Владимир Кошевой: «Я думал, что точка поставлена и играть в спектакле я не буду»
Исполнитель ролей Сталина и Раскольникова — о том, какой ценой актерам даются сыгранные ими роли
Владимир Кошевой относится к числу актеров с невероятно широким драматическим диапазоном. На сцене Национального (Александринского) театра он играет главные роли в противоположных по интонации спектаклях Валерия Фокина: «Рождение Сталина» и «Женитьба». Его кинематографическое амплуа — утонченные аристократы. Он дважды создавал экранные образы Феликса Юсупова в фильме «Заговор» (2007) и в сериале «Григорий Р.» (2014). На сцене Театра Наций в спектакле «Наше все… Тургенев. Метафизика любви» он играет одновременно двух писателей: Ивана Тургенева и Луи Виардо. Одна из самых значимых ролей в его карьере — Родион Раскольников в сериале «Преступление и наказание». При этом он может появиться в роли невзрачного Арика — не похожего ни на одного из его предыдущих персонажей — в фильме Валерий Тодоровского «Одесса». «Эксперт» поговорил с Владимиром Кошевым о том, что для него значат сыгранные им роли и как ему удается переключаться между столь не похожими друг на друга персонажами.
— Как у вас получается на сцене одного и того же театра играть таких разных персонажей, как Сталин и Подколесин?
— Я благодарен судьбе за то, что у меня есть шанс быть разным. Большинство актеров зажаты в рамках типажей и играют один и тот же набор ролей. Но я не ищу ролей. Мне их предлагают, и я или соглашаюсь, или нет. Главная роль в «Рождении Сталина» для меня важный этап становления как актера. Я не знал, как подступиться к Сталину. Все было не так, все было не то. С Валерием Фокиным я сделал три роли, и каждая из них далась мне очень тяжело. Каждый раз мне приходилось сдирать с себя весь предыдущий опыт и становиться другим, каким я еще никогда не был.
— Что от вас потребовала роль Сталина? Как вы перевоплощались в этого персонажа?
— Я веду дневники, и перед каждым спектаклем я открываю те записи, которые делал во время репетиций. И нахожу в этих записях что-то новое, хотя этим тетрадкам три года. И в зависимости от того, какой фрагмент моих дневников попадается мне на глаза, меняется спектакль и меняется роль. Когда я работал над ней, я был максимально собран, где бы ни находился: в метро, в такси, в самолете. Однажды я заметил, что все на меня смотрят. Я увидел, как все в какой-то момент поворачиваются в мою сторону, и стал пользоваться этим на сцене. Ничего специально не делая, я добивался напряжения на сцене, когда никто не понимает, чего от меня можно ждать в следующий момент: стулом я запущу или поцелую. Я очень долго для этого героя искал выражение глаз, потому что они и притягательные, и страшные. Я пробовал один цвет линз, другой. У него были особенные глаза, очень яркие, желто-зеленого цвета, как у змеи. В Париже я случайно попробовал черно-коричневые линзы, и они подошли. Я надел их и поехал в метро. Это был очень интересный опыт.
— Я не подозревал, что для создания образа на сцене актерам приходится подбирать линзы.
— Для роли Сталина мне нужна была мешковатая одежда, что-то такое бесформенное, лишенное конкретики, чтобы узнаваемым был только абрис. Я измучил художника по костюмам Нику Вылегжанинову, прежде чем мы случайно нашли пиджак на два-три размера больше моего и шарф, как на знаменитой фотографии (снимок батумского жандармского управления 1902 года. — «Эксперт»). Я не знаю, как это работает, но я играю в настоящих портянках, потому что он не носил носки. Благодаря армейскому опыту я их меняю за кулисами в темноте за одну секунду.
— На каком этапе работы над ролью этот персонаж стал получаться?
— В какой-то момент Валерий Владимирович сказал: «Вот это да. Вот это уже годится». Репетиции начинались в десять утра. К этому моменту я был уже в гриме и костюме. На каждой репетиции все должно было быть готово к тому, чтобы я начал с высокой ноты, чтобы сразу случился эмоциональный взрыв. Поэтому в восемь часов я уже был в театре, гримировался и проходил все мизансцены. Начиналась репетиция. Валерий Владимирович говорил: «Это правильный тон. Верное направление». И я почувствовал, что идет принятие.