Подвижное в подвижном
Григорий Ревзин о Сирано де Бержераке и о том, как Вселенной достичь гармонии
Сирано де Бержерак (1619–1655) прославился как герой романтической пьесы Эдмонда Ростана, написанной в 1897 году, через 240 лет после его смерти. Реальное лицо было заслонено литературным героем, взявшим от прототипа только бретерство и большой нос. Творчество де Бержерака — поэтические памфлеты сначала против кардинала Мазарини (1649), а потом за, против лидеров Фронды (1651, Мазарини славился умением перекупать критиков), трагедия «Смерть Агриппины» (1653) и комедия «Проученный педант» (1654) — также не имеет отношения к той романтической фабуле и лирике, которой его прославил Ростан. Его главное произведение — «Иной свет, или Государства и империи Луны» (опубликовано после смерти, в 1657) — и неоконченное продолжение «Иной свет, или Государства и империи Солнца» (опубликовано в 1662) вообще не имеют отношения к поэзии.
Этот текст — часть проекта «Оправдание утопии», в котором Григорий Ревзин рассказывает о том, какие утопические поселения придумывали люди на протяжении истории и что из этого получалось.
Сирано считают продолжателем Рабле и предшественником Жюля Верна. Если мысленно соединить одно с другим, получится нечто химерическое, и это у него и вышло. За неимением лучшего назовем это философским романом в момент становления жанра.
Герой посредством сложных механизмов — сначала баночек с росой, которая, как известно, появляется на рассвете, а после исчезает, то есть имеет тенденцию притягиваться к Солнцу, потом петард (уложенных рядами как ступени ракеты) и, наконец, жира из бычьих костей, которым он натирается, чтобы вылечить последствия травм от предыдущих экспериментов — а жир этот, как известно, имеет предрасположенность притягиваться к Луне,— прилетает на Луну. Падает в Рай, прямо на Древо познания, которое там растет. Ест яблоко, но ему попадается с толстой кожицей, так что он ничего не познает. Беседует с пророком Илией, который объясняет ему, как тяжело пришлось лететь на Луну с помощью металлических баллонов с горячим дымом, поскольку лестница Иакова еще не была изобретена. Некоторое время ходит по раю (описания природы пленительны), но быстро изгоняется оттуда за малосущественное богохульство. Тут его подбирает демон Сократа и доставляет в город лунян. Луняне ходят на четвереньках, а на двух ногах считают приличным ходить только обезьянам. Его опознают как обезьяну и отправляют жить в клетку. Там он ведет философские беседы с другим землянином, Доминго Гонсалесом (героем романа Фрэнсиса Гудвина «Человек на Луне, или Рассказ о путешествии, туда совершенном», написанного в 1639-м). Демон Сократа его вызволяет, отправляет жить к молодому вельможе-философу, опять же следует серия философских бесед. Вельможа оказывается Сатаной и утаскивает его в ад с лунной точки зрения — то есть обратно на Землю. Здесь приходиться спасаться от собак, которые сбегаются отовсюду, поскольку имеют тенденцию выть на луну, ему с трудом удается продержаться, пока лунный дух не выветрится. Некоторые определяют жанр всего этого как бурлеск — и так, наверное, и надо.
«Америка, этот обширный материк, представляет из себя половину всей суши, однако он долго не был открыт нашими путешественниками, хотя они тысячу раз переплывали через океан, и неудивительно, ибо его еще не существовало, точно так же, как не существовало многих островов, полуостровов и гор, которые появились на нашем земном шаре, когда Солнце, очищая себя от ржавчины, отбросило ее далеко от себя; сгустившись в тяжелые, плотные клубки, она была притянута к центру нашего мира, может быть, постепенно мелкими частями, а может быть, сразу целой массой»
Хотя Сирано читал и Томаса Мора, и Кампанеллу (последний даже появляется на Солнце в республике философов), вопросы собственности, равенства, воспитания и коммунизма его не интересуют. Тот фрагмент его текста, который относится именно к утопии, можно было бы считать утопией архитектурной. Он не был архитектором, но его видение оказалось настолько экстравагантным, что опередило авангардные поиски архитектурного образа утопии вплоть до сегодняшнего дня. Стоит привести его целиком.
«Среди наших городов, дорогой чужестранец, есть оседлые и передвижные: передвижные, как, например, тот, в котором мы теперь живем, построены так. Архитектор строит каждый дворец, как вы это видите, из очень легкого дерева; под дворцом он размещает четыре колеса; в толщу самой стены он помещает десять больших раздувальных мехов, трубы которых проходят по горизонтальной линии сквозь верхний этаж от одного щипца до другого, так что, когда приходится перевозить на другое место города, которые пользуются переменой воздуха всякий сезон, каждый домохозяин развешивает перед мехами с одной стороны своего дома множество больших парусов, затем заводится пружина, которая заставляет меха выдувать воздух, и с такой силой, что в несколько дней дома уносятся далее чем на сто миль. Что касается архитектуры тех городов, которые мы называем оседлыми, то их дома похожи на то, что вы называете башнями, с той только разницей, что они построены из дерева и что посередине, от погреба до самой крыши, сквозь них проходит большой винт для того, чтобы можно было их по желанию повышать и понижать. Земля же под зданием вырыта настолько же глубоко, насколько здание возвышается над землею, и все оно построено так, чтобы дома могли быть ввинчены в землю, как только мороз начинает студить воздух; при помощи огромных кож, которыми они покрывают как самый дом, так и вырытую яму, они защищают себя от сурового