Поэт Арсений Тарковский глазами Дмитрия Быкова

ДилетантКультура

Арсений Тарковский

1.

Моё отношение к Тарковскому кардинально менялось трижды и вот сейчас меняется в четвёртый раз. Лет с десяти я узнавал его в основном по пластинкам — книги были не доставаемы. Пластинки действовали магически, как и фамилия: Андрей Тарковский был самым загадочным режиссёром семидесятых и восьмидесятых, и рано взрослевшие подростки этого времени составляли значительную часть его фан-группы. В фильмах он щедро использовал стихи отца, и для многих «Зеркало» и отчасти «Сталкер» остались реализацией стихового видеоряда, развёрнутой иллюстрацией к этим текстам. Тогда Тарковский-старший — особенно при чтении собственным его голосом, удивительно молодым, с лёгким южным акцентом, — завораживал. Способствовало этому и то, что ничего советского в его стихах не было; насколько помню, идеологическое высказывание из него выбили ровно одно, когда в первую книгу требовался так называемый паровоз — идейное стихотворение, свидетельство лояльности.

Чем больше лет ложится мне на плечи,
Тем очевидней светлый мой удел:
Я гражданин державы русской речи,
И русской музе я в глаза глядел.
Такая сила есть в моём народе,
Что я устами новой жизни стал
И счастлив тем, что я не в переводе,
А в подлиннике Ленина читал.

Это принятие Ленина по самой невинной части — по филологической; можно Ленина заменить на Пушкина — ничего не изменится. Стихи так и сяк не ах, но у Тарковского вообще хватает проходных вещей. Это удивительное качество — вроде и написал он немного, и печататься начал очень поздно (на момент выхода первой авторской книги ему, уже известному переводчику, было 55), и строгостью вкуса славился, и тем не менее половина, если не более, опубликованных при жизни стихотворений ничем не отличается от ровного фона хорошей советской поэзии, в которой нет ни силы чувства, ни новизны мысли. Тарковский вообще берёт другим, о чём позже; он уж никак не мыслитель, и сын его тоже в плане идеологическом или философском до обидного банален. Гениальность его в другом, а чтение дневников или слушание диалогов в его фильмах — даже когда он экранизирует интеллектуалов вроде Стругацких, — наводит на печальные мысли об отсутствии метафизической глубины у большей части советской интеллигенции. Как сказал о советских интеллектуалах Отар Иоселиани, «все они были метафизически неграмотны, кроме Эйзенштейна, который продался большевикам».

Добавьте к этим обстоятельствам факт весьма половинчатой, если не скудной, осведомлённости тогдашнего читателя о русской поэзии ХХ века. Если малая насмотренность не мешала оценить Тарковского-сына, поскольку он и на фоне европейского кино был совершенно outstanding, то для адекватной оценки Тарковского-старшего необходимо было знать и Цветаеву (с которой у него был и роман, и поэтический спор), и Мандельштама («Вот этими руками я тащила Арсения из мандельштамовского костра», — с полным основанием говорила Ахматова), и саму Ахматову, и в обязательном порядке Заболоцкого, от которого он был особенно зависим, и Пастернака, мимо которого он как будто прошёл вовсе. И Ходасевича хорошо было знать, потому что самым ранним из публиковавшихся стихов Тарковского были — «Мерцая жёлтым язычком, свеча всё дальше оплывает, вот так и мы с тобой живём — душа горит, а тело тает». Но Ходасевич лет за пять до этого — «Пробочка над крепким йодом, как ты скоро перетлела! Так вот и душа незримо жжёт и разъедает тело». У Тарковского красивее, у Ходасевича крепче, как йод ядовитее воска.

А все эти тексты были малодоступны, поскольку опубликованы только частично, а купить их советский средний класс вообще не мог. Тарковский был как бы их доступным аналогом, и я с двенадцати лет каждую осень твердил наизусть: «Сколько листвы намело. Это лёгкие наших деревьев, опустошённые, сплющенные пузыри кислорода, кровли птичьих гнездовий, опора летнего неба, крылья замученных бабочек, охра и пурпур надежды на драгоценную жизнь, на раздоры и примиренья. Падайте наискось наземь, горите в кострах, дотлевайте, лодочки глупых сильфид, у нас под ногами. А дети северных птиц улетают на юг, ни с кем не прощаясь». Я и сейчас считаю, что это первоклассные стихи.

Но когда стали много печатать запретной и потаённой советской и несоветской поэзии ХХ века, он несколько поблёк, и не только для меня; если его цитатами обменивались в восьмидесятые — в девяностые он оказался потеснён, если не вытеснен, в том числе стихами эмигрантов. У него никогда не было особенной формальной изощрённости, демонстративной и гордой новизны, — и как-то за этим традиционализмом перестало быть заметным его более глубокое новаторство. Словом, на фоне всплывшего материка запретной литературы он несколько поблёк.

В третий раз я его переоценил уже в зрелые годы, которым он вообще ближе, чем восторженной молодости; как Тютчев, он поэт не для юношей, а уж скорей для детей и стариков. Годам к сорока я стал лучше понимать скрытый, сдержанный трагизм его стихов, его отчаяние:

Не пожалела на дорогу соли,
Так насолила, что свела с ума.
Горишь, святая камская зима,
А я живу один, как ветер в поле.
Скупишься, мать, дала бы хлеба, что ли,
Полны ядрёным снегом закрома,
Бери да ешь.
Тяжка моя сума:
Полпуда горя и ломоть недоли.
Я ноги отморожу на ветру,
Я беженец, я никому не нужен,
Тебе-то всё равно, а я умру.
Что делать мне среди твоих жемчужин
И кованного стужей серебра
На чёрной Каме, ночью, без костра?

Это «Беженец», ноябрь 1941 года, тогда таких стихов не писали, не позволяли себе писать, — надо было мобилизоваться, а не жаловаться. Кто позволил бы себе сказать «Я беженец, я никому не нужен»? Кому было дело до беженцев, когда надо было стать героем, воителем? Тарковский позволял себе признаваться в совершенно детском отчаянии, в беспомощности — редчайшая вещь в русской поэзии:

Отнятая у меня, ночами
Плакавшая обо мне, в нестрогом
Чёрном платье, с детскими плечами,
Лучший дар, невозвращённый богом,
Заклинаю прошлым, настоящим,
Крепче спи, не всхлипывай спросонок,
Не следи за мной зрачком косящим,
Ангел, оленёнок, соколёнок.
Из камней Шумера, из пустыни
Аравийской, из какого круга
Памяти — в сиянии гордыни
Горло мне захлёстываешь туго?
Я не знаю, где твоя держава,
И не знаю, как сложить заклятье,
Чтобы снова потерять мне право
На твоё дыханье, руки, платье.

Это опять стихи с огромной и очевидной традицией, с отсылками прежде всего к мандельштамовскому «Твоим узким плечам под бичами краснеть», — но образная система тут своя, а главное, совершенно своя интонация. Что, казалось бы, можно сделать с пятистопным хореем, семантический ореол которого раскрыл почти однофамилец Тарановский, — и с этого момента он навеки повязан с «Выхожу один я на дорогу» и с «Катюшей», в крайнем случае с блоковской «Осенней волей», но вот что-то Тарковский сделал с ним, вписал анжамбеманы, может быть, и на этих стихах стоит бесспорная его авторская метка. Может, отчасти тут дело в шумерской, аравийской, пустынной теме, которая до него никогда с таким отчаянье мне звучала.

Авторизуйтесь, чтобы продолжить чтение. Это быстро и бесплатно.

Регистрируясь, я принимаю условия использования

Рекомендуемые статьи

Дядька императора Дядька императора

В Российской империи воспитание царских отпрысков было делом политическим

Дилетант
Неочевидные причины выгорания Неочевидные причины выгорания

Неочевидные причины выгорания и стратегии, которые помогут с ними справиться

Reminder
«Обалдение полное» «Обалдение полное»

Какими увидели красноармейцев русские эмигранты в Эстонии?

Дилетант
Одна вокруг света: горы, леса и таблички «не входить» Одна вокруг света: горы, леса и таблички «не входить»

111 серия о кругосветном путешествии москвички Ирины Сидоренко и ее собаки Греты

Forbes
Великое нашествие Великое нашествие

Вторжение монголов обратило русских государей в деспотов ордынского типа

Дилетант
Завезенные на Фолкленды лисицы частично заменили истребленных волков Завезенные на Фолкленды лисицы частично заменили истребленных волков

Южноамериканские лисицы частично заняли нишу фолклендских волков

N+1
Сахаров: портрет на фоне эпохи Сахаров: портрет на фоне эпохи

Что заставило академика Сахарова вступить в противостояние с политбюро и КГБ?

Дилетант
Третья мировая война: будет или уже идет? Третья мировая война: будет или уже идет?

С научной точки зрения ядерная зима невозможна

Naked Science
Личное дело Натана Стругацкого Личное дело Натана Стругацкого

В архиве РНБ (бывшая Публичка) обнаружили личное дело Натана Стругацкого

Дилетант
Кристофер Уинн, Papa John’s: «Бизнес в России — это что-то между спортом и войной. Зависит от дня недели» Кристофер Уинн, Papa John’s: «Бизнес в России — это что-то между спортом и войной. Зависит от дня недели»

Кристофер Уинн — какие навыки нужны франчайзи и в чем проблема агрегаторов

Inc.
Курултай для своих, деспотия для чужих Курултай для своих, деспотия для чужих

В Орде русские князья считались бесправными вассалами

Дилетант
Можно ли заниматься спортом во время месячных — а если да, то каким? Можно ли заниматься спортом во время месячных — а если да, то каким?

Спорт во время месячных — йога или высокоинтенсивные тренировки?

Reminder
Жажда правды Жажда правды

Журналистское расследование, открывшее миру голодомор

Дилетант
В статусе «все сложно» В статусе «все сложно»

10 причин женского одиночества

Лиза
Признаки жизни Признаки жизни

Получим ли мы когда-нибудь доказательства существования внеземных организмов?

Вокруг света
Импорт биотического опыления связали с утратой биоразнообразия Импорт биотического опыления связали с утратой биоразнообразия

Бразильские ученые предложили концепцию виртуального опыления

N+1
Участники и сопричастные Участники и сопричастные

Главные действующие лица достигнутых в 1938 году в Мюнхене соглашений

Дилетант
Энциклопедия стиля Михаила Горбачева Энциклопедия стиля Михаила Горбачева

Как идеи перестройки и вкусы одной женщины повлияли на стиль президента СССР

GQ
Тигр русской дипломатии Тигр русской дипломатии

Творчество Дмитрия Левицкого имеет огромное значение для искусства XVIII века

Дилетант
Джим-тоник Джим-тоник

Многогранность Джима Керри притягивает

Playboy
Лучше, чем жизнь Лучше, чем жизнь

Традиционно самыми ресурсоемкими считались спецэффекты для кино

Популярная механика
Запад нам помог Запад нам помог

Помощь «империалистических хищников» спасла миллионы жизней советских граждан

Дилетант
«Дело микробиологов» «Дело микробиологов»

За что арестовали ученых-микробиологов?

Дилетант
Прекрасная эпоха и немного грязи Прекрасная эпоха и немного грязи

Татьяна Алешичева о сериале «Парижская полиция 1900» как гимне бель эпок

Weekend
Три вопроса, которые помогут нам пробудить свою сексуальность Три вопроса, которые помогут нам пробудить свою сексуальность

Что сделать, чтобы вернуть себе страсть, желание и не стесняться своих чувств?

Psychologies
После деления в нейронах оказалось много одноцепочечных разрывов ДНК После деления в нейронах оказалось много одноцепочечных разрывов ДНК

В нейронах происходит большое количество одноцепочечных разрывов после деления

N+1
Земфира, ABBA, Фрэнк Синатра: какую музыку слушают героини Forbes Woman Земфира, ABBA, Фрэнк Синатра: какую музыку слушают героини Forbes Woman

Топ-менеджеры «2ГИС», «Сбера» и других компаний делятся своими плейлистами

Forbes
Леса, озера, черный снег Леса, озера, черный снег

Экологическая повестка захватила западный мир

Эксперт
Звездные мачехи: Ионова, Бородина и другие россиянки, полюбившие детей мужа Звездные мачехи: Ионова, Бородина и другие россиянки, полюбившие детей мужа

Эти знаменитые красотки смогли принять детей супруга от прошлого союза

Cosmopolitan
«Чем больше мужчина вынужден притворяться сильным, тем слабее его эго»: почему мы все должны быть феминистами «Чем больше мужчина вынужден притворяться сильным, тем слабее его эго»: почему мы все должны быть феминистами

Отрывок из книги «Мы все должны быть феминистами» Чимаманды Нгози Адичи

Forbes
Открыть в приложении