Зачем России мирить ливийцев
Нефть, газ и борьба европейских элит похоронили режим Каддафи. Нефть, газ и договор новых региональных лидеров России и Турции могут вернуть в Ливию мир.
В судьбе Ливии случился резкий поворот. Речь идет не о военных победах племенных группировок или об интервенции ливийских «союзников». Четырнадцатого января на Средиземноморском газовом форуме в Каире министры энергетики Египта, Италии, Греции, Кипра, Израиля, Иордании и Палестины начали диалог о совместном использовании и экспорте газа. Перед этим, в декабре, Израиль, Кипр и Греция подтвердили готовность реализовать проект постройки Восточно-Средиземноморского трубопровода (ВСТ) для поставки газа в Европу.
В первую очередь источником для него должен послужить нефтегазовый бассейн Левант, открытый в водах исключительной экономической зоны Египта, Израиля, Палестины, Ливана и Сирии еще в 2007–2008 годах. К проекту будут подключены месторождения Тамар и Левиафан (территориальные воды Израиля), месторождение Афродита, обнаруженное около Республики Кипр, и аз-Зухр в водах Египта. Ведется также разведка углеводородов на ливанском шельфе.
Общие запасы газа в Левантийском бассейне оцениваются в 3,8 трлн кубометров, это примерно в тринадцать раз меньше российских газовых активов. При этом эксперты подсчитали, что после запуска основных месторождений региона в Европу по ВСТ может направляться порядка 10 млрд кубометров в год, в то время как «Газпром» в 2018 году поставил на европейский рынок порядка 200,8 млрд кубометров. С одной стороны, для российского гиганта это незаметная величина. С другой — стоит учитывать прецедент создания альтернативного ближневосточного газового коридора в ЕС, который могут поддержать и другие экспортеры газа. Например, та же Ливия. По прогнозам Международного энергетического агентства, к 2030 году потребности ЕС в импорте возрастут до 400 млрд кубометров на фоне падения собственной европейской добычи.
Целесообразность разработки всех этих месторождений долгое время вызывала сомнения, однако в результате обострения российско-европейских отношений Еврокомиссия решила финансировать альтернативные проекты поставок газа, в том числе ВСТ. В апреле 2017 года министры энергетики Израиля, Кипра, Греции и Италии в присутствии еврокомиссара Мигеля Ариаса Каньете подписали совместную декларацию, гарантируя предварительную поддержку проекта. Позже к ним присоединился Египет.
Россия серьезно относится к любой конкуренции на европейском рынке газа, и ВСТ здесь не исключение, даже несмотря на малые объемы гипотетической прокачки и пока еще низкий старт проекта. Не в восторге от реализации ВСТ и Турция, которая к тому же недавно подключилась к «Южному потоку». В области газовой конкуренции и лежит активность обеих стран в Ливии: здесь Анкара и Москва в последнее время старательно пытаются повторить сирийский успех, перехватывая дипломатические инициативы и налаживая личные контакты с участниками гражданской войны. Хотя, казалось бы, они находятся по разные стороны баррикад. Известно, что Москва будто бы поддерживает фельдмаршала Халифу Хафтара. А Турция — другую сторону, правительство в Триполи. В Ливию отправляются турецкие военные и, как говорят, российские ЧВК и оружие. Но внезапно Турция и Россия принялись усаживать стороны за стол переговоров. К чему бы это?
Бесконечная война
Гражданская война в Ливии длится уже едва ли не столько же, сколько две мировые войны вместе взятые. С 2011 года, после падения режима Муаммара Каддафи, не утихает жажда крови местного населения и пришлых боевиков. Только за последний год погибли как минимум три тысячи человек. Войну разжигают и внешние «доброжелатели». Египет, Турция, Франция, Италия, США, Саудовская Аравия, ОАЭ — все они пытаются застолбить за собой часть ливийской территории или взять под патронат богатые ресурсами недра. При этом гражданский конфликт столкнул между собой страны, подчас объединенные под флагами альянсов или дружеских союзов.
Например, США в Ливии противостоят Турции, своему партнеру по НАТО. Анкара, помимо прочего, жаждет закрепить свои позиции на севере Африки, однако этому противятся группировки на востоке и юге Ливии, которые призывают дать отпор «второму изданию турецкого колониализма». То же касается и стран Залива: Катар, Саудовская Аравия и ОАЭ оказались на противоположных фронтах, лоббируя свою повестку. Нет единства и в ЕС: ресурсные запросы Франции в значительной степени вступают в конфликт с такими же интересами Италии, для которой Ливия — это еще и бывшая колония. По сути, две страны НАТО воюют друг против друга, размениваясь жизнями африканцев, — такая реинкарнация колониального противоборства столетней давности.
В результате, если в рамках сирийской войны нашлись внешние силы (Москва и Анкара), которые сумели взять ситуацию под контроль, вытеснив всех остальных игроков и медленно, но верно подрезали корни междоусобицы, то логика ливийского военного сценария пока не предполагает подобных регуляторов.
Особенно выпукло это продемонстрировала международная конференция по Ливии, которая прошла в Берлине 19 января. Многие восприняли ее итоги как размашистую подпись под очевидной неспособностью международного сообщества навязать мир сторонам гражданской войны — настолько сильна политическая какофония, создаваемая ключевыми странами, способными консолидированно потушить этот конфликт.
Представители 12 государств и международных структур (ООН, Лига арабских государств, ЕС, Организация африканского единства) приняли пространный документ (55 пунктов), договорились пресечь все попытки иностранного вмешательства в ливийский конфликт, со всей возможной решимостью поддержали (уже в который раз) эмбарго на поставки оружия в эту страну и призвали участников гражданского конфликта придерживаться режима прекращения огня. Но пышные и многоречивые декларации так и остались благими пожеланиями.
Уже в начале февраля одно за другим стали поступать сообщения о возобновившихся обстрелах и многочисленных случаях нарушения эмбарго на поставку оружия. Причем наблюдатели и эксперты вновь фиксировали за этими нарушениями следы тех стран, которые еще недавно так горячо клялись способствовать прекращению ливийской войны.
Кто «за» и кто «против»
Несмотря на изначальную хаотичность и калейдоскопичность политических процессов в Ливии, к 2014 году в горнилах гражданской войны сформировались два основных противоборствующих блока, каждый из которых получил примерно равновесную поддержку на внешнеполитическом контуре.
В первый блок вошли условные радикальные исламисты, близкие к «Братьяммусульманам», чья роль укрепилась во многих странах после «арабской весны». Политически они представлены Переходным национальным советом (ПНС) Фаиза Сараджа в Триполи (появившимся в результате Схиратских соглашений в 2015 году), а в военном отношении — бригадами из Мисураты (город на северозападе страны), наиболее боеспособной племенной группировкой на западе Ливии. Этот блок пользуется серьезной внешней поддержкой, в первую очередь со стороны Турции, Катара, Алжира и Италии. Считается международно признанной властью Ливии. Но лишь частью государств ООН.
Их основной противник — условно светские силы, преимущественно с востока страны, выступающие за секулярную модель развития Ливии (хотя на практике и они, конечно, заигрывают с исламистами, враждебными «Братьяммусульманам»). Политическая структура, обеспечивающая их сравнительную легитимность, — это Палата представителей, заседающая в Тобруке. Военным крылом этой структуры является Ливийская национальная армия (ЛНА) во главе с фельдмаршалом Халифой Хафтаром.
С 2014 года Хафтар силовым путем пытается консолидировать страну, чтобы под предлогом борьбы с террористической угрозой полностью вытеснить из политической жизни исламистов. Однако его успехи обеспечивались не столько боевыми качествами ЛНА, сколько поддержкой со стороны Египта, значительной части государств Персидского залива (в основном ОАЭ и в меньшей степени Саудовской Аравии), а также Франции. Все эти страны заинтересованы в политической стабилизации Ливии под эгидой ЛНА, рассчитывая заполучить на этом фоне ряд экономических и политических преференций.
Все эти годы партнеры Хафтара по тем или иным причинам не могли оказать ему достаточной поддержки. Египет занят контртеррористической операцией на Синайском полуострове. Страны Залива увязли в Йемене и конкурируют друг с другом на территориях Африканского Рога. Франция бегает за террористами в Сахеле (африканский регион, пролегающий между Сахарой и регионом Судан). Все это привело к крайне затяжному характеру боевых действий, которые в минувшем году развернулись с особым масштабом.
Так, наиболее продолжительными оказались осады Бенгази и Дерны — оплотов исламистов на востоке Ливии. Именно они сковывают часть боевых сил Хафтара и препятствуют поступлению помощи из соседнего Египта. Учитывая мобилизацию внутриливийских и международных противников Хафтара, ЛНА также не удалось быстро осуществить захват Триполи в апреле 2019 года, в том числе из-за помощи, оказанной Турцией триполийскому правительству.
Затяжное наступление привело и к ослаблению племенной коалиции, поддерживающей ЛНА: в значительной степени она была обусловлена финансовыми дотациями извне и не была рассчитана на долгую осаду. К этому добавилось крупное поражение летом прошлого года: тогда крупная группировка армии Хафтара попала в окружение и была пленена в Гарьяне к югу от столицы.
Тем не менее общий баланс сил все равно оказался не в пользу защитников Триполи. Осада города продолжается. Впрочем, как и безуспешные попытки мирного урегулирования ливийского конфликта на международной арене: помимо берлинской международной конференции по Ливии подобные встречи уже проводились в Риме, Вене, Париже, Палермо; много и часто обсуждается гражданская война и в ООН.
Чаяния Кремля
Интересно, что и Хафтар, и Сарадж не раз бывали и в Москве. Более того, 12 января в российской столице, незадолго до Берлина, они едва не договорились об официальном прекращении огня. Но в последний момент заупрямился Хафтар, который попросил времени на раздумье.
Каковы же интересы России в Ливии? И почему Москва пытается наладить диалог сразу с двумя сторонами конфликта?
Принято считать, что в лице свергнутого Каддафи Россия потеряла крупного регионального партнера и потенциального союзника. Тем не менее косвенная и прямая поддержка предреволюционным ливийским режимом исламистских движений на Балканах и на постсоветском пространстве, очевидно, не всегда была комплементарна интересам Москвы.
Экономическое же благосостояние ливийского населения в 2000-е годы стало результатом примирения режима Каддафи со странами Запада и выстраивания тесных отношений с некоторыми представителями европейских элит, что опять-таки слабо увязывалось с внешнеполитической ориентацией на Москву. Более того, после событий 2011 года российские компании утратили возможность участия в нескольких крупных инвестиционных проектах, однако их издержки оказались не столь велики в сравнении с иными инвесторами.
Так, из-за проблем с поставками ливийской нефти квота страны на итальянском энергетическом рынке перераспределялась в пользу других поставщиков, в том числе российских. В последовавшем конфликте Россия, в отличие от некоторых ключевых европейских и ближневосточных государств, не задействовала серьезных финансовых и силовых ресурсов в поддержку той или иной стороны.
С 2015 года российское руководство поддерживает диалог с Хафтаром по линии МИДа и Министерства обороны (есть утверждения и о возможном сотрудничестве), однако имели место и контакты с противоположной стороной. Так, в 2016 году Льву Деньгову, позднее главе контактной группы МИДа по Ливии, удалось достичь договоренностей с триполийской стороной и мисуратскими полевыми командирами об освобождении восьми человек из экипажа российских танкеров «Механик Чеботарев» и «Теметерон».
На саммите «Россия—Африка» в октябре 2019 года в Сочи Деньгов также заявил о необходимости сближения с ПНС. Довольно тесные связи Москва поддерживает и с основными внешними спонсорами сторон ливийского конфликта, налаживая военно-техническое сотрудничество как с Египтом и ОАЭ, так и с Турцией.
При этом значимость Ливии для Москвы приобретает более конкретные и ощутимые черты, если мы рассмотрим общую ситуацию в восточной части Средиземного моря. Открытие крупных месторождений газа на востоке Средиземноморья и планы ЕС по использованию этих ресурсов для сокращения доли России на европейском энергетическом рынке представляют серьезный вызов для экономических и политических интересов Кремля. Но не только. Схожая головная боль у Анкары.
Чаяния Анкары
Дело в том, что с ключевыми странами — участницами Восточно-Средиземноморского газового форума у Турции сформировались крайне сложные отношения.
С Грецией имеются нерешенный территориальный спор в Эгейском море и исторически обусловленная враждебность. С Республикой Кипр сохраняется проблема урегулирования конфликта на острове. С Египтом отношения испортились после свержения близкого Турции президента Мухаммеда Мурси.
С Израилем нет консенсуса после ликвидации поддержанной Анкарой «Флотилии свободы» (международный гуманитарный конвой судов, цель которого — прорыв морской блокады Сектора Газа). В 2010 году военно-морские силы Израиля перехватили шесть судов этой флотилии вместе с возглавлявшим ее турецким паромом.
Кроме того, Турецкая Республика оказалась и вне предполагаемого маршрута пролегания ВСТ, что лишает страну значительных доходов от транзита газа. Наконец, руководство страны пытается использовать неурегулированный статус шельфовых месторождений с целью урегулирования кипрского конфликта на своих условиях.
Частично признанная Турецкая Республика Северного Кипра, а также официальная Анкара не признают заключенные Республикой Кипр соглашения о делимитации морского шельфа с соседними государствами. Такое соглашение было достигнуто с Египтом, Ливаном и Израилем. В обсуждении этого, как и любых других решений официальной Никосии относительно кипрского шельфа, турецкая община закономерно была исключена.
Помимо Турции в реализации проекта не заинтересованы также Катар и Алжир. И не только по причине тесных политических связей с Анкарой, но и из-за нежелания терять собственные доли европейского газового рынка.
Все вышеуказанные государства, которые, как и Россия, не заинтересованы в строительстве ВСТ, в рамках ливийского конфликта однозначно поддерживают официальный Триполи, тогда как сторонники строительства газопровода (в первую очередь Египет) преимущественно связаны с Хафтаром.
Исходя из этой ситуации, а также из критичности для ПНС турецкой помощи, в декабре 2019 года Триполи и Анкара заключили соглашение о разграничении морского дна в Восточном Средиземноморье, в рамках которого Турция претендует на те зоны, по которым должен пройти ВСТ.
Даже в отсутствие международного признания этой морской границы соглашение с ливийской стороной может легитимировать силовые шаги турецкого флота по предотвращению добычи энергоносителей и строительству подводного трубопровода (подобно аналогичным мерам, принимаемым в оспариваемых Анкарой территориальных водах Кипра с лета 2019 года). Таким образом, ситуация в Ливии и сохранение этих договоренностей могут достаточно серьезно повлиять на реализацию проекта ВСТ.
Мир или война
Однако при всей кажущейся выгодности Восточно-Средиземноморского трубопровода как для стран ЕС, так и для региональных игроков, его реализуемость пока вызывает сомнения. В первую очередь неясно, оправдает ли эта цель затраченные средства. Например, газопровод Израиль — Кипр — Греция может оказаться и самым глубоким (почти 3300 метров), и самым длинным (едва ли не 2000 км). И если с технической стороны все это реализуемо, то вот стоимость оказалась крайне высокой: по предварительным оценкам, около семи миллиардов долларов.
Кроме того, если говорить о потенциальных потребителях этого трубопровода, то, например, среди европейских стран заинтересованность есть только у Италии и Франции, которые близко географически и обладают достаточным политическим и экономическим весом. Для остальной Европы выгоды (за исключением политических) пока не так очевидны, а значит, инвестиционная активность этих стран будет намного ниже.
Наконец, серьезным препятствием для реализации проекта является и накаленная военно-политическая обстановка в регионе. Бесконечный арабо-израильский конфликт, сложные отношения Турции и Кипра, территориальные споры между Израилем и Ливаном, враждебные отношения Анкары и Каира и, наконец, неугасающий ливийский конфликт — весь этот клубок нерешенных проблем и противоречий едва ли будет способствовать быстрому и эффективному строительству.
Очевидно, что весь этот комплекс изъянов в проекте ВСТ только на руку Москве, которая заинтересована в сохранении максимальной доли европейского газового рынка, как и в уклонении от конкуренции со странами Восточного Средиземноморья. Именно поэтому эффективная политика на ливийском направлении — во многом ключевом для ВСТ — может стать одним из инструментов противодействия этому проекту, который поддерживается в ЕС и США, чтобы сдерживать российскую экспансию в регионе.
Пока что тлеющий конфликт мешает прокладке трубопровода. Но если в него будут влиты серьезные средства, инвесторы найдут способ добавить либо Хафтару, либо официальному правительству танков и пламенных воинов, чтобы закончить войну. По крайней мере, в прибрежной зоне с контролем над портами, ресурсной инфраструктурой, шельфом и морским дном.
Во многом поэтому Россия и Турция стремятся перехватить инициативу у конкурентов и второй раз провернуть сирийский трюк: при видимом противостоянии консолидировать рациональные интересы для гражданского примирения ливийцев. Причем Москве особенно выгодно то, что Анкара уже фактически ввязалась в этот конфликт: всю грязную работу можно будет отдать на откуп воинствующим туркам.
С одной стороны, на данном этапе Кремль вполне может пытаться управляемо поддерживать тление ливийского конфликта, постепенно продавливая свою политическую волю и оттесняя многочисленных оппонентов. В связи с этим и сделанное на российско-африканском саммите в Сочи предложение о сближении с ПНС не кажется таким уж радикальным: Россия хочет играть сразу на два фронта. С другой стороны, такая сложная дипломатическая конфигурация позволит отсечь интересы иных стран и легитимировать новое объединенное правительство. Которое должно внимательно отнестись к заботам Турции и России о своей роли на ресурсном рынке Европы. Но до этого еще, конечно, очень далеко.
Война в Ливии и проект Восточно-Средиземноморского трубопровода
Война в Ливии: соотношение сил
Авторы: Александр Шипилов. Историк-африканист. Юрий Воротников. GR-консультант, политический консультант, технолог.
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl