чем к конструктивистам, например, Моисею Гинзбургу, создателю здания Наркомфина», — объясняет историк архитектуры Елизавета Лихачева, директор Музея архитектуры им. Щусева.
Один из первых реализованных объектов Константина Мельникова — павильон «Махорка» на Всероссийской сельско-хозяйственной и кустарно-промышленной выставке 1923 года. В 1924 году Мельников стал автором стеклянного саркофага в мавзолее Ленина. Следующий заказ, советский павильон на Международной выставке декоративных и прикладных искусств в Париже в 1925 году, принес Константину Мельникову мировую славу. После триумфального возращения Мельникова в Москву для него начался «золотой век». С 1927 по 1933 год он проектировал многочисленные клубы и гаражи. Как один из самых востребованных архитекторов города, Мельников смог получить в частную собственность пустующий участок в районе Арбата, ссуду с рассрочкой на 15 лет и освобождение от земельной ренты?
«Описать его не просто — не то башня, не то труба, даже не одна, а две, тесно прижавшиеся друг к другу. В передней башне большое окно, а в задней окон нет, есть ромбовидные отверстия снизу доверху. Кроме того, есть еще терраса — на первой башне‑трубе, всегда пустая. Над входом дома надпись из камня или штукатурки: «Константин Мельников, архитектор», — пишет в повести 1975 года «Записки зеваки» Виктор Некрасов.
Утверждая план строительства в городских инстанциях, архитектор представлял свой дом как «систему Мельникова», прототип для дальнейшего тиражирования. Однако государственная строительная концепция 1930-х не предполагала частных домов для среднего класса. Руководящему составу предназначалось элитное жилье в так называемых сталинках, а рабочим — бараки. Дом Мельникова так и остался единственным экземпляром в своем роде. В 1936 году, после обвинений в формализме, «трюкачестве», архитектор Мельников практически лишился заказов. Его отстранили от преподавательской работы, а в 1938 году уволили с должности руководителя архитектурной мастерской №7 Моссовета.
«Цилиндрический дом» — именно так называлось это здание современниками. В нем использована особая кирпичная кладка стен с окнами-сотами, оригинальные междуэтажные перекрытия-мембраны без колонн и хитроумная система вентиляции и отопления», — пишет историк архитектуры Павел Кузнецов в книге «Дом Мельникова. Шедевр авангарда. Жилой дом. Архитектурный музей».
Елизавета Лихачева рассказывает, что идея необычной кладки кирпича и окна-соты, которые можно открывать в любом месте в стенах дома и закрывать, заложив, например, строительным мусором, возникла по простой причине жесткой экономии. «Свои формы я начал строить тогда, когда не из чего было строить, да и не на что было строить, и теперь всех поражает секрет, что напряжение в скудости гораздо богаче обилия средств, которые сейчас в руках архитекторов», — писал о своем доме Константин Мельников.
Мельников строил дом в кредит, и ему не хватало ни средств, ни материалов. Именно потребность обойтись минимумом заставила его выбрать необычную форму двух цилиндров и создать окна-соты. Всего окон в доме 120, они шестиугольные, за исключением одного, восьмиугольного, в гостиной.
Открыв входную дверь по центральной оси фасада со сплошным витражным остеклением, посетители оказываются в пространстве, закрученном по оси, как витиеватый текст с хитросплетениями сюжета. За чистой авангардной формой здания (внучка архитектора Екатерина Каринская вспоминает, что в ее детстве в 1940-х — 1950-х годах дом называли консервной банкой) скрывается уютная, традиционная обстановка в дореволюционном мещанском стиле. В отличие от своего соавтора по советскому павильону 1925 года Александра Родченко, который выбирал для оформления красный, серый и черный цвета, Константин Мельников выкрасил стены гостиной в розовый, а спальни — в желто-золотой. Из окон были видны маковки трех окрестных церквей (сейчас вид закрыла застройка, а церковь Николая Чудотворца в Плотниках снесли). Мебель красного дерева начала XIX века, вышитые кружевные накидки, киот в столовой.
Вот как вспоминал в 1975 году свое посещение Константина Степановича Мельникова Виктор Некрасов: «Потом я разделся в очень странной полукруглой прихожей (из нее в открытую дверь я увидел такую же странную полукруглую комнату) и по крутой винтовой лестнице без перил (хозяин, которому никак не меньше семидесяти, а то и больше, весьма бойко по ней передвигался) поднялся на второй этаж, в очень большую, очень высокую, тоже круглую комнату, даже не комнату, а скорее ателье, поразившую меня своей пустотой».