Важная книга: «Кажется Эстер» Кати Петровской
Каждую неделю в России выходит множество книг, а «Полка» пишет о тех, которые считает самыми важными. На этой неделе мы рассказываем о «Кажется Эстер» Кати Петровской — переведённом с немецкого автофикшн-романе, в котором Петровская восстанавливает историю своей семьи и рассказывает о Холокосте, о войне, об избавлении от немоты и о памяти, которая не исчезает много десятилетий.
В 2013 году Катя Петровская, русская журналистка с украинским паспортом и диссертацией по Ходасевичу, подала на конкурс премии Ингеборг Бахман (главной немецкоязычной писательницы XX века) маленькое эссе, отрывок будущей книги. Это был рассказ о прабабушке писательницы, — кажется, говорил отец, её звали Эстер, — которая в августе 1941 года осталась в Киеве, не уехала в эвакуацию. Когда немцы потребовали, чтобы все евреи явились к Бабьему Яру, Эстер вышла и пошла навстречу собственной смерти. Рассказ победил в конкурсе, а в 2014 году «Кажется Эстер» вышла в издательстве Suhrkamp, где издаётся вся классика немецкой литературы, и стала одной из самых успешных немецкоязычных книг этого десятилетия.
Сегодня роман «Кажется Эстер» переведён на 20 языков, завоевал несколько премий и получил исключительно хвалебные отзывы рецензентов всего мира, от немецких газет до обычно ехидной The Guardian, которая в случае Петровской захлёбывалась эпитетами: «замечательная книга», «у неё богатый слог, а сценки, которые она разыгрывает, завораживают». Язык Петровской, по мнению рецензентов, позволяет ей увидеть в невыносимой истории прошлого века не только ужас, но и красоту, и чудо. В интервью «Кольте» Петровская рассказывала, что не рассчитывала на такой успех: «вдруг вместо зала для камерной музыки ты оказываешься на стадионе». Возможно, именно камерность этого романа производит такой убедительный эффект на читателя: это искренняя попытка обратить Историю, Освенцим, Бабий Яр в комментарий к семейному фотоальбому одного еврейского рода.
Вот прадед Озиель Кржевин. Его считали чудотворцем, хотя он был всего лишь учителем. Он унаследовал от отца маленький пансионат для глухонемых детей и в 1915 году перевёз его из Варшавы в Киев. Вот двоюродный дедушка Иуда Штерн: он в 1932 году стрелял в германского посла. Вот дед Василий: он пропал во время войны и вернулся через сорок лет. Вот бабушка Роза, которая все эти сорок лет хранила его кожаное пальто и в войну заведовала домом сирот для детей-блокадников. Вот мама, преподавательница истории, и папа, родившийся раньше срока во время обыска. Живых участников этого семейства можно пересчитать по пальцам — сама книга вырастает из необходимости помнить и одновременно дописывать эту семейную историю. «В семи поколениях, говорила моя мать, двести лет мы обучали глухонемых детей говорить», — пишет Петровская. Её книга в первую очередь это опыт борьбы с немотой.