«Чем сильнее мы чего-то боимся, тем больше делаем для того, чтобы это сбылось»
Психотерапевт — о тревогах, страхе будущего, синдроме самозванца и чувстве вины
Есть много определений тревоги, но, кажется, лучше всего она укладывается в формулу «беспокойство плюс беспомощность». Беспокойство — из-за того, что еще не произошло. Беспомощность — из-за того, что не можешь предотвратить плохое, будь то старость, расставание, неудача, болезнь или изменение валютного курса. Но есть у тревоги еще одно парадоксальное свойство: внешне обращенная в будущее, внутренне она всегда отражает настоящее. Страх за завтрашний день — это зеркало того, что происходит с нами здесь и сейчас. А перенос этого чувства на день, месяц или год вперед просто позволяет сделать его чуть менее невыносимым. Откуда берутся наши тревоги, что они означают на самом деле и можно ли взять их под контроль — в главе из книги «Между роботом и обезьяной» практикующего гештальт-терапевта Ильи Латыпова.
Знаменитый британский социолог Зигмунд Бауман как-то назвал нашу эпоху «текучей современностью». Мне очень нравится это слово — «текучая». В прошлом мир для простого человека был достаточно прост и понятен. Твое происхождение определяло то, чем ты занимаешься. Родился крестьянином — в подавляющем большинстве случаев им и останешься до конца жизни. Дети ремесленников продолжали дело отцов, и их жизнь регулировалась традицией или, если говорить про европейское Средневековье, цеховыми правилами, которые иногда регулировали даже фасон одежды. Все общества прошлого были снизу доверху зарегламентированы традицией, законом или религией. Это, с одной стороны, ограничивало социальную мобильность, а с другой — обеспечивало ощущение безопасности. Ты не один на один с миром, ты — часть определенной общности людей, и если будешь следовать ее правилам — она тебя примет и защитит в случае возникновения проблем.
Простолюдин мог выбиться в «большие люди», но чаще всего это происходило во времена социальной нестабильности: войн, восстаний, революций, больших перемен в экономическом укладе. Старые связи распадаются, и тебе приходится отчаянно вертеться и искать себе новое место, пробивать собственную дорогу в жизни вместо привычных, проторенных предками колей. С одной стороны, это дает свободу, с другой — постоянную, фоновую тревогу.
С переживанием тревоги есть забавный парадокс: будучи порождением неопределенности и неизвестности, она одновременно не имеет общепринятого и четкого определения. Один из основателей гештальт-терапии, Фредерик Перлз, под тревогой подразумевал остановленное общее возбуждение человека. Чем меньше себе позволяешь выражать возникшие чувства, потребности и интересы вовне или действовать в соответствиисними, тем богаче и интенсивнее у человека внутренняя жизнь. Наверняка вы замечали за собой, что когда что-то кому-то не договорили или не высказали то, что думаем, то проговариваем их уже после, «про себя». Или раз за разом проигрываем в воображении желаемые сценарии развития событий вместо неудавшегося реального взаимодействия. Незавершенные или завершившиеся, но не так, как нам хотелось бы, действия — источник внутреннего напряжения, которое человек распознает как тревогу. Зачастую мы можем вообще забыть о причинах, которые вызвали напряжение, а оно — остановленное когда-то — остается в теле. Так и получается, что тревога — это остановленное возбуждение, при котором мы уже потеряли объект, на который оно направлено. В этом случае лучший способ «профилактики» такой тревоги — учиться или выражать напрямую свои мысли, чувства, эмоции и делать то, что мы хотим сделать, или же, если это по каким-либо причинам невозможно, — честно признаться себе в этом, отгрустить-отгоревать эту невозможность и через грусть — отпустить. Например, если мы не сказали каких-то очень важных слов близким, которые умерли, это может превратиться в общее беспокойство что-то упустить с теми, кто еще жив, или в постоянный страх их потерять. Путь к снижению тревоги здесь — или выразить несказанное вслух (может быть, перед могилой или обращаясь к нему), принимая свою печаль и грусть от того, что не высказали этого ранее, или принять то, что да, не успели, и это очень печально (и это нормально — чего-то не успеть, потому что все мы люди, а не знающие все и вся существа).
Однако чаще под тревогой мы подразумеваем предвосхищение чего-то неприятного в будущем. Но если страх — это ожидание определенной опасности (и мы можем, признав и приняв этот страх, подготовиться к нему), то тревога не имеет ясного объекта, чего бояться. Лучше всего, на мой взгляд, ее передает фраза «что-то страшное грядет». Причем эта тревога может быть как ситуативной, привязанной к текущим событиям, так и общей — постоянное ожидание каких-то непредвиденных, неожиданных плохих событий на протяжении всей жизни. А если события непредвиденные, то мы одновременно лишаемся ощущения контроля над своей жизнью — ситуативного или тотального. Эту тревогу можно назвать «тревогой-ожиданием».
Многим людям знакомо это состояние: чем дольше длится «хороший» период в отношениях или в целом в жизни, тем сильнее нарастает тревога. Как будто обязательно настанет расплата. Поэтому даже в спокойные моменты жизни нет никакого ощущения безопасности, более того, как раз во время скандалов или возникновения сложностей наступает даже некоторое облегчение. Мне это напоминает человека, который в сталинские времена десять лет ожидал в тревоге своего ареста, и когда его наконец арестовали, он впервые за все эти годы уснул на нарах сладким сном младенца.
Жизненный опыт, который приводит к такому переживанию жизни как постоянному ожиданию катастрофы, разный. Один из них — это жизнь в семье, в которой не было принято прямо и сразу, по мере их возникновения, разговаривать о проблемах и своих негативных чувствах, связанных с ними. И тогда периоды затишья между бурными скандалами — это вовсе не мирное время, когда можно расслабиться. Нет, все члены семьи, включая детей, ощущают, что сейчас идет период накопления мелкого и большого недовольства, которое не высказывается. И чем дольше «мир», тем сильнее потом будет взрыв. Худой мир, который вроде как лучше доброй ссоры, в итоге превращался в напряженное ожидание атаки.
Поэтому, как это ни парадоксально, ощущение безопасности человека в мире и в отношениях рождается из возможности прямо, без унижений и без разрыва отношений говорить с близким человеком о своем недовольстве и злости, о своих желаниях и потребностях, обсуждать разногласия. Психотерапевтические группы становятся безопасны не тогда, когда все друг друга хвалят и подбадривают, а когда становится возможным в них говорить о сложных переживаниях, в том числе и в отношении членов группы: «я злюсь на тебя», «я боюсь тебя». Говорить — и не быть отвергнутым с порога, а выслушанным и признанным в своем праве чувствовать то, что ты чувствуешь. Для меня в свое время это было настоящим открытием, кстати. Психологическая безопасность в отношениях порождается свободой, а не запретами, как кажется множеству людей. И тогда периоды мира — это действительно мир, ведь ты точно знаешь — если партнеру что-то не нравится, он об этом скажет и вы сможете это обсудить, а раз не говорит — значит, мир.
Если разговор о себе чреват реальным риском психологического и физического насилия, то никакие самозапреты на выражение «опасных» чувств и мыслей не помогут почувствовать себя в убежище, и мирные паузы между скандалами — действительно предвестники беды. И иногда это проецируется на внешний мир, как будто он нами хронически недоволен и копит-копит свое раздражение, чтобы рано или поздно обрушиться с претензией. Какая уж тут безопасность.
В других случаях тревога-ожидание рождается из популярной идеи жизни как чередования «черных и белых полос» и «если много смеетесь — будете много плакать». Ощущение того, что в этой жизни за все нужно платить и, соответственно, за моменты счастья расплачиваться потом собственной болью и страданием, также порождают постоянное напряжение, и чем дольше хорошее время — тем сильнее напряжение. Некоторые люди выходят из этой ситуации при помощи довольно грустной присказки: «не жили хорошо — нечего и начинать».
Еще можно выделить «тревогу-несоответствие». Эта тревога сопровождает человека тогда, когда мы оказываемся в новых или непривычных ситуациях и не знаем, как нам «правильно» реагировать. Например, люди, которые никогда не имели больших денег, а потом вдруг стали или много зарабатывать, или им на голову свалилась большая сумма (выигрыш в лотерею, наследство, подарок), начинают переживать сильное беспокойство и желание избавиться от этих денег. И избавляются при помощи огромного количества необязательных или импульсивных трат. «Внезапная» большая сумма денег никак не может вместиться в представления о себе самом, не укладываются в идентичность человека. И пока она висит над душой — не видать покоя. Когда деньги исчезают, человек выдыхает, но одновременно приходят досада или злость на себя за бессмысленно спущенные финансы.