«Мечтаю о том, чтобы сесть в поезд и ехать, ехать...»
C 30 августа по 13 ноября 2022 года в новом пространстве московского Музея М.А. Булгакова проходит выставка «Мхатчики. Михаил Булгаков и Григорий Конский». Она основана личном архиве артиста МХАТа Григория Конского (1911–1972), сохраненном в семье его ученика Вячеслава Бровкина, а также на материалах из Музея МХАТа, рукописного отдела Пушкинского Дома, Музея М.А. Булгакова и частного собрания другого ученика Конского — актёра Станислава Садальского. Александр Рогинский рассказывает о дружеских отношениях писателя и актёра, а также впервые публикует отрывок из их переписки.
Григорий Конский, выпускник Театра-студии Юрия Завадского1, был зачислен в штат МХАТа в сентябре 1930 года — почти одновременно с Михаилом Булгаковым. Со временем они (несмотря на приличную — 20 лет — разницу в возрасте) подружились. Особенно сблизили их репетиции спектакля «Пиквикский клуб»: Булгаков, в течение, правда, одного только первого сезона, играл роль председателя суда, а Конский начинал с роли свирепого извозчика.
1. Юрий Александрович Завадский (1894–1977) — театральный режиссёр, педагог. Основатель и главный режиссёр собственной студии (1924–1936), среди учеников которой были Вера Марецкая, Ростистав Плятт, Павел Массальский. Главный режиссёр Театра Красной армии (1932–1935) и Театра Моссовета (1940–1977).
Конский играл и в спектаклях по пьесам Булгакова: «Мёртвые души» (премьера — 28 ноября 1932 года; сначала губернаторского слугу, позднее — прокурора и губернатора), «Дни Турбиных» (был введён в 1933-м на роль Урагана) и «Последние дни» (начинал с роли Кукольника, с 1950-х играл ещё и Салтыкова).
Григорий Конский никогда не входил в число ведущих артистов Художественного театра. Но дело тут, как мне представляется, вовсе не в скромности его таланта, а в поколенческо-временном «непопадании». Конский родился чуть позже знаменитого поколения актёров: Михаила Яншина, Николая Хмелёва, Бориса Добронравова, Марка Прудкина, Ивана Кудрявцева и других, — прославившихся в 1926 году благодаря спектаклю «Дни Турбиных». К моменту его прихода во МХАТ в 1930-м молодые актёры театра уже поделили между собой все основные роли, да и мхатовцы первого призыва — Василий Качалов, Иван Москвин, Леонид Леонидов, Николай Подгорный, Василий Лужский и другие — вовсе не собирались сдавать позиции. Но, помимо этого, актёрская манера Конского была несколько чужда стилистике МХАТа. Он не был актёром строго реалистической школы, его остро гротескная характерность очевидным образом выделялась и была ближе к вахтанговской школе (недаром он был учеником вахтанговца Юрия Завадского). Мастер иронии и острословия, Конский в совершенстве владел средствами сатирического изображения. Он мастерски выявлял индивидуальные особенности персонажа, подчёркивая, а то и утрируя его отдельные черты. Играя людей недалёких, а иногда и попросту глупых, Конский оставался актёром глубоко интеллигентным, мыслящим. Очевидно, в этом секрет его успеха в таких ролях, как Прокурор («Мёртвые души»), Базиль («Безумный день, или Женитьба Фигаро»), Дулебов («Таланты и поклонники»), Звездинцев («Плоды просвещения»).
Новое творческое дыхание Конский обрёл в 1940-е, когда начал работать преподавателем актёрского мастерства в ГИТИСе, в то же время не прекращая свою работу во МХАТе (в дневнике Елены Булгаковой сохранилась любопытная запись от 26 августа 1939 года: «Вечером позвонил и пришёл Гриша К. Хочет уходить из МХАТа, мы отсоветовали ему»). Преподавать Конский не прекращал до самой смерти: среди его учеников — Марк Захаров, Люсьена Овчинникова, Александр Демьяненко, Станислав Садальский, дикторы телевидения Нина Кондратова и Ангелина Вовк. Одним из первых его учеников стал будущий телережиссёр и сценарист Вячеслав Бровкин, продолжавший дружить со своим учителем вплоть до его смерти. В семье Бровкиных и сохраняется архив Григория Конского — фотографии, документы, письма, книги с автографами друзей Конского, предметы быта, живопись, графика. Находится в этом архиве и письмо Булгакова к Конскому, которое мы с любезного разрешения Владимира Бровкина публикуем.
Этот текст — о трёх предметах, представленных на выставке: это два ранее неизвестных автографа Михаила Булгакова, обращённые к Григорию Конскому, и один текст Конского — воспоминания о Булгакове, написанные во второй половине 1960-х.
«Знаменитому гипнотизёру…»
К моменту зачисления Григория Конского в актёрский штат МХАТа 39-летний Булгаков, также недавно официально трудоустроенный во МХАТе (на должности режиссёра-ассистента), уже пятый месяц трудился над спектаклем «Мёртвые души». 1930 год оказался переломным в его жизни. Предыдущий, 1929-й, воспринимался Булгаковым как «год катастрофы» — так он впервые обозначил его в повести «Тайному другу», писавшейся летом 1929-го и обращённой к новой возлюбленной и будущей жене Елене Сергеевне Шиловской. «Все мои пьесы запрещены к представлению в СССР, и беллетристической ни одной строки моей не напечатают. В 1929 году совершилось моё писательское уничтожение», — писал он в Париж брату Николаю 24 августа 1929-го. Но и начало 1930-го не предвещало ничего хорошего. Борясь со своим «писательским уничтожением», Булгаков 28 марта обратился с письмом к правительству СССР. Это было не первое обращение Булгакова в высшие советские инстанции (и далеко не последнее), но единственное вызвавшее прямую (и совершенно неожиданную для Булгакова) реакцию Сталина.
Звонок Булгакову стал для Сталина одним из первых опытов личного вмешательства в писательскую судьбу: решение отпустить из СССР гонимого Замятина, помета «сволочь» на полях журнала «Красная новь» с рассказом Платонова «Впрок» и тем более знаменитый звонок Пастернаку в дни первого ареста Мандельштама — всё это Сталину и русской литературе ещё предстояло. Разговор, состоявшийся 18 апреля 1930 года, на следующий день после похорон Владимира Маяковского, привёл к счастливому повороту в судьбе Булгакова. Он, после годичного перерыва в своих взаимоотношениях со МХАТом, был принят туда на работу режиссёром-ассистентом.
Впоследствии, в письме другу Павлу Попову от 7 мая 1932 года, Булгаков признавался:
1) «Мёртвые души» инсценировать нельзя. Примите это за аксиому от человека, который хорошо знает произведение. Мне сообщили, что существуют 160 инсценировок. Быть может, это и неточно, но во всяком случае играть «Мёртвые души» нельзя.
2) А как же я-то взялся за это?
Я не брался, Павел Сергеевич. Я ни за что не берусь уже давно, так как не распоряжаюсь ни одним моим шагом, а Судьба берёт меня за горло. Как только меня назначили в МХТ, я был введён в качестве режиссёра-ассистента в «М. Д.» (старший режиссёр Сахновский, Телешова и я). Одного взгляда моего в тетрадку с инсценировкой, написанной приглашённым инсценировщиком, достаточно было, чтобы у меня позеленело в глазах. Я понял, что на пороге ещё Театра попал в беду — назначили в несуществующую пьесу. Хорош дебют? Долго тут рассказывать нечего. После долгих мучений выяснилось то, что мне давно известно, а многим, к сожалению, неизвестно: для того, чтобы что-то играть, надо это что-то написать. Коротко говоря, писать пришлось мне».
В мае 1932-го, измученный двухлетней историей борьбы за свою инсценировку, Булгаков уже не верил, что «Мёртвые души» когда-нибудь выйдут на сцене МХАТа. В этом своём прогнозе он ошибся. «Мёртвым душам» суждено было не только выйти, но и стать самым «живучим» мхатовским спектаклем Булгакова: премьера состоялась 28 ноября 1932 года, а продержался спектакль без малого 50 лет, сыгран более 1000 раз и снят с репертуара только 26 мая 1981-го.
В изначальном списке исполнителей ролей, составленном Булгаковым 21 сентября 1930 года, фамилии Конского нет (впрочем, её и не могло там быть — это был самый первый день работы Конского во МХАТе), но в процессе подготовки спектакля роль свою Конский всё-таки получил, пусть и маленькую и почти бессловесную, — роль губернаторского слуги. Именно на репетициях «Мёртвых душ» произошло личное знакомство Конского со Станиславским, который на одной из репетиций обратился к молодому актёру:
— Как ваша фамилия?
— Конский, Константин Сергеевич.
— Этого не может быть! Таких фамилий не бывает!
Спустя восемь лет Конский «дослужился» до роли прокурора, а к концу своей жизни — в 1966-м — и до роли губернатора. В известном фильме Леонида Трауберга, представляющем собой экранизацию мхатовского спектакля и вышедшем на экраны в 1960-м, Конский как раз прокурор — и именно в этой своей роли он запомнился зрителям.
Надо заметить, что подобное кочевание из роли в роль было ему в принципе свойственно. В случае с «Мёртвыми душами» это можно объяснить взрослением актёра и его карьерным ростом. Но основная причина, как кажется, кроется в творческом характере Конского. Будучи в любимом театре, как правило, на вторых ролях, Конский с первого и до последнего дня работы во МХАТе был своеобразной палочкой-выручалочкой: когда кто-то из коллег, скажем, заболевал, всегда был рад помочь и в самые короткие сроки ввестись на роль. Делал он это всегда с лёгкостью и задором подлинного лицедея, и театр был ему за это очень признателен.
12 марта 1933-го, спустя год после возвращения на сцену МХАТа спектакля «Дни Турбиных», Конский был введён на роль Урагана. К сожалению, до нас не дошло фотографий Конского в этой роли или отзывов о его игре.
Поворотным в истории взаимоотношений Булгакова и Конского стал спектакль «Пиквикский клуб». Роман Диккенса, как раз в это время (в 1933 году) вышедший в издательстве Academia в новом переводе Александры Кривцовой и Евгения Ланна при участии и с комментарием Густава Шпета2, был инсценирован для МХАТа писательницей и драматургом, близким другом Булгакова Натальей Венкстерн. Работа над инсценировкой велась несколько лет, причём, согласно воспоминаниям второй жены Булгакова Любови Белозерской, активное участие в этой работе принял Михаил Булгаков: «Наташа приносила готовые куски, в которых она добросовестно старалась сохранить длинные диккенсовские периоды, а М. А. молниеносно переделывал их в короткие сценические диалоги. Было очень интересно наблюдать за этим колдовским превращением». Об истинности этих воспоминаний говорят сохранившиеся в архиве Булгакова выписки и наброски перевода отдельных реплик из «Записок Пиквикского клуба», а также издание романа на английском языке, испещрённое булгаковскими пометами.
2. Густав Густавович Шпет (1879–1937) — философ, теоретик искусства и переводчик, психолог. Преподавал у юной Анны Ахматовой. С 1921 года — действительный член Российской академии художественных наук, а с 1924 года — её вице-президент.
Булгаков, кроме того, выступил в «Пиквикском клубе» и как актёр. «М. А. говорил с Калужским о своём желании войти в актёрский цех. Просил дать роль судьи в «Пиквикском клубе» и гетмана в «Турбиных». Калужский относится положительно. Я в отчаянии, Булгаков — актёр», — записала у себя в дневнике Елена Булгакова 14 ноября 1933 года.
С ролью гетмана, по всей видимости, что-то не срослось, но вот роль председателя суда Булгаков получил. И справился с этой ролью (судя по отзывам современников) превосходно. Близкий друг Булгакова, театральный деятель и многолетний сотрудник МХАТа Виталий Виленкин вспоминал:
На одной из генеральных репетиций «Пиквикского клуба» К. С. Станиславский принимал первую самостоятельную режиссёрскую работу В. Я. Станицына. Мне повезло, я сидел совсем близко от Константина Сергеевича, слышал и потом записал кое-что из того, что он говорил шёпотом режиссёру.
Началась сцена «В суде». «Президент» суда, в тяжёлом седом парике, с багровым толстым носом и злющими глазками, расставив локти, приступил к допросу. Президент этот, как известно, почему-то яростно ненавидит всех животных и потому не выносит никаких метафор или сравнений из животного мира, а тут ими, как на грех, так и прыщет судейское красноречие. Знаменитая реплика: «Да бросьте вы зверей или я лишу вас слова!» — прозвучала с такой неподдельной яростью, что захохотал весь зал, а громче всех Станиславский. «Кто это?» — быстро прошептал он Станицыну, не узнавая актёра. — «Булгаков». — «Какой Булгаков?» — «Да наш, наш Булгаков, писатель, автор «Турбиных». — «Не может быть». — «Да Булгаков же, Константин Сергеевич, ей-богу!» — «Но ведь он же талантливый…» И опять захохотал на что-то, громко и заразительно, как умел хохотать на спектакле только Станиславский.
Григорий Конский начинал в «Пиквикском клубе» с роли свирепого извозчика, впоследствии получил роль Джингля, ещё позднее — Перкера. Премьера спектакля состоялась 1 декабря 1934 года — в знаменательный и поворотный для истории Советской России день: прямо во время спектакля стало известно об убийстве в Ленинграде члена политбюро и первого секретаря Ленинградского обкома ВКП(б) Сергея Кирова (кстати говоря, заядлого театрала, за два дня до своей гибели, 28 ноября, присутствовавшего — в компании Сталина и Жданова — на спектакле «Дни Турбиных»).
Второго декабря Елена Булгакова записала у себя в дневнике: «Второй спектакль «Пиквика». После спектакля у нас Лямин и Конский, молодой актёр, он гримируется в одной уборной с М. А.» Как раз в это время Конский становится постоянным гостем в квартире Булгаковых на улице Фурманова (ныне и исторически — Нащокинский переулок) и одним из первых слушателей «романа о дьяволе» (название «Мастер и Маргарита»