Самобытный, разноплановый российский актер Борис Хвошнянский

Коллекция. Караван историйЗнаменитости

Борис Хвошнянский: «Терпеть не могу картошку Al Dente»

Беседовала Ирина Майорова

Кроме таланта и работоспособности, режиссерами востребована еще и его средиземноморская внешность, позволившая воплотить на экране череду итальянцев, французов, греков и, как не без иронии замечает он сам, «удивительное дело — даже евреев!» А в последние пару лет у нашего героя нет отбою от желающих поделиться наблюдением, до чего же он похож на Дауни-младшего...

Итак, наш собеседник — самобытный, разноплановый российский актер Борис Хвошнянский.

— Забавно вы меня представили. Но что есть, то есть — путают нас с Робертом. Когда я был круглее и без растительности на лице, сходство не так бросалось в глаза, а сейчас мы как близкие родственники, а то и вовсе однояйцевые близнецы. На кинофоруме «Меридианы Тихого» во Владивостоке то и дело слышал шепот за спиной: «Да он это, я тебе говорю! Фестиваль-то международный!» Подходили, спрашивали на английском: «Это вы?» Отвечал предельно серьезно: «Да, это я». Далее следовали селфи, улыбка, рукопожатие, «Железный человек, не умирай»...

В какой-то момент как с цепи все сорвались. В Эрмитаже подошли две дамы-соотечественницы:

— Роберт, здравствуйте! Рады вас приветствовать в Санкт-Петербурге!

— Добрый вечера! — отвечаю на ломаном русском. — Я тоже несказанно радый!

— О, вы так хорошо говорите по-русски! Можно с вами селфи?

Только дамы удалились, подходит супружеская пара — то ли японцы, то ли корейцы. С той же просьбой. Ну что мне жалко, что ли, для братьев наших — в прямом смысле слова — меньших? Допускаю, иностранцы знали, что я не вполне Дауни (их же, басурман, не поймешь) — просто увидели похожего на него русского и сделали свой и мой день прикольным. Осталось загадкой: то ли я играл в их игру, то ли они — в мою. А вообще, мне это сходство фиолетово: пускай Роберт парится на сей счет.

— К слову о героях-иноземцах. В сериале «Собор», премьеры которого никак не могут дождаться зрители, вас сначала утвердили на роль итальянского архитектора, а потом вдруг «перебросили» на Ивана Мазепу — так и было?

— Благополучно попробовавшись на архитектора Трезини, проектировавшего Преображенский собор, ждал начала съемок, когда раздался звонок: «Ты утвержден, но на Мазепу». И тут же перед мысленным взором встал портрет гетмана — тот, где он похож на человекообразную крысу: выдающиеся вперед и разъезжающиеся в стороны зубы, перпендикулярные черепу уши, маленькие близко посаженные глазки. Воплощенное уродство. Себя писаным красавцем скромно не считаю, но не до такой же степени...

Потом понял: мой герой в сериале «Собор» Мазепа — чрезвычайно многолик и в определенном возрасте был вполне даже ничего себе — и на этом успокоился

В Интернете кроме этого, самого растиражированного, нашел массу других, более ранних портретов Ивана Степановича и понял: мой герой чрезвычайно многолик и в определенном возрасте был вполне даже ничего себе. Убедившись, что ломать уши и ставить виниры не придется, успокоился, но тут пришла новая беда — в первом варианте сценария с Карлом XII Мазепа разговаривал на шведском. Немецкий я бы еще худо-бедно сдюжил, но выучить несколько абзацев на шведском — каторга.

С собственной нелегкой участью примиряла совсем уж несчастная доля, выпавшая актеру Павлу Рассомахину, игравшему короля Швеции, — тому нужно было произносить длинный монолог, сидя в повозке и глядя прямо в камеру. Я видел в его глазах бегущую строку с написанной русскими буквами абракадаброй, которую бедолаге нужно произнести, соблюдая образ. К счастью, во втором варианте сценария Мазепа заговорил уже на русском, то и дело вставляя ругательства на польском и малороссийском. Это мне уже было близко.

Зрителю не стоит ждать глубокой разработки образа Мазепы, в сериале это незначительный персонаж, данный пунктиром. Нырять глубоко не было ни смысла, ни возможности: стояла задача подать эпизоды с гетманом ярко, с энергией боевика, чтобы никто не заснул, — вот и все.

Похожая ситуация сложилась и с другим моим героем — адмиралом де Рибасом в фильме «Бедный, бедный Павел». Опять не та роль, что дает возможность поразмышлять и открыть что-то в себе самом, но все же я благодарен прекрасному режиссеру Виталию Мельникову за возможность окунуться в другую эпоху — с ее интригами, тайнами, заговорами, иными манерами и в конце концов стилем в одежде, строем речи. И особенно за встречу на площадке с Олегом Ивановичем Янковским.

До сих пор вижу его как наяву: с вечной трубкой, непоколебимо спокойного, дружелюбного, с полуулыбкой на губах и почти ленинским прищуром. Я, молодой и совсем зеленый, был насмерть перепуган близостью такой легендарной фигуры, Олег Иванович это видел и давал понять: не тушуйся, все нормально. Его покровительственно-ироничное отношение, обращение «Борька» или «Бориска» воспринимались мной как расположение, я чувствовал — пусть дистанцированное — тепло с его стороны.

В жанре исторического кино есть работа, которая стоит особняком, считаю ее для себя важной и значимой — Борис Шумяцкий в сериале «Орлова и Александров» Виталия Москаленко. Глубокая, противоречивая, трагическая личность и образ, очень профессионально и тонко прописанный в сценарии. Вот к началу этих съемок я взахлеб перечитал множество воспоминаний о первом руководителе советского кинематографа, изучил массу документов. Чем больше знаю о герое, тем убедительнее моя работа на экране. В таких случаях выезжать только на сценарии или на режиссере непозволительно — иначе кто я? Не люблю батраческую деятельность.

— Знаю, что у вас — скажем так — был не самый прямой путь в профессию.

— Точно. Начнем с того, что родители были инженерами-физиками и трудились в научно-производственном объединении, разрабатывавшем клапаны для топливных систем, в том числе тех, что устанавливались в ракетных двигателях. Папаня дневал и ночевал на Байконуре, а мама стояла у кульмана в КБ.

Талантливый конструктор Анатолий Семенович Хвошнянский ушел из НПО в школьные преподаватели физики, черчения и труда вскоре после смерти Брежнева, когда отрасль, на которую работал, начала стремительно загибаться. Отсутствие новых заказов и надежды, что в скором времени его творческий потенциал может быть востребован, переживалось отцом очень тяжело, а потом оказалось совсем невмоготу...

Став учителем, во время школьных каникул он находил разрядку в путешествиях: любил рвануть на машине по Прибалтике, вокруг Байкала. Всегда один, без попутчиков. В 1989 году впервые махнул на своих «жигулях» в Европу. Незнание языка не страшило — прекрасно обходясь жестами, мимикой и подручными средствами, папа обзавелся массой знакомств по ту сторону железного занавеса и потом дважды в год отправлялся к кому-нибудь из новых друзей погостить.

Мама доработала в НПО до пенсии, а потом устроилась в Государственную публичную библиотеку, чему бесконечно рада — ей, страстной любительнице чтения, там самое место. Марина Соломоновна, как и муж, одиночка. Отец на полтора месяца уезжает в Голландию, мама, взяв отпуск, тут же кота под мышку — и на дачу. Сидит под любимой березой: читает или слушает музыку. Ни гостей из Питера, ни соседей-визитеров. Бывает, звоню:

— Мам, хочу к тебе приехать — давно не был.

Она:

— Давай через месячишко.

Вообще непонятно, каким ветром маму занесло в инженеры: ее настоящее призвание — музыка. В юности окончила школу по классу фортепиано, блестяще исполняла сложные классические произведения, а потом зачем-то пошла в технари. Обнаружив у меня в детстве хороший слух, родительница решила, что такие уши не должны пропадать зря и вот он — шанс исправить собственную ошибку молодости. Лучшие годы были потрачены ею на обучение меня, совсем необучаемого — не вследствие тупости, а из-за лени, разумеется, и из-за отсутствия мотивации. Какая нотная грамота, какие клавиши, когда за окном все гоняют мяч?!

Непонятно, каким ветром мою родительницу занесло в инженеры: ее настоящее призвание — музыка

В конце концов заявил: «Мама, сил моих больше нет! Ни на Чайковского, ни на Шопена! Пора завязывать!» Мама посмотрела на себя в зеркало, посчитала количество седых волос — и отпустила. К моменту освобождения футбол меня еще интересовал, но не слишком — уже разглядел в себе служителя искусства. Выбрал хореографию: тоже занятие с участием ног, но более творческое. В лучшем во всем Питере коллективе «Юный ленинградец» прозанимался народными танцами восемь лет. В качестве поощрения некоторых участников отправляли в Артек, где мне довелось защищать на конкурсе честь дружины. Вместе с партнершей заняли первое место и получили по огромной медали из непонятного сплава.

После девятого класса, хоть возраст еще не позволял, решил в качестве пробного шара: «А в ту ли дверь собираюсь ломиться?» — пройти прослушивание на актерском факультете ЛГИТМиКа, где набирал курс Додин. Выучил целиком монолог Хлопуши из есенинского «Пугачева», басню, какой-то прозаический отрывок — и вперед. Не знал, что надо подготовить еще и танец, и песню, поэтому когда вконец расстроенному из-за прерванного монолога Хлопуши велели спеть, истерично грянул а капелла: «Пусть бегут неуклюже...»

Льва Абрамовича на прослушивании не было, комиссию возглавлял второй педагог курса Валерий Николаевич Галендеев, у которого от такого репертуара сильно вытянулось лицо. Меня отчитали: дескать, молодой человек, вы вообще соображаете, к кому с подобным материалом пришли?! Перед вами сидит целый Галендеев, а курс самого Льва Абрамовича Додина! Вы бы для начала хоть справки навели о мастере, к которому рветесь в ученики!

Фиаско, конечно, меня расстроило, но не настолько, чтобы в следующем году не попытался поступить сразу к нескольким мастерам — в Питере и Москве. Самым большим достижением стало то, что в Школе-студии МХАТ у Евгения Николаевича Лазарева дошел до третьего тура. Вернувшись в Питер, поступил в пединститут имени Герцена на индустриально-педагогический факультет, проще говоря, где готовили учителей труда. Потусив там уныло несколько месяцев и благополучно после первого же семестра вылетев, летом снова принялся штурмовать театральные вузы — и опять безуспешно.

Чтобы не болтаться без дела перед армией, легко, без всякой подготовки поступил на отделение музкомедии в училище имени Римского-Корсакова при Ленинградской консерватории. Вводный курс мало отличался от того, что практикуется в театральных вузах: освоение пространства сцены, постижение азов актерской профессии и взаимодействие с партнером. Три месяца учебы укрепили в намерении после армии снова штурмовать театральный.

Служить попал в танковый полк, в ремонтный взвод. Вряд ли кто-то доверил бы мне перебирать двигатели или даже закручивать гайки, но вот в одно прекрасное утро еще во время учебки новобранцев выстроили на плацу перед начальником гарнизонного Дома офицеров и тот объявил:

— Кто умеет танцевать, петь, рисовать и вообще сильно творческий — шаг вперед. Я сделал три.

— А чего это вы так далеко выдвинулись? — удивился офицер.

— Так я и танцор от бога, от него же и певец, и актер. Еще могу быть писарем и художником.

Что касается последнего, то тут ничуть ни приврал: в школьном УПК постигал оформительское ремесло. В общем, служба — за исключением незначительных моментов — оказалась медом. С молчаливого разрешения начальника Дома офицеров я и еще несколько ребят устроили в подвале что-то вроде общежития: притащили кровати, стол, стулья, оборудовали чайный уголок. Ночевали там, а не в части, где подъем в половине седьмого, и причину своего отсутствия приводили сильно уважительную: дескать, работы через край, то надо к конкурсу агитбригад готовиться, то лозунги писать.

Прокатывало не всегда — случалось, взводный требовал обязательного присутствия на вечерней и утренней поверках. Тут уж выручали солдатская смекалка и некоторые актерские способности. Однажды скатал из ваты шарики, обмазал их медицинским клеем БФ, налепил на физиономию, шею, руки, а сверху облил зеленкой. Вхожу в казарму с мученическим видом:

— Товарищи, ко мне какая-то дрянь прилипла — с головы до ног обметала гнойными прыщами. Вы бы гнали меня в три шеи: вдруг заразный?

Сослуживцы дружно заматерились, замахали руками:

— Вон отсюда! Быстрее!

Под кроватью в Доме офицеров у каждого из счастливых обитателей общаги стоял чемодан с гражданской одеждой, что позволяло при первой возможности пускаться в самоволку. До Питера двадцать пять километров: хоть на автобусе, хоть на попутке полчаса пути — и гуляй по улицам родного города сколько хочешь.

Однако в июле 1988-го, отказавшись от бесцельных променадов, сбегал в самоволку исключительно по делу — на творческие туры в ЛГИТМиК, где актерский курс набирал замечательный педагог Петров. К тому времени я уже казался себе человеком искушенным, многое знал о вузовских мэтрах и очень хотел попасть в ученики именно к Владимиру Викторовичу — интеллигенту до мозга костей, умному, глубокому, проницательному, остроумному, фронтовику. Я чувствовал к нему сильнейшее притяжение и колоссальную симпатию, которые непременно должны присутствовать в обучении, поскольку это процесс сердечный. Когда увидел свою фамилию в списке поступивших — глазам не поверил.

В июле 1988-го сбегал в самоволку исключительно по делу — на творческие туры в ЛГИТМиК

— Ольга Тарасенко, ставшая впоследствии вашей первой женой, тоже училась на курсе Петрова?

— Нет, на курс старше — у Кацмана — Фильштинского. Это была девушка неземной красоты, да и сейчас такой остается, немудрено, что кавалеры вокруг нее роились как пчелы. Мне мои шансы казались равными нулю, однако хватало наглости использовать любой повод, чтобы подкатить к первой красавице института на кривой козе. Оля носила декоративные круглые очки, и притворившись внезапно ослепшим, я шарил в пространстве вокруг нее руками и гундосил: «Позвольте примерить ваши окуляры — вдруг прозрею? Не проводите ли вы меня, слепца, до дому?» Бывало, влезал впереди нее в очереди в студенческой столовой: «Милая, знаю, вы не дадите умереть человеку с голоду, не угостите ли обедом?! И позвольте составить вам компанию за трапезой».

К моему интересу абсолютно не примешивалась ревность: во-первых, у самого имелось до десятка запасных аэродромов, во-вторых, если нет шансов стать единственным — какой смысл ревновать к очередному из толпы? Дежурить у дверей института с цветами, рискуя, что текущий кавалер заставит съесть букет? Вот уж нет, не мой метод! Ольга, разумеется, понимала, с какой целью скачу при встречах козлом — не просто же так придуриваюсь, обращаю на себя внимание. Будь я ей категорически неинтересен — отшила бы в грубой форме. Однако она терпеливо, кокетливо и насмешливо сносила все мои номера, что со временем стало давать надежду.

Авторизуйтесь, чтобы продолжить чтение. Это быстро и бесплатно.

Регистрируясь, я принимаю условия использования

Рекомендуемые статьи

Евгений Кочергин. Свидетель времени Евгений Кочергин. Свидетель времени

Евгений Кочергин: Я никогда не был от себя без ума, наоборот, относился критично

Караван историй
В начале была нота: почему саундтрек так важен и как он преображает фильм В начале была нота: почему саундтрек так важен и как он преображает фильм

В начале была нота: почему саундтрек важен и как он преображает фильм

Esquire
Евгения Добровольская. От комедии до трагедии и обратно Евгения Добровольская. От комедии до трагедии и обратно

Евгения Добровольская о большой семье

Коллекция. Караван историй
Грибная диета: на сколько можно похудеть, если есть шампиньоны каждый день Грибная диета: на сколько можно похудеть, если есть шампиньоны каждый день

Ты что-то слышала о грибной диете?

Cosmopolitan
Наталия Белохвостикова. Защищаю любовь Наталия Белохвостикова. Защищаю любовь

Наталия Белохвостикова рассказывает о своей жизни и сложностях усыновления

Караван историй
10 самых неказистых стволов в истории 10 самых неказистых стволов в истории

Если твое оружие не выстрелит, неприятель все равно умрет. От смеха

Maxim
Юрий Мороз: Юрий Мороз:

Юрий Мороз — о работе с актерами, своей киноистории и «Содержанках»

Караван историй
Как Джессика Альба ушла из кинематографа и преуспела в бизнесе Как Джессика Альба ушла из кинематографа и преуспела в бизнесе

В 2017 году Альба пропала с радаров — но куда? Давайте разберемся

РБК
Александр Панайотов: Александр Панайотов:

Александр Панайотов оказался в нужное время в нужном месте

Караван историй
Зона чилаут Зона чилаут

Создаем идеальную атмосферу для летнего отдыха на балконе

Лиза
Александр Семчев: Александр Семчев:

Александр Семчев поделился новостями о своей актерской карьере и жизни

Караван историй
Deepfake: когда для создания видеоролика достаточно одной фотографии Deepfake: когда для создания видеоролика достаточно одной фотографии

Как с помощью новых технологий создается видео без съемочного процесса

Популярная механика
Команда года: Алиса Гладченко и Екатерина Шиляева Команда года: Алиса Гладченко и Екатерина Шиляева

Две российские школьницы, ставшие лучшими на мировой олимпиаде по информатике

Glamour
Завоевание умов: почему так важны институциональные проекты российских меценатов Завоевание умов: почему так важны институциональные проекты российских меценатов

Недоверие россиян к бизнесу мешает развитию страны. Как исправить эту ситуацию

Forbes
Фаина Раневская: «...Я поняла, в чем мое несчастье. Я не актриса, а скорее поэт, доморощенный философ...» Фаина Раневская: «...Я поняла, в чем мое несчастье. Я не актриса, а скорее поэт, доморощенный философ...»

«Эта история началась, когда я получила доступ к архивам Фаины Раневской»

Коллекция. Караван историй
Наша крыша — небо голубое Наша крыша — небо голубое

Квартира с зимним садом для большой семьи

AD
Князь, губернаторы, воевода и секретарь Князь, губернаторы, воевода и секретарь

Самые известные первые лица Нижнего Новгорода

Дилетант
Какими были древнейшие инструменты для татуировок из птичьих костей Какими были древнейшие инструменты для татуировок из птичьих костей

Ученые: древние индейцы использовали кости индейки для нанесения татуировок

Популярная механика
Гороскоп невыносимых бывших: кто хуже всех? Гороскоп невыносимых бывших: кто хуже всех?

Какой знак зодиака продолжит пить твою кровушку и после расставания

Cosmopolitan
Потерянная республика: почему Москва не может договориться с Киевом Потерянная республика: почему Москва не может договориться с Киевом

Политолог: стереотипы об Украине мешают выстроить диалог между странами

Forbes
Не та профессия: почему девочки не идут в IT, STEM и другие важные сферы Не та профессия: почему девочки не идут в IT, STEM и другие важные сферы

Как помочь сегодняшним девочкам стать увереннее в себе завтра

Forbes
Сооснователь Netflix: Ваша идея — отстой. Но это вообще не важно Сооснователь Netflix: Ваша идея — отстой. Но это вообще не важно

Вы должны перестать думать и начать делать

Inc.
«Лучше меня никто не знает, как я бы хотел потратить свои деньги»: как миллиардер Александр Светаков собирается распорядиться капиталом «Лучше меня никто не знает, как я бы хотел потратить свои деньги»: как миллиардер Александр Светаков собирается распорядиться капиталом

Александр Светаков планирует потратить свое состояние на благотворительность

Forbes
Вызов брошен Вызов брошен

Чем отличается эпатаж от художественного высказывания?

Лиза
Дом у озера Дом у озера

Загородный коттедж с уютным и лаконичным интерьером в духе американского ар–деко

SALON-Interior
Жизнь у компьютера: физиология рук Жизнь у компьютера: физиология рук

Работа на компьютере тоже может сопровождаться травмами

Популярная механика
Бедный богатый жених Бедный богатый жених

Известный московский холостяк просит девушек прекратить на него охоту

Tatler
9 причин, когда ГИБДД не поставит машину на учет. Список 9 причин, когда ГИБДД не поставит машину на учет. Список

Когда на автомобили могут быть наложены ограничения на регистрационные действия

РБК
Как работают интернет-мошенники и как бороться с цифровыми угрозами Как работают интернет-мошенники и как бороться с цифровыми угрозами

Как обезопасить себя в интернете?

Популярная механика
«Органы теряются, пациенты умирают».‎ Как бюрократия не дает трансплантологам лечить детей «Органы теряются, пациенты умирают».‎ Как бюрократия не дает трансплантологам лечить детей

Как медицинская бюрократия мешает врачам работать

СНОБ
Открыть в приложении