Огонёк

Культура|Персона

«В кино трудно быть свободным»

На 73-м Венецианском кинофестивале режиссер Андрей Кончаловский получил «Серебряного льва» за картину «Рай». «Огонек» побеседовал с победителем об эстетических и политических промахах современности

Обычно в таких случаях принято спрашивать, счастливы ли вы — все-таки высшая награда за режиссуру одного из главных кинофестивалей…

— …Знаете, что такое счастье?.. Сейчас я вам расскажу. Это когда я гуляю по набережной Джудекки, любуюсь венецианским закатом и знаю, что через два дня на кинофестивале покажут мой фильм. Это сравнимо с предвкушением ожидания свидания с красивой женщиной. Суть не столько в самом свидании, сколько в ожидании. Может быть, мы пойдем с ней ужинать или даже в номер. Но это все — другое. Счастье — именно в предвкушении. Понимаете?.. Конечно, награды получать приятно. Тем более в Италии, которая так повлияла на мою жизнь и творчество. Свою первую награду я получил здесь в 1962 году (за короткометражку «Мальчик и голубь».— «О»). Я был студентом, когда впервые приехал в Венецию. Молодым, свежим, прямо из Москвы. Вышел на станции «Санта-Лючия», а навстречу мне лодки, там люди сидят и поют. Я спрашиваю у проводника: «Почему поют? Праздник сегодня какой-нибудь?» В Москве тогда на улицах два раза в год пели, по случаю праздников. Мне ответили: «Нет, не праздник. Мы так живем». Вот так Италия изменила мой взгляд на мир.

— Большинство фильмов, которые сегодня снимают в России, не про сегодня, а про «вчера» — про прошлое, героическое или трагическое. Ваша картина — тоже. Почему, как вы считаете, большинство российских картин сегодня посвящены не современности, а прошлому?

— О прошлом везде много снимают, в Америке, например. Я снимаю картины на разные темы. Например, мой прошлый фильм был о почтальоне, который живет в наше время («Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына».— «О»). Не ищите смысла там, где его нет. Почему я в этот раз снял картину о прошлом? Потому что, если мы не будем заниматься прошлым, своей историей, мы не сможем понять настоящего или посмотреть в будущее. Правда, моя картина не отражает документальной реальности. Но сюжет основан на реальных фактах. В Париже во время Второй мировой жила русская эмиграция, аристократы, покинувшие страну в 1917 году. Среди них была Вики Оболенская, история которой мне как-то попалась на глаза. Когда нацисты вошли во Францию, Вики и ей подобные присоединились к движению Сопротивления. Они боролись с врагом, спасали еврейских детей. Большинство этих людей погибли. За свой подвиг они не получили никаких наград, посмертного признания. У меня возник замысел: показать, как русская аристократка, которая вела беспечную жизнь, бросает все, отказывается от всего — чтобы пожертвовать собой во имя других.

Юля (актриса Юлия Высоцкая, которая сыграла в фильме главную роль.— «О») сыграла не саму Вики Оболенскую — по сценарию ее героиню зовут Ольга и это собирательный образ. Для роли Юля сильно похудела, были сцены в концлагере. Но она не знала, что я еще решил побрить ее наголо. Это произошло уже во время съемок, я сказал: «Стригите». И в течение трех часов после этого она не могла выйти из трейлера. Таким образом, она пришла на съемочную площадку… морально подготовленной.

— Тема холокоста, Сопротивления — очень болезненная, трагическая. Об этом часто снимают фильмы, это превратилось в конвейер. Вам не кажется, что от частой эксплуатации трагических образов зрители устают и принимают это уже не так близко к сердцу... Это может вызывать даже обратный эффект — отторжение: люди не любят вспоминать «про ужасное».

«Меня интересует тема насилия над душой. Может быть, в последний раз этим полноценно занимался Достоевский. Духовное насилие я считаю более страшным, чем физическое»

— Да-да, я слышал это — «слишком много картин на эту тему, люди ругаются, не хотят больше смотреть…» Я тоже часто не хочу на это смотреть. Поэтому снял собственный фильм. Это — как про Шекспира. Постановок «Гамлета» много, а сколько среди них хороших? Про холокост снимают сегодня… банально. Покажут группу истощенных заключенных в полосатых робах… Они выглядят как отрывок из оперы Верди «Набукко». Я снимаю картину не потому, что тема сложна или редка, а именно потому, что все об этом говорят, но мне не нравится, как о ней говорят. Я не снимал картину о физических страданиях, в ней нет отрезанных голов и груд мертвых тел. Моя картина о самом главном — о человеческих отношениях. Меня интересует тема духовного насилия, насилия над душой. Это передать сложнее. Может быть, в последний раз этим полноценно занимался Достоевский. А духовное насилие я считаю даже более страшным, чем физическое. А еще меня интересует тип человека, который уверен, что он прав. Он настолько убежден в своей правоте, что во имя ее совершает зло и насилие. Будучи уверенным при этом, что творит благо. Это вечная тема, как и вечно в этом мире зло. Вспомните Джироламо Савонаролу или Жанну д’Арк. Они также оправдывали свои действия хорошими и благородными идеями: за нацию, за веру... Сегодня точно так же прикрываются борьбой за права человека, за демократию, за свободу. Хочется вспомнить: «Прости им, господи, ибо не ведают, что творят».