Если нельзя, но очень хочется
В категорию «Личный архив» можно записать многое из содержимого петербургской квартиры Исаака Кушнира: и несколько десятков выпущенных им альбомов, посвящённых неформальному искусству Ленинграда; и прекрасное собрание картин художников-нонконформистов, такая квартирная газаневщина (так называют выставочную деятельность ленинградского андеграунда на площадках ДК им. Газа и ДК «Невский»); и потрясающая коллекция свистулек (более трёх тысяч экспонатов!) чуть ли не из всех стран мира. А остановимся мы всего-то на одном листке бумаги.
Речь пойдёт о подписанном в мае 2002 года распоряжении тогдашнего губернатора Санкт-Петербурга Владимира Яковлева установить памятник академику Сахарову. Что особенного, спросите вы. А я отвечу: вспомните, с какой натугой и внутренним сопротивлением наши власти, федеральные и региональные, выдавливали из себя какие-то слова по поводу 100-летия Андрея Дмитриевича.
Не нравился он им тогда, когда в одиночку противостоял, по словам Юрия Афанасьева, «агрессивно-послушному большинству», не нравится и сегодня, поскольку видят в Сахарове символ и пример сопротивления несправедливости.
История же появления памятника академику на петербургской площади, носящей его имя, весьма показательна: инициатива и настойчивость могут перешибить любые чиновничьи препоны.
Для начала обойдём памятник и на задней стороне прочтём выбитую надпись: «Дар городу скульптора Левона Лазарева и жителей Санкт-Петербурга Андрея Степаненко, Валерия Гаврилюка, Виктора Елисеева, Исаака Кушнира. 2003». Рассказывает Исаак Кушнир:
— Я был руководителем инициативной группы и перечислил на памятнике помимо скульптора трёх друзей, которые дали деньги на его изготовление. Но начиналось всё с другого. Во-первых, с самого Сахарова, который объяснил нам — и мне тоже! — что мы свободные люди, имеем права, можем говорить всё что хотим. И главное, он сам показал, как это делается. Перед людьми, изуродованными системой, выходит человек и вслух произносит то, что тебя всегда приводило в ужас запретного, и ты начинаешь дышать и понимать, как люди могут жить иначе.
Я никогда не делил Сахарова на учёного и правозащитника. Он в первую очередь — человек! Личность! Да, физически ограниченный, не богатырь, но, глядя на него, ты сам начинал ощущать себя человеком, спина становилась прямее, голова поднята…
И не я один так его воспринимал. На стыке 80-х и 90-х годов я встретился и подружился с гениальным скульптором Левоном Лазаревым. Я его в лицо называл гениальным и спрашивал: «А что сегодня ты делаешь гениального?» И вот в один прекрасный день из-под его рук вышла скульптура Сахарова. Полутораметровая. Не для памятника, для себя. Это было в середине 90-х. Портретное сходство было фантастическим. До мурашек! И пластика, и линия Сахарова, и его руки за спиной — то ли они связаны, то ли… Нет, не так, как на могиле Высоцкого — там руки скручены, как в смирительной рубашке. А здесь не было смирительной рубашки! И ещё полное ощущение лёгкости, воздушности этого человека — дунет ветер и… Но он держит удар! Он стоит! И никакие ветры его не переломят. Самое главное — лицо. Надежда и покой. Он никогда не был озлобленным. Сегодня смотришь на людей, которые выходят на трибуны, — у них глаза стеклянные, озверелые. А в Сахарове этого не было. Он излучал доброту, мудрость и покой.
Мы с Левоном сразу же придумали выставку, чтобы показать скульптуру. И в буклете впервые её опубликовали. Она всем понравилась — просто гвоздь программы! Потом скульптуру показали ещё на выставке на филфаке университета, то есть в помещении, выходившем прямо на площадь Сахарова, которая носила имя академика с 1996 года стараниями Лихачёва и Собчака. Назвали-то назвали, но главным сооружением на этой площади был огромный пивной павильон у входа в университет.
На кураже мы взяли и вынесли гипсовую фигуру на площадь, нашли какую-то тумбу и поставили на неё полутораметрового академика. Без всякого разрешения. Просто посмотреть, как Сахаров смотрится на площади Сахарова. И знаете, нам это понравилось. Безумно понравилось. Скульптура была гениальная, и все стали кричать: «Исаак, ты дол - жен поставить здесь памятник!» К этому времени я уже сделал в городе несколько авангардных проектов, не взяв у города ни копейки, без грантов, деньги давали мои друзья. И тогда я сказал себе: я буду не я, если я его не поставлю! По принципу: если нельзя, но очень хочется, то можно.