Вадим Верник: «Я получил уникальную возможность пообщаться с Майей Плисецкой»
«В Миккели я увидел не «символ вечной борьбы», а совершенно другого человека — мягкого, доброжелательного, позитивного, очень светлого и трогательного. И моя концепция рухнула как карточный домик!»
Вадим, вы сделали для телевидения сотни интервью и передач с деятелями культуры. Но только об одной героине ваших программ написали книгу — о Майе Плисецкой...
— Причем еще год назад я не собирался ничего издавать. Но произошла невероятная, просто мистическая история. Расскажу о ней чуть позже...
Во второй половине девяностых я снимал цикл программ «Субботний вечер со звездой» для канала РТР (нынешний канал «Россия 1»). Это были полуторачасовые передачи, фактически документальные фильмы. Нашими героями были Галина Вишневская и Мстислав Ростропович, Андрей Вознесенский, Инна Чурикова, Слава Полунин, Юрий Башмет, даже Пеле. Представляете, какие имена! Осенью 1996 года я сделал фильм о Майе Плисецкой. Его показали несколько раз, но это было давно. А я все это время мысленно к нему возвращался. И не только потому что Плисецкую боготворил.
— А еще почему?
— Тогда я не просто взял интервью у легенды балета — я провел рядом с ней целых пять дней... Майя Михайловна и Родион Щедрин в то время уже жили в Мюнхене (там находится издательство, с которым сотрудничает композитор), на родину они прилетали нечасто. Когда я узнал, что летом 1996 года Майя Михайловна будет выступать в гала-концерте на Красной площади, разыскал ее телефон. Домашний, конечно: эра мобильных только начиналась. Позвонил:
— Это журналист Вадим Верник, я хочу снять о вас фильм.
И слышу строгий голос в ответ:
— Сначала, молодой человек, мне надо понять, хочу ли этого я.
Растерялся, не знал, что дальше говорить, но Плисецкая продолжила:
— Через три дня я буду в Мюнхене. Запишите мой немецкий номер.
Когда позвонил в Германию, Майя Михайловна cказала:
— Я согласна. Можете прилететь ко мне в Париж, я там выступаю, можете в Токио. А можете в Миккели.
Я переспросил:
— А что такое Миккели?
— Город в Финляндии.
Оказывается, в этом местечке выстроили огромный концертный зал, в котором выступали мировые звезды — тот же Хворостовский. У Майи Михайловны там предстояли гастроли с «Имперским русским балетом» Гедиминаса Таранды. Я решил, что самым бюджетным вариантом для командировки будет Финляндия. Таранда сделал для нас визы и вообще очень помог в организации поездки.
Я полетел со съемочной группой в Миккели. И благодаря этому получил уникальную возможность пообщаться с Майей Плисецкой на протяжении нескольких дней. Кроме концертного зала, собора, десятков двух-трехэтажных домов, небольшого торгового центра, рынка и лебединого озера, в городке ничего не было. В отличие от Парижа или Токио Плисецкой просто некуда было идти, она никуда не спешила. Поэтому я мог обстоятельно с ней общаться целыми днями. В итоге мы записали более пяти часов интервью.
— А ее танец удалось снять?
— Конечно! Например, репетицию балета «Послеполуденный отдых фавна» с Патриком Дюпоном, которую она устроила фактически для нас. И еще балет «Курозука», который для нее поставил Морис Бежар...
Съемочные материалы вошли в фильм процентов на 10, а 90 процентов интереснейших признаний, откровений остались за кадром. И главное, судьбу кассет, на которые мы все записывали, я не знал. Поэтому-то история для меня была какой-то незаконченной, периодически я вспоминал о ней. Точнее, судьба сама напоминала. Разыскиваю у себя в архиве ту или иную статью и вдруг натыкаюсь на расшифровки к фильму — отпечатанные на машинке тексты моих интервью с близкими и с коллегами Плисецкой (они тоже вошли в фильм лишь частично). С Родионом Щедриным, Беллой Ахмадулиной, Борисом Мессерером, партнерами Плисецкой по сцене Николаем Фадеечевым и Александром Богатыревым и даже ее однокашником по хореографическому училищу Владимиром Левашевым. А вот расшифровки моих разговоров с самой Плисецкой потерялись.
И вдруг в прошлом году мне звонит режиссер монтажа Дима Воробьев — с ним мы сейчас делаем программу «2 ВЕРНИК 2» на канале «Культура». И говорит:
— Я тут наткнулся на кассеты с твоей «Плисецкой». Они тебе нужны?
Я подумал, что ослышался:
— Те самые кассеты?! Как они к тебе попали? Ты же не имел к нашему фильму никакого отношения!
— И я не понимаю, как это произошло...
Мистика какая-то. Вот так невероятным образом судьба вернула меня к той поездке в Финляндию. Все сошлось: у Димы сохранились исходники телеинтервью с Плисецкой, у меня — распечатки интервью с ее ближним кругом. И я решил написать книгу, которая сейчас выходит в издательстве АСТ. Назвал ее «Майя Плисецкая. Пять дней с легендой. Документальная история». Документальная, потому что в книге нет ни одного факта, который надо было бы как-то «подтянуть»: все события той поездки зафиксированы — на кассетах, фотографиях. И я помню все, что говорила Плисецкая, все, что происходило в кадре и за кадром, — настолько сильным было мое впечатление от той давней встречи.
— О жестком характере Плисецкой ходят легенды. А как вам с ней работалось?
— Я внимательно прочитал ее мемуары «Я, Майя Плисецкая...». И у меня возник четкий образ женщины, которая воюет со всем миром, агрессивно настроена, сводит счеты с неугодными ей людьми. Ведь Майя Михайловна сама на обложку книги вынесла такую фразу: «Люди делятся на плохих и хороших... Плохих во все века было больше, много больше». В общем, собираясь в Финляндию, я так выстроил свой сценарий: Плисецкая как символ напряженной борьбы, вечного противостояния.
И в Миккели действительно я иногда был свидетелем, как она может «приложить». Мы с ней пошли на прогон балета «Спящая красавица» труппы Таранды, и Майя Михайловна, сидя рядом со мной, тихо, но очень хлестко комментировала происходящее на сцене. Про одну танцовщицу сказала, что та не чувствует музыки, потому что ей «медведь на ухо наступил». Эту обидную фразу она и Таранде повторила. А потом расстроилась: «Зачем я Гедиминасу все это сказала? Ему ведь неприятно... Ну вот, язык мой — враг мой, не могу ничего с собой поделать». Правда, когда поднялась на сцену, актеров ругать не стала: «Вы очень хорошо танцуете. Это самое главное. Но какие-то предложения у меня есть...»
Впрочем, это все были мелочи. В Миккели я увидел не «символ вечной борьбы», а совершенно другого человека — мягкого, доброжелательного, позитивного, очень светлого и трогательного. И моя концепция рухнула как карточный домик! Например, я видел, с каким вниманием и чуткостью Плисецкая общалась с молодыми коллегами, а был наслышан об обратном.
Зная, как Майя Михайловна любит шопинг, в один из дней я предложил ей сделать съемку в магазине. Оказалось, что бутиков в городе нет, и мы отправились в торговый центр, в крохотный отдел одной молодежной недорогой европейской марки. И Плисецкая купила там сразу пять кофт одинакового покроя, только разных цветов. Одна кофта очень понравилась нашему редактору Тоне Суровцевой, и Плисецкая тут же сказала: «Я вам ее куплю!» А когда мы уже собрались уходить из магазина, Майя Михайловна вдруг спросила: «Что вам подарить, Вадим? Мне хочется сделать вам приятное». Я сильно растерялся, но потом мы все-таки вместе выбрали для меня... халат. Потом очень долго я его носил...
— Плисецкую многие считали иконой стиля: Жак Ширак вручил ей премию за элегантность, некоторые ее сценические костюмы создавал Пьер Карден. Неужели она могла одеваться в сетевом магазине?
— Я задал ей вопрос на эту тему. И услышал: «Вещь с рынка может быть очень милой. А фирменная не подходить, прямо как корове седло. Просто покориться фирме считаю неправильным... Я часто покупаю, потому что мне нравится сам процесс. И совершенно неважно, что эта одежда мне не нужна, я ее никогда не надену. Просто обожаю ходить по магазинам! Если есть с собой деньги, я должна их истратить».
Трудно поверить, но Плисецкая достаточно скептически относилась к своей внешности и уж тем более не считала себя иконой стиля. Вот ее высказывания на этот счет: «Чтобы я восхищалась собой — такого, наверное, и не было никогда. Мне очень трудно угодить себе. Люди видят во мне то, чего я сама не вижу, это их дело. Но стиль, мода — все это не моя тема. У нас в Большом была балерина, а потом педагог Елена Ильющенко. Вот у нее был свой стиль, она все время ходила в горохах. Все платья, блузки у нее были из тканей в большой или маленький горошек разных цветов. Ничего другого я на ней вообще не видела. А у меня стиля не было...»
В интервью мы посвятили теме моды много времени. Я вспомнил, что однажды кто-то сказал о Плисецкой: «Вот греховодница идет», имея в виду ее яркие наряды.
— Это был ваш вызов? — спросил я.
— Да, всегда был вызов: вы — так, а я — иначе. Немножко позлить. Многие считают: не надо вызывать зависти, протеста какого-то. А я наоборот: нате, завидуйте, злитесь, говорите гадости про меня, врите! Потому что время такое было: меня заклеймили, со мной не здоровались, руководитель хрущевских спецслужб Серов только ждал момента, чтобы меня посадить. Меня всегда приглашали на правительственные праздники, балы, которые устраивались в Кремле. И на одном приеме я была в «голом» платье, и в таком виде со мной танцевал председатель совета министров Булганин. Все делали вид, что они со мной очень почтительны, а я сидела в золотой клетке, меня не выпускали за границу... Я была очень нежелательной, но нужной, поэтому меня и терпели. Мною хвалились перед всеми, кто приезжал в хрущевскую оттепель в Москву.
— А дорогие украшения Плисецкая носила?
— Когда я спросил ее об этом, Майя Михайловна улыбнулась:
— Ну какие украшения? На сцене бриллианты можно надеть только в «Анне Карениной». А в «Лебедином озере» или «Кармен-сюите» они выглядели бы очень странно.
Говорю:
— Ну хорошо, а вне театра?
И слышу в ответ:
— А какая жизнь у меня за пределами сцены? Моя жизнь — это репетиции, спектакли. У меня есть одни серьги красивые, которые совершенно некуда надеть. Значит, они не нужны. Если вещь много лет не носишь, значит, она не нужна. Поэтому сейчас часто покупаю недорогие клипсы. Правда, все время их теряю...
Я не успокаивался:
— Но ведь можно пойти в ювелирный магазин и купить себе одно дорогое украшение...
— Можно пойти, но бывают очень дорогие вещи.
— А что, бывает и вам не по карману?
— Вы считаете, что мне все по карману? Ну хорошо, продолжайте так считать...
— Вы сказали, что в Миккели встретили неожиданную для вас Плисецкую — мягкую и доброжелательную. Неужели в вашем общении за пять дней совсем не было негатива?
— Он возникал всегда, когда речь заходила о Юрии Григоровиче. С ним у Майи Михайловны долгие годы был очень острый конфликт. Говоря о Юрии Николаевиче, Плисецкая не могла сдержаться. Но я не хотел впускать в свой фильм негатив. Когда Плисецкая «выруливала» на эту тему, просто делал паузу и шел дальше. А она не настаивала. Потому что поняла, что мне это не нужно. И мы продолжали идти дальше в унисон. Накануне моего отъезда Майя Михайловна сказала: «Очень жаль, что вы завтра уезжаете. Мы хорошо общались, вы меня как-то сразу к себе расположили». Представляете, как мне было приятно услышать от нее такие слова?!