Россия и мир | Перспектива
Извлекаемые запасы проблем
Нефтегазовая опора российской энергетики отнюдь не так надежна, как мы думаем
Горизонт развития энергетики — ключевой элемент в оценке перспектив будущего развития любой страны. Нашей особенно. Без выручки от экспорта энергоресурсов никакой бюджет не скроить, и в структуре государственных доходов именно эта статья критически важна. Но она же одновременно и критически уязвима, если иметь в виду болевые точки отрасли и прежде всего ее нефтегазовой составляющей. Говорить об этом у нас как-то не принято, но говорить надо, иначе время будет упущено безвозвратно.
Предвижу вопрос: с чего вдруг такой драматизм? А вот с чего: по планам российского правительства наша нефтегазовая энергетика достигнет пиковых показателей в 2035 году, в то время как ведущие индустриальные державы, по прогнозам, как раз к этой дате диверсифицируют источники получения своего углеводородного сырья и перейдут на альтернативные источники энергии.
Готовы ли мы встретить этот вызов — вопрос, увы, риторический. И чтобы понять это в полной мере, достаточно пройтись по нашему нефтегазовому «рейтингу боли».
Догнать не можем
Главная проблема российской энергетики — технологическое отставание. Мы просто не можем обеспечивать сами себя необходимым современным оборудованием. До 2014 года эта проблема не ощущалась — внешние рынки были открыты и рады российским заказам. Но когда против нашей нефтегазовой отрасли были введены санкции, не то что колокольчик прозвенел, а грянул набат: сегодня зарубежное оборудование в отрасли занимает до 80 процентов. Например, оборудование для бурения скважин и управления добычей поставляла транснациональная корпорация «Шлюмберже». Она даже строила у нас свои сборочные предприятия, которые выпускали, например, погружные насосы. Но сборка есть сборка, а собственной полной технологической цепочки у нас как не было, так и нет. И просто нереально ее в ударные сроки своими силами наладить. Мы сами, к примеру, умеем делать задвижки для нефтепроводов, но, увы, они не выдерживают высокого давления и служат намного меньше, чем зарубежные аналоги. А после того, как санкции ударили по нашей нефтегазовой отрасли, поставки оборудования из развитых стран закрыты. Теперь закупаем оборудование, собранное в Китае, в том числе и для производства СПГ. Словом, производить свое — это замечательный лозунг. Вот только реализовать его пока не удается.
Неглубокая добыча
Еще одна нерешаемая задачка для отрасли — увеличение коэффициента извлечения нефти (КИН) из месторождений. За рубежом этот показатель превышает 55 процентов. В России он составлял 33 процента, а в прошлом году снизился до 20 — об этом говорил министр энергетики Александр Новак. Известно, что в добыче нефти есть три этапа. На первом используется природная энергия месторождения (пластовое давление). В таком режиме объем нефтеотдачи варьируется от 5 до 20 процентов. На втором этапе для поддержания пластового давления в скважину закачивается вода, это повышает нефтеотдачу от 20 до 60 процентов. На третьем, когда месторождение достигает высокой степени обводненности и истощенности, применяются высокотехнологичные методы увеличения нефтеотдачи. Именно они повышают уровень нефтеотдачи пласта до 75–85 процентов. Так вот, в России добыча идет в основном на двух первых этапах, причем с опорой на второй, то есть растет обводненность пластов — у нас она превышает 85 процентов. Это означает, что из тонны выкачанной массы более 850 кг — просто вода. Мы, по сути, снимаем сливки со «сладких» месторождений, оставляя под землей черное золото, потому что просто не можем его достать. Для этого нет ни своих специалистов, ни современных реагентов. Есть чужие, но в результате себестоимость дополнительно добываемой нефти за счет методов увеличения нефтеотдачи у нас на 20–40 долларов за баррель выше по сравнению с другими странами. Поэтому нам проще и дешевле разрабатывать новые месторождения, чем работать на все еще богатых сырьем имеющихся.