«Сталин знал, что делал, или заблуждался?» — записки из зала после развенчания культа личности
XX съезд, на котором Хрущев расправился со светлым образом Сталина, стал для многих источником смятения и даже паники. И они принялись задавать вопросы.
Тяжело перестроиться, когда тебе 30 лет рассказывают, что лидер страны — это ее главное богатство, средоточие мудрости и идеал смелости, а потом вдруг сообщают, что вообще-то все наоборот. И что вина за многочисленные преступления против профессий, национальностей и в целом людей ложится на эти только что почитавшиеся до фанатизма плечи.
А ведь так и было: после выступления Хрущева с докладом «О культе личности и его последствиях» 25 февраля 1956 года вся страна неожиданно узнала много шокирующих фактов о своем кумире. Узнала, что Сталин инициировал масштабные репрессии, в частности Дело врачей и Мингрельское дело; что использовал термин «враг народа» для сведения личных политических счетов; что депортировал целые народы, зачастую обрекая их на гибель; что засовывал свое имя куда ни лень: и в гимн страны, и в стихи, и даже премию сменил с Ленинской на Сталинскую; что, в конце концов, роль Сталина в победе в Великой отечественной войне сильно преувеличена.
И если для нас все это уже давно очевидно (по-крайней мере для тех из нас, кто реально оценивает исторические факты, а не приговаривает по любому поводу «при Сталине лучше было»), то люди 1950-х не вполне понимали, как им жить с новыми вводными данными. Особенно те люди, большая часть работы которых сводилась к прославлению роли Сталина в советской истории. В первую очередь это, конечно, историки.
Поэтому, в 1956 году одна из делегатов XX съезда академик Анна Панкратова провела серию публичных лекций для историков и прочих работников «идеологического фронта». На этих лекциях Панкратова попыталась разъяснить изменения в задачах исторической науки, в связи с докладом Хрущева.
Надо сказать, сама академик была ярой сторонницей генеральной линии партии. Настолько ярой, что в 1927 году она публично осудила собственного мужа, тоже историка, указав партии, что он ведет подпольную троцкистскую работу. Более того, когда спустя несколько лет ее скрывавшийся муж захотел тайно увидеться с дочерью, Панкратова навела на него НКВД. Подозреваем, для нее развенчание культа личности также стало личной трагедией. И все-таки товарищ Панкратова попыталась помочь осознать перемены другим людям.
В период с 20 по 23 марта академик прочитала в Ленинграде рекордное за такой короткий отрезок времени количество лекций — девять. Затем еще несколько в Москве. Но помогали они несильно. Ведь, как писала Панкратова позже, «собравшихся предупреждали, что ни прений, ни вопросов не будет допущено». Тогда собравшиеся использовали старый студенческий способ — они передавали лектору записки, надеясь хоть на какие-то ответы.