Если мир опрокинется
Продолжение. Начало см. «Наука и жизнь» №№ 6, 7, 2023 г.
Часть третья
Прибыл зонд-диверсант. Я попросил дарлога посмотреть склон оврага сверху, куда, как я надеялся, действие искривителя не доходит. Пилот вывел в глайдер картинку с зонда. В каменистой почве угадывалась пещера с узким лазом и крупная фигура внутри; хатти-катт лежал, перегородив вход своим телом.
Искривитель пространства работал, убивая Ингу. Девчонка едва держалась, руки подламывались, она падала, а её тащило по кругу, и она снова приподнималась и ползла, ползла…
— Пилот Ляма, сможешь поразить цель?
— Да.
Единственное, что я мог сделать для Огненного Ветра, — не дать ему самому убить своего командира.
— Пилот Ляма, готов? Огонь!
Невидимый зонд сверкнул коротким лучом; раздался негромкий хлопок, из лаза между камней вылетело облачко пыли, Инга ткнулась лицом в мох. Тонкие ноги, обтянутые брюками камуфляжной раскраски, подёргивались, ботинки военного образца елозили на краю уступа.
Глайдер пал на дно оврага. Мы с хатти-катт выметнулись наружу, кинулись вверх по склону. Вокруг было сыро и сумрачно и пронзительно пахло мхом и хвоей. Огненный Ветер скользнул в лаз, а я сел на корточки рядом с Ингой. Она лежала ничком и дышала со всхлипами.
— Всё, девочка; теперь всё хорошо.
Я расстегнул защитный костюм, чтобы добраться до аптечки на бедре. Самому себе можно вколоть стимулятор и под защитой, а если другому человеку, то нужно достать ампулу-шприц и тщательно отмерить дозу. Нельзя вкатить худенькой девчушке норму взрослого планеторазведчика — покалечишь.
— Потерпи, я вколю лекарство.
Инга мяукнула, когда игла вошла в бедро, прямо сквозь камуфляжную ткань.
— Полежи немного. Сейчас полетим домой.
Включив налобный фонарь, я сунулся в лаз между камнями. Узко. Как воинам удалось сплющиться, чтобы пролезть? С трудом я протиснулся на полкорпуса.
Огненный Ветер замер у дальней стены. Рослый воин не мог выпрямиться и стоял на коленях, и даже так ему пришлось изогнуться, чтобы не упереться макушкой в земляной свод. Пол был гладкий, чисто выметенный. На нём, преграждая мне путь, растянулся другой воин в скафандре.
одной перчатке не хватало кольца, на плече виднелась прожжённая дыра — ровная, круглая. Чернела оплавленная внутренняя поверхность, где луч пронзил защитный костюм с его богатой встроенной начинкой. Я подался ближе и заглянул внутрь. Скафандр Быстрой Смерти был пуст.
Мы не убили бывшего командира. Пилот Ляма сжёг искривитель пространства, но самого воина здесь нет. Слава богам планеторазведки.
, хорошо. Быстрая Смерть включил искривитель — и куда после этого делся? Из пещеры нет второго выхода. Сканер уверяет: ни замаскированного лаза, ни каких-либо скрытых пустот. Очень странно.
Я пропихнулся обратно, выполз на мшистый уступ.
Инга сидела, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Тоненькая девочка в камуфляже и несуразных ботинках, годных для космодесантника или штурмовика. Устроившись рядом, я приобнял её.
— Ну, рассказывай о своём «питомце».
Инга хотела отстраниться, но я не пустил.
— Он не питомец, — заявила она мрачно. — Это воин. Настоящий воин хатти-катт!
— Где он сейчас?
— Не знаю. Обычно я к нему по вторникам и субботам катаюсь. Но услышала про дарложский корабль — и разлетелась рассказать новость. Прикатила на пустое место! — В голосе прозвучала обида.
Подумав, я спросил:
— У тебя родители есть?
Её передёрнуло.
— Маму с отцом арабелляне сожгли. Они вместе на одном корабле служили… Так и остались — я, дед и три бабушки. Три сестры. У бабушки Марианны все погибли — и муж, и два сына. У бабушки Симы дочки работали в госпитале. Их в плен взяли. Наверное. В общем, пропали без вести.
— А у меня отец погиб. Военный пилот.
Мы помолчали, сочувствуя друг дружке. Минуту спустя девчонка совсем оттаяла, доверчиво привалилась к моему боку.
— Хатти-катт никак не назвался. Я сама имя придумала: Энгельгардт. Их сначала двое было; они приходили в посёлок. Потом оба исчезли, а затем Энгельгардт вернулся и поселился вот тут. — Инга мотнула головой, указывая на лаз в пещеру. — Я к нему приезжала.
— Ты бабушкам сказала: он больной, покалеченный.
— Да чтоб за меня не боялись. Вообще наврала: мол, зверька нашла, маленького. А Энжи здоровый, как танк! Этакий скафандрище на себе таскать — не шутка. Я в нём и приподняться-то не могла…
— Ты надевала скафандр хатти-катт?! — Я решил, что ослышался.
— Энжи меня научил, помогал. И сегодня — я приезжаю; скафандр валяется, Энжи нет. Ну, примерила самостоятельно.
— Как?
— Внутрь забралась. Скафандр был приоткрыт, я и нырк в щёлку. Хотела встать — а никак. Еле выбралась. И в лаз обратно, из пещеры вон. А тут меня как закружит! И понесло, и понесло…
— Брат Ветер, — позвал я на общегалакте. — Она могла случайно запустить искривитель, когда барахталась в скафандре?
— Могла, — отозвался Огненный Ветер у меня из-за спины. — Если Быстрая Смерть дал доступ к управлению. — Голос утратил певучесть и звучал резко, как удары хлыста.
— Энжи! — Инга подскочила. — Ой… нет.
Я встал на ноги, заслонил собой девчонку. Хатти-катт высился передо мной, как мрачная статуя бога войны; я не сомневался, что под маской мерцают зелёные искры, увидеть которые врагу не пожелаешь.
— Брат Ветер, спокойно. Твой командир имел основания так поступить.
— Энжи сказал: если прижмёт, я могу его скафандр взять, — объяснила Инга, оправдываясь. — В смысле, поспать в нём, опасность пересидеть…
Огненный Ветер отпрянул — по-моему, с омерзением.
— А кольцо? — спросил я.
— Его Энжи подарил в знак дружбы, — сообщила «охотница».
Дружба между воином хатти-катт и девочкой Земли? Кто тут спятил, хотел бы я знать.
Огненный Ветер развернулся и сбежал вниз по склону, к глайдеру на дне оврага. Скрылся внутри.
— Он сердится, — огорчённо заметила Инга. — Почему?
— У хатти-катт не положено давать чужакам напрокат свой скафандр и оружие.
— Но я не чужая. Мы с Энжи друзья.
— Инга, — начал я веско. — Это воин — командир отряда планеторазведки. Его зовут Быстрая Смерть. Любое другое прозвание звучит оскорбительно. Поняла?
— Нет. — Синие глазищи смотрели упрямо и строго. — Он — мой друг. И он разрешил называть его, как хочу, потому что «Быстрая Смерть» ему совсем не подходит. Он и меня по-своему звал; вот послушай. — Инга издала неожиданно мелодичный звук — скорее звон, чем вой хатти-катт.
— Ласковый Ручей, Звенящий В Камнях, — расшифровал я. Повысил голос, обращаясь к воину в глайдере: — Брат Ветер, я прав?
— Прав, — отозвался он жёстко. — Так зовут его младшую дочь.
— Дочь, — повторила Инга, не скрывая разочарования. — А я думала: он мне друг.
Вот уж нет. Бывший командир может относиться к чужачке как к дочери, но как к подружке — ни в жизнь. Другом хатти-катт может быть только воин.
Мы пошли за брошенным Ингиным скутером. Спустились в овраг, взобрались по другому склону. Стоял густой дух мха и хвои; раскидистые кроны смыкались в узорчатый полог, сквозь который синело вечернее небо. Я поставил скутер на колёса, обеими руками взялся за руль. Хорошая машина; сам бы с радостью на ней погонял…
— Как давно Быстрая Смерть здесь живёт?
— Ну-у… С месяц, наверное.
— И чем занимается?
— Понятия не имею. Когда я приезжаю, мы просто говорим о том о сём.
— И про здешних дарлогов?
Она скорчила гримасу.
— Да не знаю я про дарлогов. Я-то на их базу не ездила. Больно надо! А кто ездил, такое несут, что уши вянут. Мол, в чужих мирах путешествуют, чудеса расчудесные видят. Дарлоги их иллюзиями кормят, а наши дураки рады-радёшеньки. И ещё этот, пришлый — цаца приблудная.
— Чем он тебе не угодил?
Инга фыркнула.
— Девчонки к нему, как к человеку, а он им — от ворот поворот. Недотрога столичная! Гонору больно много…
— Зачем пришлый возит ребятню на секретную базу?
— Наверно, ему от дарлогов что-то нужно. Вот и ездит.
— А что нужно дарлогам? Как им платят за странствия в иных мирах?
«Охотница» задумалась. Потеребила кольцо хатти-катт на шнурке, ногой сковырнула с камня шапочку мха.
— Путешествия эти обалдуи расписывают взахлёб, а про оплату ни гу-гу. Получается, дарлоги плату не берут.
Или дети об этом не помнят, добавил я мысленно. Либо не осознают, что именно является платой.
— Как выглядит хатти-катт без скафандра? — спросил я чуть слышно, чтобы не донеслось до Огненного Ветра.
Инга пожала плечами.
— Да я его голым не видела. Он оставался в чём-то вроде термобелья, и голова укрыта, даже глаз не видать. Ткань плотная, синяя с жёлтым, и напоминает чешую.
— Фигура?
— Ну… На человека он похож. Ноги, руки, плечи, голова… Но такой… м-м… гибкий. Как змея. И ещё: рука может делаться длиннее и тоньше, а потом обратно укорачивается, утолщается.
Вот и ответ на вопрос, как хатти-катт пробирается в узкую нору. Сам утончается, и его скафандр тоже, а потом оба возвращают прежнюю форму.
— Ладно; пойдём. Домой пора.
Я завёл скутер в грузовой отсек, и мы с Ингой угнездились в кабине, вдвоём на одном пассажирском сиденье.
Огненный Ветер поднял глайдер над лесом и направил к посёлку. Закатный свет таял на макушках деревьев, луга и болотца окутал сумрак. Инга помалкивала, нахохлившись; я тоже не лез с разговорами. На загривке гуляло скверное ощущение — воин был в бешенстве. Он не хуже меня понимал, где теперь нужно искать бывшего командира.
Мы оставили «охотницу» у её дома и двинулись дальше. Глайдер плыл над раскрошенным покрытием дороги, среди тёмных изгородей и редких фонарей. Жители отсиживались по домам, но собаки уже бродили туда-сюда. У них светились ошейники, будто маленькие праздничные гирлянды, и вид у собак был важный и таинственный.
— Брат Ветер, — начал я, — мы найдём объяснение поступкам Быстрой Смерти.
— Даже искать не хочу, — отрезал он. — Подобные выходки недостойны великого воина.
Мне стукнуло: он же ранен. Какая бы мощная медицинская клиника ни была встроена в скафандр, воин ещё не восстановился полностью. Он не жалуется, но я-то как мог забыть?
— Брат Ветер, заберём Шайтана — и на борт «иглы». И спать.
— Вот это ты славно придумал, — раздался обрадованный голос нашего пилота. — Я тебе скажу: Ветер еле жив…
— Пилот Ляма, помолчи, — оборвал хатти-катт.
— Еле жив и не в себе, — как ни в чём не бывало продолжил дарлог.
Связь оборвалась. Вернее, хатти-катт её выключил. Процедил в сердцах:
— Болтун!
Он положил глайдер наземь у дома полковника Браслыша. Огни здесь были погашены, лишь теплился ночник в дет-ской. Я догадался, что это детская, по нарисованным на стекле зверушкам. Вылез из глайдера. От тусклых уличных фонарей толку никакого, окраина посёлка тиха и пустынна. Скособоченный ангар на площадке едва угадывался под ночным небом.
Дверь дома беззвучно открылась, по ступеням крыльца тенью скользнул Шайтан. Вышел на дорогу — пришибленный, измученный чужим горем.
— У полковника есть ещё старшая дочь и внучка. Они чуть с ума не сошли, когда узнали… Я устал, как собака, — сообщил он. — Пойдём. — И зашагал в темноту, к площадке с ангаром.
Поспевая следом, я включил налобный фонарь. Размолотый гусеницами вездеходов грунт, скудная трава, блеск отражённого света на осколках стекла и металлических обломках, распахнутые ворота ангара.
Мы зашли. Старый вездеход, в котором обнаружили спящего Януша, встретил нас печальным выражением измятой морды с разбитым поисковым прожектором. На месте вырванной водительской двери зиял чёрный провал. Зато кабина оказалась довольно уютной — кресла застелены покрывальцами, приборная панель аккуратно подкрашена. Януш рассказывал: в этом вездеходе ребятня в игры играет.
Шайтан велел забираться в кабину. Устроились.
— Куда поедем?
— В прошлое. Тут есть система наблюдения, чтобы родителям за мелюзгой приглядывать. Три камеры. В кабине, в десантном отсеке и на корпусе. Наружная камера видит машины, в которых умчалась Джессика с братьями.
— Камеры нам не нужны — записи бы найти. В смысле, записывающее устройство.
— И оно вам тоже ни к чему, — донёсся из темноты — из динамиков разведзонда — голос нашего дарлога. — Я сам уже всё сделал.
Над приборной панелью расцвёл экран, полный солнечных лучей, пробивающихся сквозь дыры в ржавом корпусе. Камера смотрела прямо на вход в ангар. Внутри стояли рядком два вездехода — те самые, что мы видели с борта «иглы».
В проёме распахнутых ворот появилась стройная девушка. Лет двадцати, зелено-глазая, с короткой стрижкой и в костюме «под космодесантника»; решительная, с нарочито жёстким выражением на загорелом лице. Кабы не эта жёсткость, я бы назвал Джессику обворожительной. Следом за ней в ангар ворвались братья-оруженосцы; один — старше сестрёнки на год-полтора, другой — на пару лет младше. Вполне взрослые люди, чтобы всё понимать про незаконное владение «психом».
— По машинам! — скомандовала Джессика.
Братья чётко повернулись к резвому вездеходу, разом шагнули к кабине, одновременно открыли дверцы и прыгнули внутрь. Не иначе как представление для сестрицы, которую они обожают.
Последним в ангар вбежал запыхавшийся Януш.
— Джесс, погоди! Куда ты? С ума сошла?! — Он возбуждённо размахивал букетом.
Джессика нахмурилась.
— Как куда? Ты сам сказал: дарлоги прилетели.
— Ну, сказал. Ты-то куда понеслась?
— К ним, — пояснила Джессика ядовито. — Буду разговаривать с экипажем.
— Кто тебя станет слушать? Дарлоги — везде дарлоги, что в корабле, что на базе.
— Ошибаешься, — возразила она. — Корабль сел не на космодроме, а рядом с нами. Значит, базе они чужие. Вот пусть и доложат мои слова начальству…
— Дарложскому начальству только и дел — о нас печься. Говорят тебе: не суйся!
— Да почему? У нас не будет другой возможности. — Судя по выражению лица, Джессика напряжённо размышляла. Пожалуй, не зря она братьями командует.
Януш помедлил с ответом, как будто подбирая слова.
— Ты — девушка. Дарлоги не станут с тобой разговаривать.
— Какая им разница? — удивилась Джессика. — Они что — разбираются?
Он в досаде хлестнул букетом себя по ноге. Взгляд забегал: парень явно подыскивал иные доводы.
— Джесс, правда: не надо тебе ездить. Не пойми кто прилетел, не пойми где встал…