«Тревога не в уме, а в теле»
Телесная медитация и немного шаманства от Рассела Кеннеди
Телесная терапия тревоги от американского нейробиолога Рассела Кеннеди — одна из тех странных идей, которые при ближайшем рассмотрении могут оказаться не такими безумными, как кажется на первый взгляд. Ее принципы он подробно изложил в своей книге Anxiety Rx, многочисленных интервью и недавнем выпуске подкаста Modern Wisdom.
«Я не утверждаю, что традиционная психотерапия вообще не работает против тревоги», — говорит Рассел Кеннеди. Как нейробиолог и практикующий терапевт он знает, что «лекарства и разговорная терапия действительно помогают справляться с тревожными состояниями». Но как человек, более 30 лет страдавший тревожным расстройством с паническими атаками и испытавший на себе несколько разных модификаций когнитивно-поведенческой терапии (КПТ), он уверен, что это не устраняет источник проблемы. Психотерапия, объясняет он, направлена прежде всего на работу с тревожными мыслями. А мысли при тревоге — вторичны. «Тревога — как физическая боль. Она не в уме, а в теле».
На первый взгляд эта идея может показаться как минимум экстравагантной. Особенно если учесть, что Рассел, как он любит повторять, окончательно «дозрел» до нее благодаря экспериментам с ЛСД. Но чисто нейрофизиологически тревога действительно рождается в теле. Точнее в миндалевидном теле — этот парный отдел мозга, расположенный в височных долях полушарий, постоянно мониторит внешние раздражители, сопоставляя сигналы от органов чувств с опытом, хранящимся в памяти. Сам мониторинг, как и определение опасного сигнала происходит на бессознательном уровне. Мы не думаем, что нам нужно встревожиться при виде темного силуэта на ночной улице. Сигнал тревоги автоматически летит в промежуточный мозг, где гипоталамус запускает каскад биохимических реакций, которые мы ощущаем как холод в руках, сжатие в груди и пульсацию в висках. И только тут, опомнившись (иногда с запозданием в несколько секунд), подключается сознание. И не просто подключается, а убеждает нас, что пальцы сжались и сердце заколотилось по его воле. «Примерно то же самое мы проделываем в психологии и психотерапии», говорит Рассел.
«Мы берем два разных процесса — тревожные мысли, которые генерирует сознание, и сигналы тревоги, исходящие от тела, — и сводим их к одному диагнозу: тревожность», объясняет он. На самом же деле тревожные мысли — это лишь реакция на физический сигнал тревоги, который пугает сознание. Когда мозг ощущает угрозу, он, как машина по производству смысла, обязан ее объяснить. Считывая напряжение в теле, он лихорадочно ищет вокруг признаки угрозы и, не обнаружив их, конструирует правдоподобную историю о причинах беспокойства. Рассел приводит такой пример. Вы готовитесь к публичному выступлению и ощущаете слабость в ногах. Возможно, это напоминание о том, как в детстве вас ставили на хлипкий стул читать вслух стихи перед гостями, и вы боялись упасть. Но сознание переносит угрозу из прошлого в будущее: я беспокоюсь, потому что могу сбиться и опозориться. В воображении мгновенно вырисовывается эта картина. Незначительное телесное ощущение, многократно усиливаясь, перерастает в парализующую тревогу.
Парадокс в том, что тревога, несмотря на все издержки, приносит психологическую выгоду. Во-первых, тревожные мысли, какими бы далеким от реальности они ни были, помогают победить страх неопределенности, подменяя смутное физическое ощущение конкретной угрозой. А предсказуемость — тот фактор, который известный специалист по стрессу Роберт Сапольски называет одним из столпов психологической защиты. Если вы знаете о предстоящих неприятностях, у вас появляется чувство контроля. Во-вторых, мы воспринимаем саму тревогу как своего рода «работу», которая помогает предотвратить худшее. «Рационально мы понимаем, что тревога не меняет реальность, но по логике иррационального мышления каждый раз, когда наши опасения не сбываются, нам кажется, что именно она помогла избежать опасности», объясняет Рассел. Поэтому со временем мозг начинает вознаграждать нас за «полезное» беспокойство порциями дофамина. Так, по