В 2014-м году, когда вся Европа пыталась на киноэкранах, в телевизоре, на театральной сцене и посредством видеоигр (причем последние преуспели больше всех: взять, например, арт-игру Valiant Hearts) осмыслить уроки Первой мировой войны, российские фильмы остались стоять в стороне. «Батальон» вышел в 2015-ом году и опоздал к параду союзников, так что страну на воображаемом версальском конгрессе представляли лишь «Елки 2014» – трогательные и полные любви, но совершенно искусственные, хоть и с настоящим дружелюбным медведем. Теперь на дворе октябрь-2017, и ни в кино, ни на телевидении нет никаких заметных высказываний о столетии совсем других событий. За всех вынуждена отдуваться «Матильда» – трогательная и полная любви, но совершенно искусственная, хоть и с настоящим дружелюбным медведем. Впрочем, медведь в ней, как выяснится в наиболее саморазоблачающий момент фильма, поддельный.

И видно, что «Матильда» к этой роли не готова – точно так же, как ее герой не готов к тому, чтобы править беспокойной Россией, а не жить тихой и счастливой частной жизнью. На ленту Алексея Учителя задолго до премьеры обрушилось слишком много испытаний, чтобы на выступление этой балерины можно было смотреть, не думая о ее скандальной биографии. Хорошо это или плохо? Поначалу казалось, что все, что не убивает «Матильду», делает ее сильнее. Безумства политиков и активистов разогревали (увы, вплоть до возгорания) интерес широкой публики к авторскому кино. В заклинание «Главный фильм года» начали верить даже те, кто уже посмотрел «Аритмию» и «Нелюбовь». А необходимость солидаризироваться перед лицом куда более серьезной проблемы, чем просто плохое кино, определенно прибавляла режиссеру Учителю союзников: «Если Евтушенко против, то я – за».

Но после показа фильма кажется, что бремя ответственности, возложенное на него оппонентами, все же раздавило хрупкую «Матильду». Потому что хотелось чуда и доказательства средствами искусства нескольких очень важных вещей. А чуда не произошло.

Одна из таких вещей – право художника на очеловечивание обожествленного, даже если оно подразумевает иронию по отношению к небожителям. Больше всего в этом преуспел кинематограф Британии – страны, которая, говорят, сумела сохранить монархию и традиции без революционных жертв. В грядущем фильме «Виктория и Абдул» грозная королева капризничает оттого, что ей не могут доставить свежий манго, зевает, слушая отчеты о голоде и восстаниях, храпит во время званого ужина и строит глазки юному индусу – и это нормальная роль для Дамы Джуди Денч. А другая премьера минувшего фестиваля в Торонто, «Самый темный час» Джо Райта, показывает Уинстона Черчилля отчаянно пьющим старикашкой в ночнушке, но именно из-за этого снижения образа зритель верит пафосной сцене, в которой премьер-министр спускается в метро посоветоваться с народом. Поэтому и истории о «тайнах дома Романовых» могут быть полезны – при условии, что они очеловечивают, а не опошляют.