Партизаны подлинные и мнимые
Довольно часто авторы, берущиеся за описание событий Второй мировой войны, стремятся одним выстрелом убить двух зайцев: заработать денег и «стереть ещё одно белое пятно». Особо активно обсуждается то, что происходило на оккупированных территориях, в частности, партизанское движение. При этом кто-то отстаивает традиционную советскую точку зрения «на всенародную борьбу с гитлеровскими захватчиками в тылу врага», некоторые же придерживаются иного мнения.
Александр Гогун в статье «Партизаны против народа» категорично и однозначно заявляет о том, что «…поскольку красные партизаны были инструментом тоталитарного режима, находящегося в критической ситуации, то их деятельность была продолжением политики сталинской диктатуры на территории, где коммунистической власти временно не было». Свои слова он подкрепляет фактами жестокого обращения советских партизан с мирным населением. Для этого автора практически всё антифашистское сопротивление является уголовным сбродом.
Не соглашаясь и опровергая данные утверждения, можно ли, однако, полностью встать на точку зрения «историков-традиционалистов»? Конечно, нет. Следует признать, что далеко не все партизанские отряды были безукоризненны в своей деятельности. Об этом ещё в годы Великой Отечественной войны неоднократно писалось в докладных записках и сводках штабов партизанского движения, об этом сообщала советская агентура в тылу врага.
Сотрудники советских органов государственной безопасности, выявляя людей, совершивших различные преступления в годы войны, делили всех партизан на две основные категории: бродячие партизаны и регулярные.
К «бродячим» они относили людей, которые в экстремальных условиях боевых действий поставили перед собой одну задачу — выжить любыми способами и средствами. В 1941–1942 годах в немецком тылу оказалось большое число бывших бойцов Красной армии. Кто-то выбирался из окружения, кто-то дезертировал. Партизанами себя называли не только представители народного сопротивления гитлеровцам. Красную ленточку на головной убор могли нацепить и дезертиры, пытавшиеся пересидеть в лесу войну, и лжепартизаны, выполнявшие задания немецких спецслужб. Но даже и сами советские партизаны были неоднородны.
У первых партизанских отрядов было очень мало опыта. Отсутствие настоящей конспирации и разведки, слабая координация действий, излишняя доверчивость, а иногда и ненужная подозрительность мешали становлению движения Сопротивления. Некоторые партизанские руководители пытались делать не то, что нужно, а то, что было легче осуществить. Так, случалось, что партизаны иногда ликвидировали тех старост, которые были поставлены народом с ведома подпольных парторганизаций. Многие бывшие окруженцы, оказавшиеся в лесах и влившиеся в партизанские отряды, не хотели никому подчиняться. Как отмечало руководство партизанского движения зимой 1941–1942 годов, «росло количество отрядов, всё ещё никому не подчинявшихся. Начались самосуды и анархия. Стали расправляться с теми старостами и полицаями, которых назначала подпольная парторганизация; начались самовольные реквизиции и т. п.».
Нужны были экстренные меры по наведению порядка. Однако на совещании командиров отрядов некоторые из них стали заявлять следующее: «Довольно! Нас предали летом 1941 года комиссары и коммунисты! Больше не удастся! Разве вы не знаете о том, что Сталин договорился с союзниками о роспуске колхозов, об открытии церквей? Больше нами коммунисты не будут командовать!»
На юге нынешней Псковской области настоятелем Успенской церкви села Ловец Невельского района был пожилой священник Фёдор Тонковид. Он служил в селе с января 1942 года и оставил о себе самую добрую память, часто ездил по округе, крестил детей, освящал дома и причащал больных. После каждой литургии он совершал панихиды по погибшим русским воинам.