Владимир Леви: «Нет ни одной рекомендации, которая кому-нибудь бы да не помогла»
Книги, которые делают умных умнее
Первая книга врача-психотерапевта Владимира Леви «Охота за мыслью: записки-психиатра» вышла в 1967 году. За ней последовали «Я и мы» (1969), «Искусство быть собой: индивидуальная психотехника» (1973), «Искусство быть другим» (1980), «Разговор в письмах» (1982), «Нестандартный ребенок» (1983). Они многократно переиздавались, как в СССР, так и в других странах. В общей сложности на сегодняшний день Леви написал почти три десятка книг, в которых он рассматривает различные аспекты личностной психологии, психологии искусства, педагогической психологии, которые оказали влияние на колоссальное количество людей. «Эксперт» поговорил с писателем о том, какую позицию должен занимать автор книги в жанре популярной психологии по отношению к читателю и на что может рассчитывать читатель, обращаясь к литературе, написанной в этом жанре.
«Нестандартный ребенок». Я поняла: это про меня. Я несколько раз ее перечитала. Через месяц пришлось сдать ее в библиотеку. Сдала. Стало грустно. не могу описать этого чувства. И тогда я совершила такой поступок в своей жизни, за который мне и сейчас стыдно. Я пришла в библиотеку и украла ее. Совесть сильно меня мучала. Но мысль о том, что «Нестандартный ребенок» всегда будет со мной, сильно утешала меня. Из письма читательницы Ю.Ш. (2020)
— Рекомендации, которые вы даете в своих книгах, рассчитаны едва ли не на все случаи жизни. Приходилось ли вам их пересматривать в зависимости от опыта, который вы приобретали с течением времени?
— Два уточнения. Первое: «все случаи жизни», мягко говоря, сильное преувеличение. Сферы компетенции врача и психолога — здоровье, телесное и душевное, практическая психология общения, человеческих отношений и отношений с собой. Сферы эти касаются очень многого, важны почти для всего в жизни. Но жизнь состоит из отдельных случаев, для каждого из которых истина конкретна, истина в оттенке. Претендовать объять эти случаи — безумие.
Второе: за редкими исключениями рекомендаций в книгах я не даю. Книжный текст, даже когда цитируешь в нем какое-нибудь свое лично обращенное врачебное письмо, адресован широкой аудитории людей, тебе неизвестных и самых разных. Что хорошо, даже, может быть, спасительно для одного или даже для тысячи, для кого-то единственного может быть плохо или даже губительно. С большой аудиторией можно делиться опытом, приглашать испробовать тот или иной путь решения проблем, те или иные принципы, подходы. Где-то и пошагово объяснить, что и как делать, если беретесь испробовать то или сё. Но не более. На индивидуальных приемах, когда полагаешь, что уже достаточно понял, кто перед тобой, какая проблема, какие особенности и сопутствующие обстоятельства — да, рекомендации, советы, рецепты, инструкции давать можно и иногда безотлагательно нужно — лучше мягко, но в каких-то случаях приходится и категорично, императивно. Строго индивидуально.
В книгах я то и дело напоминаю читателям, что слова «пожелание», «приглашение» предпочитаю словам «рекомендация», «рецепт», «совет», «инструкция», или «руководство». Рецепт, совет, рекомендация — это делай так, а не иначе. По умолчанию психологическая позиция сверху: я спец, я эксперт, я опытнее, я квалифицированнее, я умнее. Я знаю, что тебе надо, а чего не надо. Я лучше тебя знаю, что для тебя лучше. Сообщение, содержащее недоверие умственным силам адресата и ограничивающее свободу его выбора, собственного мышления и собственных решений.
А пожелание или приглашение — сообщение, выражающее доверие уму адресата. Оставляет ему свободу сомнения, размышления и собственного решения — внутреннюю свободу. Не все, правда, хотят такой свободы, но обращаюсь я к тем, кто ее хочет.
А насчет пересмотра с течением времени и прибавкой опыта… ну конечно. Постоянный процесс, обратная связь от жизни.
— Вы отказываетесь быть «сверху» в диалоге с читателем, но все остальные авторы предпочитают именно эту позицию. Трудно представить современную книгу по саморазвитию без рекомендаций, а иногда и целого плана действий, и, судя по спросу на эту литературу, их наличие попадает и в читательские ожидания. В чем тогда проблема? Тем более если рекомендации и в самом деле работают?
— Не все авторы, включая и авторов книг, условно относимых к книгам по саморазвитию, предпочитают позицию сверху. Это зависит от характера пишущего: насколько авторитарен, самоуверен, категоричен, агрессивен и прочая. От меры интеллигентности, то есть эмоциональной культуры. И от того, в итоге, какому читателю автор адресует свою книгу, какому сегменту потенциальной читательской аудитории.
Двух моих любимейших авторов, очень разных, Януша Корчака и Ирвинга Ялома, в авторитарности не уличишь. Хотя оба очень страстны, пассионарны, это душевно открытые собеседники, обращающиеся к читателю как к равному по интеллекту, с доверием, как к понимающему другу, с разницей только в опыте. Обоим свойственна самоирония, оба позволяют себе открыто сомневаться в себе, рассказывать о своих поисках, ошибках и заблуждениях. Хотя у обоих есть и категоричные суждения, и проповеднической силы призывы к собеседнику поступать так и не поступать эдак. Иногда даже и пошаговые прописи, но каким тоном данные, в каком контексте, с какой душевной приправой — вот что важно! Никакого «сверху», и ничего общего с поваренной книгой жизни. Оба не просто спецы-советчики, а писатели, художники слова, и доходчивость, силу воздействия их книгам, помогающую и развивающую силу придают именно художественность и душевность.
Что до саморазвития, то это ведь как понимать. Одни авторы кладут тебе в рот готовых к употреблению рыбок, да еще и пожуют их предварительно, чтобы легче глоталось, а у других можно научиться делать удочки и ловить, причем цели такой в отношении вас они не объявляют, но имеющий глаза да увидит, имеющий мозги да поймет.
Да, немалый сегмент читательской аудитории ищет в книгах готовую рецептуру для всех проблем, советы на все случаи жизни, бесконечные что и как делать, бесконечные рекомендации и рекомендации, как выполнять рекомендации. Да, ищет конкретную личную пользу, и ничего больше. Пушкин по сему поводу негодовал, но ничего с этой ненасытимой потребностью поделать не мог.
Мое многолетнее общение с читателями, и далеко не только моими (на прием часто приходят люди, не читавшие ни одной из моих книг), показывает, что:
а) ни одна рекомендация по части самопомощи и саморазвития, даже самая здравая, квалифицированная и внятная, не работает стопроцентно, и процент ее работоспособности невычислим, ибо люди очень различны, а качественно и количественно достоверной обратной связи от выполнения или невыполнения своих рекомендаций ни один автор получить не может;
б) нет ни одной рекомендации, даже самой дурацкой, нелепой, которая кому-нибудь бы да не помогла — например, три раза в день швырять ботинками в потолок с возгласом «А пошло оно!..» — великолепно снимает стресс и навязчивости. Знаю трех человек, которым эта оксюморонская рекомендация нешуточно помогла. Потому что они ей поверили. Потому что необычно и круто. Потому что люди внушаемы. Но внушаемы по-разному, каждый по-своему, в своем направлении, со своими нюансами.
Вот в этом и проблема, утешительно сформулированная Лихтенбергом еще в восемнадцатом веке, цитата: «Книга оказала воздействие, обычное для хороших книг: умные стали умней, глупые — глупей, а тысячи прочих ни в чем не изменились». Я для себя давно решил, что если, прочитав мою книгу, хоть один умный вдруг станет еще хоть чуть-чуть умнее, то задача книги выполнена. А если еще и на капельку счастливее — это уже премия.
— Если вернуться в шестидесятые, в тот год, когда вышла ваша первая книга «Охота за мыслью: заметки психиатра». Как возник ее замысел и как складывалась ее судьба?
— Судьба «Охоты за мыслью» складывалась забавно. Начать с того, что первая ее рукопись была написана сплошь стихами. Вот не нашел автор лучшей формы для повествования о тайниках мозга, сокровищах психики и чудесах психиатрии вкупе с первоосновами аутотренинга, кроме как эпико-поэтической. «Володя, стихи ваши интересные, но это не пойдет, — глядя на меня устало-понимающим взглядом видавшего виды психиатра, сказала Елена Антонюк, редактор научно-популярной серии “Эврика” издательства “Молодая гвардия”. — Нас с вами не поймут. И вообще это не для нас, это для редакции поэзии. Но и туда не советую с этим… Положите это к себе в ящик как память о первой попытке первой книги. Не огорчайтесь, многим авторам, даже уже не начинающим, нам приходится возвращать рукописи на кардинальную переработку, и не по одному разу. Возьмите паузу и перепишите книгу нормальной человеческой прозой. Вы сможете, перо у вас легкое». До того я успел стать автором нескольких популярных статей в тогдашних журналах «Юность» и «Знание — сила», откуда и был рекомендован в «Эврику». Эпическую психопоэму в ящик не положил, сжег на костре. Решил больше никогда ничего не писать. Но передумал и с отвращением накропал все то же самое сухой, вымученной прозой. Очень нужны были деньги. Читая авторскую корректуру, с трудом сдерживал тошноту, но решился все-таки вытерпеть этот позор. Ну первый блин комом, ну дальше реабилитируемся как-нибудь… В утро выхода книги не знал, что проснулся знаменитым. И долго потом недоумевал, почему и за что. Книжка слабая, вялая, нудноватая, с кучей литературных огрехов. С какой стати читатели ее вдруг начали хватать и хвалить, а вскоре повалили и переводы на иностранные языки? Сперва два пиратских — на итальянский и азербайджанский, потом на финский, давший возможность купить первый в жизни приличный костюм, потом на немецкий и так далее. А ровно через сорок лет один сирийский доктор по собственной инициативе перевел «Охоту за мыслью» на арабский язык. Понял со временем, что книга эта обязана была своим успехом в основном эффекту рака на безрыбье. Но почему она оказалась довольно долгоиграющей, не ведаю до сих пор.
— Критерии психической нормы, человек может понять, что какая-то часть его проблем заключается в нем самом, а не во внешних обстоятельствах?
— Да, довольно многие в той или иной степени понимают, что некая часть их проблем, поменьше или побольше, исходит из них самих, изнутри, а не извне, или, войдя когда-то извне, стала проблемой внутренней. Не берусь определить процент людей, так себя понимающих, по отношению к общей массе, но, как вы сами заметили, он достаточен, чтобы книги по психологической самопомощи пользовались спросом, как и интернет-материалы по этой теме. Что же до критериев психической нормы, то это вопрос на многие и многие книги. Общий ответ один: абсолютных критериев психонормы нет. Критерии эти конвенциональны (условны), зависят от времени, места, культуры и конкретной человеческой среды, в которой человек обитает. Они различны, например, между атеистами и верующими людьми. Атеист скажет: это психоз, умопомешательство. Верующий: это бесоодержимость, дьявольское наваждение. Врач назначит психотропные препараты, батюшка — бесоизгнание. Различны границы нормы и патологии даже для психиатров, придерживающихся разных научно-медицинских концепций.
Трудно обозначить эти границы, жизнь их не ведает и не признаёт. Грубая психопатология, делающая человека социально неадекватным, видна, что называется, и невооруженным глазом. Но такого не так уж много, а больше всего колеблющихся, переходных состояний между тем, что считается большинством людей нормой, и тем, что вероятнее может быть сочтено чем-то болезненным. Относительность понятия психической нормы замечательно выразил Лев Толстой. После посещения моей alma mater — кафедральной психиатрической клиники Московского университета, с которой соседствовала его усадьба (и поныне соседствует), Лев Николаевич записал в своем дневнике: «Психолечебница — место, где больные общераспространенными формами сумасшествия держат больных более редкими формами». Припечатал на века, лучше не скажешь.
— Если не оценивать других, а посмотреть на самого себя, то как в этом случае осознать степень собственной нормальности? Нормально ли быть всегда удовлетворенным своим социальным положением или нормально всегда стремиться к социальному успеху? Является ли неуспех поводом для упреков самого себя в недостатке самодисциплины, социальной активности, креативности, образования?
— Глаз может видеть все, кроме себя. А себя только через зеркало. Хотим того или нет, осознанно или неосознанно, мы смотрим на себя глазами «внутренних других», начиная с родителей, из этого и строится фундамент самосознания и самооценки. И «степень собственной нормальности» оценивается внедренными в нас оценочными мерками «внутренних других», в разных лицах, от родителей и сверстников до психиатров или еще кого-то, через посредство книг или, ныне, социальных сетей. Памятуя, что нормы всегда только относительны, всегда через других, и самых разных, не стоит углубляться в оценивание своей нормальности. Дать себе право жить, быть собой и развиваться в самостоятельно выбранном направлении, вот и все. Быть удовлетворенным своим социальным положением или нет, стремиться к успеху или не стремиться — это не вопрос нормальности или ненормальности, а вопрос жизненной позиции и характера, вопрос выбора тех или иных ценностей, приоритетов.
Упрекать себя или кого-то еще, мужа, например, папу или маму, за низкие доходы, по-моему, по меньшей мере глупо.
— Как меняют психику современного человека социальные сети и расширение его коммуникативных возможностей? Это плюс для человечества или минус?
— Является ли книгопечатание, открытие электричества, изобретение автомобиля, ядерная энергетика, космические полеты, кино, телевидение плюсом для человечества или минусом? Понятно: и тем и другим. В зависимости от того, какою частью человечества, как и зачем используется. Социальные сети и новые возможности коммуникаций подпадают под этот ответ. Мне не кажется, что появление этих новых возможностей для социальных связей и общения меняет психику людей в чем-то существенном. Насколько могу наблюдать, каждый, с гаджетом ли, без гаджета, с компьютером или нет, остается таким, какой есть, а меняется и развивается в зависимости от собственных данностей плюс еще очень многое. Фейсбуки, инстаграмы, компьютерные игры, искусственные интеллекты и прочая меняют не психику нашу, не душу, а среды и способы социальной жизни, задействуя наши разные внутренние потенциалы.
— Требуют ли современные дети какого-то особенного отношения? Требуют ли пересмотра до сих пор существующие концепции воспитания детей с поправкой на реальность цифрового мира, в котором им придется расти?
— Какого-то особенного отношения требовали дети во все времена, вот и в наше тоже. Это особенное отношение можно определить двумя словами: умная любовь. Просвещенная любовь, можно и так. Умной любви всегда приходится быть особенной: сообразованной с особенностями вот этого, именно этого и никакого иного ребенка, и с особенностями положения, в которое он ставится обстоятельствами своей жизни, своей, всегда в чем-то особенной жизненной ситуацией. В «Нестандартном ребенке» я и стараюсь рассказать о такой любви.
Смутно представляю себе, что разумеется под «концепциями воспитания». Какие-то книжные догматы? В жизни они, насколько могу наблюдать, практически не работают. Что ни родитель, что ни педагог, то своя концепция получается, в зависимости опять же от характера, от разных моделей общения и отношений, которые успели внедриться внутрь, от интеллекта, от степени упертости, от состояния в данный момент…
С цифровой реальностью, конечно, считаться хочешь-не хочешь приходится. В разных семьях этот вопрос решают поразному: от строго запретительного подхода до полностью пофигистического. Разумен, думаю, многие со мной согласятся, подход избирательно-дозировочный и присоединительный, по принципу «если не удается подавить восстание, возглавь его». Хорошо, если воспитателю удается быть не только в курсе той цифровой реальности, в которую неуправляемо погружается его воспитанник, но и чуть впереди. Это большой вопрос со многими конкретностями, в которые вряд ли стоит сейчас углубляться.
— Ваша оценка современного уровня психотерапии в России, когда все больше и больше людей осознают, что им необходима такого рода помощь в разрешении собственных проблем? Могут ли они безоговорочно доверять отечественным специалистам и тем методикам, которые они практикуют?
— Уточним сперва, что такое «уровень психотерапии». Я бы предпочел термин шире: психологическая помощь, психопомощь — в разных ее формах, разных масштабах и с разными целями, включая лечебные, сиречь терапевтические. Уровень — это качество, да? Выше или ниже, с плюсом или с минусом, удовлетворяющее или наоборот. Для кого? Для вот этого, одного-единственного, конкретного человека, с которым психотерапией кто-то занимается.
Есть разные формы психопомощи: групповые и массовые, социального масштаба, нацеленные на большие массы людей (некоторые произведения искусства и литературы, некоторые церковные проповеди). Когда так, уровень, то бишь эффективность, результативность, можно определять и количественно: какому проценту людей из данного множества психопомощь помогла, какому нет, какому повредила. Но конечная и решающая инстанция определения уровня психопомощи все равно одна-единственная — вот этот человек, которому помогали, а вышло что вышло.
Так вот, если суммарно говорить, уровень психопомощи во всем мире, во всех странах, в том числе в России, оставляет желать много-много лучшего, безгранично лучшего. Так было во все времена человечества, так и сейчас. Будь иначе, будь уровень психопомощи по ценностной высоте, по глубине воздействия и широте охвата в соответствии с истинной массовой нуждой в ней, и человечество было бы иным, и Россия. Не было бы войн. Не было бы преступности. Не было бы насилия. Не было бы нужды в вооружениях. Не было бы надобности в неимоверном количестве лжи на душу населения. Эк куда замахнулись, скажете, в какие мечты, в какие утопии. А как не замахиваться, если речь идет о реальности, в которой мы живём, — о психологической реальности, не устающей превращать и труд самого гениального психотерапевта в сизифов труд. Для одного-единственного, вот этого человека — нет, конечно же, не всегда в сизифов. На жизнь может хватить.
Но вокруг, но дальше… Где-то с конца восьмидесятых — начала девяностых в России, вослед и вдогонку давным-давно рыночно живущему Западу, начал бурно разворачиваться рынок психологической помощи, психобизнес — с растущей пестротой спроса и предложения, с неизбежной долей цинизма и примесью шарлатанства, обмана и злоупотреблений. Массовая потребность в психопомощи, в советские времена долгие годы загонявшаяся в мрачные, затхлые подвалы психиатрии, наконец вскрылась, вышла на открытый общественный воздух — и тут же навстречу ей хлынул встречный поток делового использования. Кто только не подсуетился к этому мейнстриму, помимо врачей и дипломированных психологов: астрологи, эзотерики разных жанров, самозванные маги и колдуны… Изрядную часть книжных прилавков заполонила и соответствующая литература разного качества, сперва большей частью переводная (чаще плохо, безграмотно переведенная), потом и отечественная, включая и скверно изданные пиратские переиздания и переложения ранних книг вашего покорного слуги. Все это неизбывное море сейчас плещется, волнуется и бушует в социальных сетях, и внутри потребности в психопомощи образовалась отдельная потребностная ниша в ориентирующей навигации по предложениям этой помощи.
Пора остановиться, заканчиваю. Что до методов психопомощи, терапию включая, то хорошо бы о каждом из них каждому из нас знать как можно достовернее и подробнее. А доверять безоговорочно не стоит ни одному. И вообще, если доверять, то никакой не методике, а человеку, человеку-специалисту, с акцентом на слове «человек». А из человеков-специалистов не обязательно тому, кто самый известный, кто всех перерекламил. А тому, кто по той или иной причине вызвал интерес и ощущение возможности доверять лично у вас, понравился лично вам. Доверять-ся (суффикс «-ся» очень важен — не просто доверять, а доверять себя: доверие глобальное, абсолютное) — надежнее всего по старинке: по живой цепочке. Обращаться к тому, кто хорошо помог (помогает) человеку, которого вы доверительно знаете. Хорошо бы сначала как можно подробнее выспросить, в чем помог и как, что вообще за человек, как общается, интеллигентен ли, внимателен ли, благожелателен ли, открыт ли душевно, не слишком ли жаден…
Хорошие специалисты и прекрасные человеки в одном лице есть — их мало, этих драгоценных людей, как и всего драгоценного в жизни, — но они есть. Может, однако, и так оказаться, что и специалист блестящий, и человек хороший, а все равно вам не подходит, по зазубрине какой-то — не ваш, и все. Все мы коты в мешках, и выбирать врачующего друга души (да еще за свои же деньги) всегда риск неизвестной степени, как жениться, выходить замуж или родить ребенка.
Фото из архива Владимира Леви (levi.ru)
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl